На прошлой неделе мы успели поговорить о том, что на самом деле скрывается за изобретенным Фрейдом термином «психологическая защита» (способ переживания мира, способ адаптации к реальности) и раскрыть суть четырех первичных защитных механизмов: изоляции, отрицания, всемогущественного контроля и идеализации вкупе с обесцениванием.

Также мы успели узнать, что защиты существуют, чтобы помогать нам взаимодействовать с миром, а не для того, чтобы мы истово срывали их с себя и окружающих. Помните, что начинать тревожиться о том, что человек неадекватно «защищается» можно, если он в 99 случаях из 100 выбирает не вступать с реальностью в прямой контакт, а «защититься» (то есть исказить реальность в своем восприятии) — своим конкретным излюбленным способом. То есть маниакально повторяется один и тот же сюжет, а человек будто ходит по замкнутому кругу, но не замечает этого, подгоняя жизнь под какой-то ему одному известный паттерн.

Вспомним, как распознать первые четыре примитивных психологических защиты.

Повторение пройденного

Если мы имеем дело с изоляцией, то во всех проблемных ситуациях человек уходит в себя, прячет голову в песок, как страус, исчезает со всех радаров (не берет трубку, занимается посторонними вещами, а не делом). В этом случае искажения реальности не происходит, в чем заключается уникальность данной защиты, но с миром абсолютно прерывается контакт.

Если речь идет об отрицании как об излюбленной защите, то человек отрицает свои и чужие чувства или значимость очевидных фактов. Или сами факты в целом. Например, мать ведет неразговаривающего ребенка-трехлетку к врачу, врач ставит диагноз «аутизм», мать думает: «Какой плохой врач!» и ведет его к следующему специалисту. Ситуация повторяется, лечение ребенку не оказывается, время идет и т. д.

В случае с всемогущественным контролем человек идет по головам к  своей заветной цели, берет на себя слишком много, склонен к шапкозакидательству, наплевательски относится к своему здоровью, не умеет рассчитывать силы и средства – свои и чужие, любит строить грандиозные, но при этом невыполнимые планы. Также речь идет о всемогущественном контроле, если человек излишне тревожится по поводу мыслей, чувств, состояний своих близких, принимает на себя ответственность за их судьбу. В общем, ведет себя так будто он центр мира – и в хорошем, и в плохом смысле.

Любитель идеализации склонен очаровываться новыми людьми и впитывать их идеи, как губка, а потом с таким же негодованием свергать кумиров с пьедестала и топтать ногами глиняные черепки. Такие люди могут доверяться первым встречным —  и обманываться или обрушиваться на тех, кто искренне решился им помочь, с необоснованными подозрениями и несоразмерной злостью.

Идеализация и обесценивание не обязательно идут в паре.

«Идеалист» может быть человеком, который витает в облаках и в своей экзальтации так мало отражает реальность, что окружающие вынуждены заботиться о трепетном божьем одуванчике (получается, он крайне эффективно использует свою любимую защиту).

«Обесцениватель» защищается от себя, от других и от мира тем, что сводит к нулю все, что сделал он сам, и/или все, что сделали другие. Ведь если все вокруг ничего не стоит, то и нет нужды бояться это все потерять. Помните песенку: «Если у вас нету тети…»?

Недавно я встречалась в кафе со своим бывшим и рассказала ему между делом, что мне очень нравится имя «Агата» и я считаю его потенциально подходящим для своей будущей дочки (о которой очень мечтаю в перспективе). С бывшим мы приятельствуем, и он даже рисовал приглашение на мою грядущую свадьбу, так что я думала, что вполне могу ему довериться. Но экс неприятно засмеялся и сказал: «Ты что, серьезно? Агата?» — и стал придумывать всякие обидные рифмы к этому довольно необычному имени. Он обесценил мою мечту о ребенке да и само мое стремление стать матерью (тут я подумала, слава Богу, что мы расстались).

Я опешила – в моем окружении осталось крайне мало людей, предпочитающих такой способ общения, зато много поддерживающих и укрепляющих, и это был мой сознательный выбор. Но ступор быстро прошел – далее бывший последовательно обесценил еще несколько фактов из моей жизни, которыми я с ним поделилась, и я поняла, что он просто боится, что у меня все хорошо (в то время, как у него все не очень), что я это спокойно признаю, что мне нравится реальность и что я себя в ней вполне комфортно чувствую. Он не мог самоутверждаться за мой счет и чувствовал тревогу – оттого и обесценивал. Так делают многие.

