Прийти на приём к психологу Валентину вынудила странная ситуация во взаимоотношениях с ребёнком. О себе женщина практически ничего не рассказывала, постоянно переключаясь на сына, его отношения к папе (то есть бывшему мужу клиентки), бабушкам, дедушкам, её коллегам на работе и религии. Как это часто бывает на первой встрече, Валентина рассказывала сказку про счастливое детство, идеальную дружбу с мамой и папой, синее небо над головой и вселенское счастье, от которого её отделяет только ребёнок, который «ведёт себя совершенно не так, как положено вести себя детям в десять лет».

Но насколько же отличалось поведение Валентины от выдаваемых её программых заявлений! Да, она улыбалась, да, она рассказывала о своих близких людях тихим и спокойным голосом, но далеко не это интересовало меня. Сразу же к себе притягивала эта убаюкивающая манера общения, за которой совершенно не видно личного отношения к сказанному.

Знаете, среди современных глубоко воцерковлённых женщин встречается такой тип личностей, победивших свои эмоции. Это такие подвижники благочестия, которых невозможно возмутить или оскорбить, они готовы простить любую вашу оплошность, всегда приходят на помощь, никогда не говорят «нет»…  Они очень интеллигентны, начитаны, с удовольствием помогают другим, делясь рассказами о том, как вера их изменила. Но есть одно но, которое вызывает удивление и внутренний протест против такого счастья.

Глаза этих женщин излучают какой-то холодный и отстранённый свет, они напоминают о небе, затянутом тучами, будто кто-то выключил внутри них батарейку, и взгляд стал  немного далёким и отрешённым, а цвет глаз просто невозможно запомнить. Если отвернуться, то остаётся ощущение, будто глаза их сине-серые, прозрачные и безжизненные, что не соответствует реальности. А на мышечном уровне передаются эти зажимы сверхконтроля: лицо и плечи напряжены, из-за чего они становятся частыми клиентами остеопатов по причине болей в шейном отделе позвоночника (и следующих за ними мигреней и изнуряющих головных болей), защемлением нервов и мышечных зажимах в плечах и в районе лопаток.

Они мне чем-то напоминают известную шутку: «Дорогие папа и мама, пишет вам ваш сын дядя Фёдор из Шаолиня. Я обрёл просветление, отказался от оценочного восприятия, поэтому у меня всё никак».

В современной традиции я часто сталкиваюсь с этим несколько искажённым пониманием бесстрастности: отсечении отрицательных эмоций и борьба с мечтаниями и фантазиями, которые могут завести далеко и надолго. Правда, итогом таких упражнений становятся вовсе не мирный дух и радость. Вот почему эти женщины часто так и не выходят замуж или разводятся после успешного воцерковления, а дети их постоянно болеют или начинают себя вести странно или просто невыносимо.

Любую пищу можно прожевать и проглотить, но делать это можно разными способами. Так, многие люди, живущие в разрыве со своими эмоциями, часто глотают пищу кусками, будто засасывают их, игнорируя вкус и запах, не чувствуя голода или сытости. Такая пища плохо усваивается, падая вниз мёртвым грузом и откладываясь на боках и бёдрах.

Так и «пища духовная», так активно заглатываемая в процессе чтения, может не до конца усвоиться, просто резонируя с уже имеющимися проблемами, травмами, установками и стереотипами. Человек никогда не озвучит мысль, которая не живём в нём самом, пусть и на подсознательном уровне. Есть такие известные тесты – дать человеку совершенно нейтральный диалог или картинку и попросить пофантазировать, что там происходит и что будет дальше. Человек всегда начинает говорить о том, что в данный момент и является самой большой проблемой.

Почему же благие намерения приводят к таким безрадостным результатам? Конечно, не берусь описать все возможные причины, и в каждом правиле есть свои исключения, но тенденция такова: вместо стяжания добродетелей эти женщины научились жить в разрыве со своими эмоциями. При чём корни у этих проявлений часто можно найти в детстве или доцерковной молодости. Вот и Валентина ещё в подростковом возрасте сделала этот выбор – эмоции до добра не доводят. А советы из умных книжек лишь легли на благодатную почву.

Если в детстве эмоции ребёнка признаются социально неодобряемыми и просто задавливаются, а не исправляются, если в подростковом возрасте человек не смог справиться с первыми разочарованиями в дружбе и влюбленности, если в семье царил культ оценочных суждений и юридических взаимодействий по системе «кнут-пряник», если родители сами были травмированы и не умели дать необходимый ребёнку уровень эмоциональной поддержки и телесного контакта (перечень этих «если» можно продолжать долго), то возникают предпосылки к отказу от эмоциональной жизни в пользу логики.

Сразу же обращаю ваше внимание, что родители тут не виноваты, и даже если детство было не очень-то солнечным, то можно идти двумя путями. Люди, живущие в этом эмоциональном расщеплении, чаще всего придумывают себе картинку идеального детства, которую они предъявляют всем заинтересованным лицам, будь то психологи, друзья или собственное отражение в зеркале. Так поступают люди, морально пребывающие в детстве (как и память только о «плохом лике» своей матери и мечтах о том, что если бы мать была иной, то было бы счастье). В любом случае, в голове ребёнка живёт картинка об идеальном детстве, всё дело лишь в том, ассоциируется оно с реальными родителями или какими-то другими, мифическими папой и мамой.