Пожалейте тех, кто постоянно поступает так с вами, от хорошей жизни окружающих не обесценивают. И не поддавайтесь на эту удочку, а лучше всего – не глотайте наживку. Если спокойно и вежливо давать понять, что с вами так разговаривать нельзя, не на первый, так на второй раз сработает. Не давайте себя унижать ни в коем случае. Молча глотать обиду в таких случаях значит попустительствовать злу и давать человеку запускать в вас заложенное в каждом человеке, по Фрейду, стремление к самодеструкции. Многие из нас, увы, легко внушаемы в силу воспитания, и общение с «обесценивателями» только вгоняет таких людей в депрессивное состояние. Помните, что когда человек вас обесценивает, он говорит в первую очередь о себе.

Я это ты, ты это я

Повторив пройденное, продолжим наше увлекательное путешествие по миру психологических защит. Нам осталось изучить последних трех членов Великолепной семерки. Это:

— проекция;

— расщепление Эго;

— диссоциация.

Проекция – один из самых интересно устроенных механизмов психологической защиты, так что на нем стоит остановиться чуть подробнее, чем на двух других членах Великолепной семерки.

Эта защита состоит из трех компонентов: собственно проекции, интроекции и проективной идентификации. Рассмотрим каждый из компонентов этой защиты.

1) Проекция

Младенец, который переживает боль, не думает: «У меня что-то болит!» Он думает: «Боль!» Чувствуете разницу? У него нет ощущения себя. «Я» и мир в этот период для младенца одно. Для любого ребенка это вполне естественно – все мы рождаемся на свет в психологическом слиянии с матерью, с которой девять месяцев физически составляли единое целое. Это слияние помогает матери чувствовать ребенка и удовлетворять его потребности. Позже, если все идет нормально, ребенок сепарируется от матери (это, пожалуй, один из самых важных этапов в развитии человека), осознает ее отдельность от него и свою собственную отдельность от мира.

Но в тот момент, когда младенец еще совсем крошечный, он приписывает свою боль от колик в животе всему миру. Это и есть механизм проекции — процесса, в котором внутреннее ошибочно воспринимается как приходящее извне.

У проекции, как и всех остальных защит, есть светлая и темная сторона. Светлая сторона проекции – в нашей способности к эмпатии. Чужая психика – герметичный сосуд, запаянная ампула, проникнуть в нее невозможно, мы можем лишь представлять себе, что чувствует другой человек, проецируя на него свои чувства и свой жизненный опыт. Проекция помогает нам сопереживать и сочувствовать. Особенно мощно проецируют влюбленные, у которых на раннем этапе развития отношений границы личности становятся взаимопроницаемыми.

В этот момент до предела обостряется интуиция, люди испытывают переживание мистического единства (то же зачастую происходит и в храме при массовых богослужениях), обнаруживают друг с другом небывалое сходство, фактически сливаются в одно, как младенец с матерью. Но рай на земле невозможен, сепарация неизбежна – и рано или поздно влюбленные наталкиваются наконец друг на друга реальных. Наступает временное разочарование. Вместе остаются устойчивые к нему люди, готовые встретиться с жизнью лицом к лицу.

Можно сказать, что в отношения изначально вступают четверо: она, она и их проекции друг на друга. Карл Густав Юнг даже разработал схему, согласно которой мужчина проецирует на женщину свою Аниму – внутренний женский образ, а женщина на мужчину — своего Анимуса. Частично наши проекции совпадают с реальностью: все-таки влюбляемся мы не только в свое воображение, но и в человека. И выбранный нами партнер может действительно совпадать по многим параметрам с нашим внутренним героем.

Прошедшие через огонь, воду и медные трубы первоначальных проекций пары обычно живут долго и счастливо. Проблемы возникают в том случае, если, например, мы проецируем свое внутреннее содержание на совершенно неподходящий объект. На недоступного мужчину (батюшку, актера, певца) или на человека, который ну никак не подходит под образ, но старательно укладывается нами в прокрустово ложе. Он плевать на вас хотел и не звонит неделями, а вы все выискиваете ему оправдания. Или пытаетесь изменить возлюбленного всеми возможными способами, если он не вписывается в вашу проекцию. Или оправдываете плохое к себе отношение.

За проекциями сложно увидеть живого, уникального и неповторимого человека, так что они могут обеднять отношения и выстраивать между партнерами стену непонимания. Проекция — это еще и «Все мужики сво…» и «Все бабы дуры». Проекции это и наши представления о семье, почерпнутые из родительских отношений (откуда вашему партнеру знать, как делал ваш папа?) Проекция — это и наше представление о том, что должен делать настоящий мужчина, почерпнутое из социума.

В общем, иногда ее стоит задвинуть подальше и сменить розовые очки на очки с диоптриями, чтобы познакомиться со спутником жизни «в оффлайне», а не в виртуальной реальности проекции.

Позволить другому быть собой – это роскошь (мы склонны плохо справляться с реальностью и все жаждем из нее улепетнуть). Но эта роскошь очень облегчает жизнь и зачастую открывает дорогу истинной любви. Однако не стоит пытаться избавиться от проекций в принципе – они дают пищу нашему воображению, дарят вдохновение, они подпитывают наше восхищение партнером, дают возможность ему сопереживать.

В общем, как и любое обоюдоострое оружие, проекции требуют умелого обращения и понимания, что к чему.

Если для человека проекция является основным способом приспособления к миру, то можно говорить о параноидном характере. Из проекций собственной подавленной и непризнанной Тени (случай, крайне распространенный в наших широтах) растут различного рода ксенофобские настроения. Образ внешнего врага целиком состоит из спроецированной вовне Тени.

Гомофобы-мужчины стесняются принять в себе женственность и эмоциональность и ненавидят людей нетрадиционной ориентации, которые, по их мнению, осмелились это сделать (это, кстати, не во всех случаях верно). Ненавистники иммигрантов с помощью проекций избавляются от необходимости искать причину своих жизненных неудач. Также на иммигрантов проецируются негативные качества, которые трудно признать в себе (например, агрессивность или неопрятность). Ревнители веры, яростно выискивающие кощунников и еретиков, сами сомневаются в истинности своих взглядов. И так далее.

Когда человек ругает кого-то особенно яростно и настойчиво, явно повторяясь,  – прислушайтесь. Он, без сомнения, говорит о себе, просто надо научиться переводить с его языка. Если ваш близкий постоянно приписывает кому-то из вашего окружения какие-то качества – негативные или позитивные, то, скорее всего он спроецировал их и не готов признать их в себе. А в других эти качества вызывают зависть, которая влечет за собой раздражение.

Интроекция – это процесс, обратный проекции. В ходе его идущее извне ошибочно принимается за происходящее изнутри. Интроекция, протекая в благоприятной форме, позволяет ребенку впитать реакции, аффекты и формы поведения значимых взрослых, чаще всего, родителей. В основе наших установок лежит механизм интроекции. Он начинает действовать задолго до того, как ребенок принял решение быть таким, как мама или папа, и может со стороны выглядеть весьма мистическим (когда малыш копирует ваши взгляды, жесты и интонации трудно не удивиться). В ходе интроекции чужое начинает восприниматься как свое, как неотъемлемая часть личности.

Негативная сторона интроекции ведет к саморазрушению. Самый известный пример подобного – «идентификация с агрессором», по Фрейду. Говорят, что нет худших надсмотрщиков, чем бывшие рабы. В основе их жестокого поведения лежит интроекция. Психика, стремясь защититься от мучений и овладеть своим страхом и страданием, перенимает негативные черты агрессора: «Я не жертва, я наношу удары и я могущественен». Если человек стал садистом, то вполне вероятно, что когда-то он ужасно пострадал сам. Например, мой отчим регулярно поднимал руку на мою мать, но его в детстве постоянно унижала и мучила его собственная родительница. Человек вырос покалеченным, а моя мама интроецировала его плохое отношение к ней по-своему: она принимала на себя вину и считала, что так с ней и надо обращаться.

Еще один негативный аспект интроекции, который может привести к патологии, связан с горем и отношением к депрессии. Когда мы кого-то любим, он становится частью нашей идентичности, нашего «Я». Мы даже начинаем определять себя как «жена Андрея», «мать Анны» и т. д. Если этот кто-то покидает нас (уходит или умирает), мы переживаем это как собственную маленькую смерть. В нашем внутреннем мире образуется дыра, сквозь которую уходят все жизненные силы. Кроме того, стремясь воссоздать присутствие любимого объекта, вместо того, чтобы его отпустить, мы становимся поглощены вопросом о том, в результате какой ошибки или греха он ушел от нас (к вопросу о всемогущественном контроле).