Второй путь более сложен, и его под силу пройти только по-настоящему взрослому человеку. Это установление порванных связей между мыслями, эмоциями, телесными реакциями и поступками, образующими единое полотно, собранное из разных деталей мозаики. В результате может оказаться, что любимая мигрень скрывает за собой огромную вытесненную агрессию, за стыдом и головокружением вырастает чувство полного отсутствия так необходимой поддержки, а разговор о таком счастливом детстве заканчивается слезами и желанием чего-нибудь разбить. Думаете, вытесненные, но спрятанные в морщинах и гастритах эмоции могут привести к спасению?

Есть огромная разница между игнорированием своих эмоций (то, что многие понимают под «отсечением») и глубоким внутренним изменением себя, своего поведения и привычных способов коммуникации с миром, в результате которых сохраняется внутренняя целостность человека – то самое целомудрие, которое сегодня почему-то упорно путают с девственностью.

Если говорить о целомудрии – то это как раз образ человека, у которого мысли, слова и поступки не противоречат друг другу и направлены прежде всего на рост собственной личности, а не ломку или угнетение себя и любви к жизни. Вот почему мужья, не обладающие достаточным уровнем мотивации к семейной жизни, сбегают из этого царства Снежной королевы.

И только дети, так тонко чувствующие истинные мотивы поведения родителей, из кожи вон лезут, чтобы отзеркалить её истинные качества и хоть как-то достучаться до своей почти идеальной мамы, победившей не только вредные привычки, но и здравый смысл. Дети – это наши ходячие сиптомы. «Собирают ли с терновника виноград, или с репейника смоквы?» (Мф. 7:16)

К счастью, у людей, способных настолько сильно обуздать собственные эмоции, есть огромная внутренняя сила. Стоит только направить её в нужное русло, и совсем иные плоды не заставят себя долго ждать.  Ведь не просто так Валентина стала такой железной леди – это стоило ей большого труда и искреннего желания приблизиться к настоящей себе.

Наши эмоции, даже самые «плохие» и социально неодобряемые, имеют под собой очень важную диагностическую функцию. Что было бы с нами, если бы мы не чувствовали боль? Помню, в детской энциклопедии была соответствующая картинка: у мальчика, увлечённого чтением книги, полыхала на спине рубашка.

Отрицание агрессии, негодования, злости, апатии могут привести в выгоранию не рубашки, а душевных сил, интереса к жизни, сострадания или подлинной любви, заменяя их на суррогаты. Человек, привыкший к пластиковым чувствам, может легко обнаружить мыльный пузырь вместо того, что он раньше считал благодарностью и смирением. Тем более что истинные чувства всё равно найдут способ дать о себе знать, выползая наружу в виде всевозможных заболеваний.

Вот и Валентина, взяв под контроль все свои эмоции (или, правильнее сказать, предпочитая пресекать проявление табуированных эмоций) оказалась в странной ситуации, когда вроде бы всё правильно, по букве закона и даже вроде бы гармонично, но почему-то муж ушёл, поведение ребёнка вызывает опасения, а на работе просто используют, не давая ничего взамен.

А самое главное – происходит разрыв с собственными желаниями. Валентина для себя лично ничего не хочет, ей не интересны обычные женские развлечения и разговоры, покупки и отдых вызывают чувство вины, общение со старыми подругами утомляет. Остаются только книги (естественно, религиозные, позволяющие поддерживать мотивацию к окамененному нечувствию на необходимом уровне) и бесконечная работа: в офисе, в воскресной школе, дрессировка собственного мировосприятия и воспитание сына в лучших традициях партии.

Вместе с потерей связи с внутренними ориентирами ускользает из сознания и понимание собственных ресурсов, то есть тех дел, которые приносят радость и удовольствие, добавляют жизни вкуса, телу сил, способствуют полноценному отдыху и пробуждают ту особую женскую интуицию, которая буквально открывает женское сердце к восприятию жизни такой, какая она есть, вместе с радостями, проблемами и путями решения. Фактически интуиция – это способность проходить через любую стену, видя цель и обращаясь с препятствиями так, чтобы эти препятствия ни о чём не догадались.

Теряя связь со своими потребностями, Валентине требовался какой-то идеологический костыль, который будет выступать путеводной звездой и великой целью, к которой необходимо двигаться, и не важно, что нет внутреннего резонанса со словами о любви и внутреннем богатстве, которое способно вдохновлять близких людей.

Слова о долге, любви и смирении не несли за собой никакой эмоциональной реакции, больше всего напоминая чтение нерадивым школьником непонятных стихов на латыни. Вроде всё правильно говорит, но в ответ всплывает только Булгаковское: «Веришь ли ты, прокуратор, сам в то, что говоришь?»

Что же делать? Для начала – научиться говорить правду и дать себе право на выражение всего того, что уже живёт внутри. Я не являюсь сторонницей группового употребления матерных слов, но выпускать то, что уже накопилось, придётся.