Притягательная сила этого обычно неосознаваемого процесса – в надежде, что, поняв и исправив свою ошибку, мы вернем человека. Тем самым мы будто лишаем его права решать, отнимаем свободную волю. Он существует только внутри нас. Так мы избегаем горя – активного переживания утраты с последующим смирением перед ней. Если же человек не способен отделиться от образа любимого существа и продолжает быть слитым с ним (мисс Хэвишем в «Больших надеждах» Диккенса, муж госпожи Эммы Бовари Шарль, Анна Каренина на поздних этапах романа с Вронским), то он будет ощущать себя потерянным, ушербным, несчастным, истощенным. Но следует понимать, что так он уменьшает свою тревогу от переживания реальности, в которой потеря произошла, —  и тем самым провоцирует у себя возникновение депрессии.

Депрессивные люди – это еще и те, кто упорно не желает расставаться с переживаниями раннего периода жизни, в котором присутствовали неудовлетворительные объекты (попросту – плохие родители). Если вся его идентичность состоит из детской травмы («Я так много перенес!»), то человек будет постоянно ныть и ссылаться на беды из прошлого, снимая с себя ответственность за настоящее. По тому же принципу люди идентифицируются и со своими болезнями.

Самый «тяжелый случай» работы проективного механизма описан психоаналитиком Мелани Кляйн и называется проективной идентификацией. Это когда мы не только воображаем нечто о другом человеке, но и всеми доступными средствами заставляем его действовать привычным нам образом. Говорят, если ждать предательства, то обязательно дождешься. Вот, это и есть проективная идентификация – если вы маниакально выискивали на рубашке супруга, вернувшегося с работы, следы помады, выворачивали его карманы, постоянно говорили ему, что вас не обманешь, что все мужики изменяют и он ничем не лучше, запрещали ему поднимать глаза на улице и постоянно во всем подозревали – не удивляйтесь, что он наконец сдался и оправдал в какой-то момент ваши худшие ожидания. Вы его просто уломали.

В ином случае вам пришлось бы менять вашу страшную, но такую родную и привычную картину мира. А такая ситуация бессознательным воспринимается как символическая смерть. Уж лучше измена. Проективная идентификация способна работать как самоактуализирующееся пророчество: «Рано или поздно ты меня бросишь», «Меня обязательно уволят», «Меня все хотят обмануть», «На улицах вечером одни жулики и грабители» — парадоксально мы чувствуем себя спокойнее, когда наши внутренние установки, обычно идущие из детства, претворяются в реальность. Так сказать, мечты сбываются.

Я помню, что в своих первых отношениях я постоянно ощущала тревогу и недоумение – они рассеялись, когда я обнаружила, что партнер мне неверен. А когда он наконец бросил меня, я безумно переживала полтора года, но сразу же почувствовала себя увереннее – произошло то, что и должно было произойти. Бессознательно я была убеждена, что со мной возможна только одна форма взаимодействия – я люблю, а меня бросают. Это шло из нелегкого детства, к другому я была не приучена. И в конце концов «убедила» искренне любившего партнера так поступить. Когда точно такая же ситуация повторилась в моей жизни пять лет спустя абсолютно зеркально, я крепко задумалась.

Такие прочные паттерны успешно разрушаются, пожалуй, только в терапии, где на другом конце провода специально обученный психоаналитик, который умеет справляться с подобными ситуациями и установками. Обычному человеку бывает весьма сложно выдержать эмоциональный напор проективной идентификации в ее крайнем проявлении. Один мой знакомый был уверен, что любовь живет три года – и каждые три года его бросала девушка. Девушки – все до единой! – начинали с горячего желания быть с ним вместе навсегда, но за три года он успевал им проесть плешь своей теорией. И практикой. Он отталкивал их, грубил, гадил, подкалывал, постоянно напоминал, что они его обязательно оставят, флиртовал с другими, провоцировал – и получал в итоге ровно тот результат, которого добивался. А кто бы выдержал?

Бороться с проективной идентификацией все равно что бороться с ветряными мельницами – даже в сказке «Красавица и чудовище» последнее искренне хотело быть расколдованным, а тут этого желания и в помине нет – на бессознательном, а значит очень мощном уровне.

А о расщеплении Эго и о диссоциации мы с вами поговорим на следующем приеме в кресле у психоаналитика-непрофессионала. До следующего сеанса, наше время истекло.