Ну, наконец-то!
Снимаю трезвонящую домофонную трубку.
—   Я!
Что-то она припозднилась сегодня. И голос какой-то резкий. Расстроенный.
Эх, Маня, Маня… Что у тебя приключилось на этот раз…

За стеной недовольно ворчит лифт. Поднимается. По его гудению можно безошибочно определить, куда он едет — вверх или вниз. Вверх — всегда труднее. Даже если он везет такую пушинку, как моя дочь…

Еще 20 секунд… Из зеркала в прихожей на меня  смотрит брюнетка с короткой стрижкой. Если не заглядывать в паспорт, ей вполне можно дать 35. Если подойти ближе — под 40. Сетка морщин возле глаз, складочка над губами… Губы… Мне совсем не нравятся эти губы… Какие-то тонкие… злые… Хотя с этого ракурса вроде бы ничего…

Пятна! Опять на зеркале эти пятна! Такое ощущение что кто-то специально лапает его пальцами, а потом наводит разводы! Неужели так приятно смотреть на грязное отражение? Надо будет устроить разгон девчонкам…

Дверная ручка щелкает и поворачивается.

— Я ее ненавижу! — едва переступив порог,  выпаливает Маруся.
— Манечка, что случилось?
— Она дура! Мам, у нас пистолет есть? Я хочу ее грохнуть!
— Пистолетов — море! Тебе какой: розовый или желтенький?

Моя дурацкая шутка, кажется, немного гасит ее агрессию. Раз «выдаю» оружие – значит, союзник. Уже легче. Один в поле не воин. Мне прощается даже «несерьезное» отношение к ее серьезной проблеме. Вдох-выдох. На пол с грохотом летят скинутые с ног туфли. Тяжелым мешком падает сброшенный с плеч рюкзак.

— Давай, мой руки. Сейчас расскажешь… Голодная?

Дочь отрицательно качает головой. Устало топает в ванную.

Ох уж эта школа! Как-то не задался  у нас этот год. С самого его начала. С трудом встаем. Через силу идем…  За уроки садимся нехотя… А ведь в начальной школе все было иначе…

Маруся вяло ковыряет жареную картошку.

— Мам, а за что Елена меня так не любит? Я сегодня весь урок руку тянула, а она меня только раз спросила. А после за работу на уроке Гале пятерку поставила, Артему и Коле Грибову. «Молодцы, — говорит, — ребята, всем надо на них равняться. Только они всегда и работают». А сама на меня ехидно так смотрит… Знаешь, как мне обидно было!

А-а! Вот оно что! Елена… Математичка и наша новая классная. О Елену Маруся впервые «споткнулась» пару недель назад, в конце сентября, когда она попросила нескольких человек подготовить ей презентацию. Дочь отказалась, сославшись на занятость. Ей ответили, что с таким отношением к школе она вообще может в нее не ходить. Маруся учительницу простила. А вот та ее, видимо, нет…

О том, что у Елены Ивановны есть свой, особый метод работы с детьми, я знала из рассказов своей старшей дочери. Говорили о том и родители. Правда, как-то очень тихо, по-свойски. Потому что касалась проблема всего-то нескольких человек.  Сначала одного. Потом другого… третьего… Нет, на них не кричали и, упаси Бог, не поднимали руки. На протяжении недель или месяцев нелюбимец мастерски уничтожался морально. Его игнорировали, занижали оценки, периодически делали дураком. Такие «изгои» были практически в каждом классе. И, видимо, на протяжении многих лет. Я лично знала двоих, кто, не выдержав прессинга, перевелся в другие школы.

Кто и за какие «заслуги» попадал к Елене в немилость, сказать не берусь, за исключением того, что инакомыслие учительница не принимала в принципе.

В открытую войну с математичкой ввязываться никто не хотел. Почему? Наверно потому, что такого рода вину фактически доказать очень сложно. Проще было задобрить. Родители рассказывали, что она с удовольствием принимала подарки. А еще ее можно было нанять в качестве репетитора. Тогда ребенок тоже автоматически переходил на положение «любимца». Почему-то все эти способы гармонизации отношений оказывались куда более действенными, чем диалоги. Зачастую дети сами убеждали родителей не приходить в школу. После таких  разговоров им обычно становилось еще хуже.

К моей старшей дочери свой исследовательский интерес эта принципиальная дама проявила сразу, как только у дочки стали появляться зачатки индивидуальности, пусть даже в такой странной, но понятной для подростка форме. Ярко-рыжие волосы, высоченный каблук, японский язык, увлечение субкультурой… Повзрослевшая Вика держалась чуть в стороне даже от одноклассников. В школе было неинтересно. Но училась она на 4 и 5. Математику зубрила как проклятая. Это был единственный шанс сидеть на уроках Елены с гордо поднятой головой.  Выпустилась, получив за ЕГЭ 87 баллов.

И вот теперь слезы на глазах младшей…

— Мам, переведи меня в другую школу…
— Это всегда успеется… Давай попробуем разобраться…  Может, ты просто неправильно отвечала?
— Правильно! Мы сто раз уже эти примеры решали! Она мне мстит!

Тупик… С одной стороны, я не должна уронить авторитет учителя. С другой — должна защитить собственного ребенка. В предложенной ситуации это чертовски сложно, потому что на самом деле обеими ногами я УЖЕ СТОЮ  на стороне дочери. Понимаю, что, скорее всего, она что-то не договаривает или, наоборот, слишком сгущает краски. Правда одного всегда однобока… Но… сама суть словосочетания «месть учителя» кажется мне просто чудовищной.

Учитель… Мастер… Мудрец… Все эти слова — синонимы. Он может наказать, может поощрить (человеку необходимо осознавать свои промахи и успехи). Но поступки его и мысли априори должны быть честны и искренни.

За свою жизнь не раз убеждалась в том, что нет неинтересных предметов, есть неинтересные преподаватели. Каковы бы ни были врожденные таланты и склонности, личность учителя была и остается определяющим фактором на пути познания мира. Один не в состоянии удержать внимание и горстки людей. Другой, не повышая голоса, в легкую «зажигает» аудиторию в несколько сотен. К такому тянет. Его мнение авторитетно. И вот как раз такому под силу пробудить в слушателях интерес, желание понять, разобраться, стать профессионалом.

Пробудить интерес… К химии, к математике, к литературе, к истории… Если учителю это удается, полдела сделано. Ведь не будет интереса – не будет проку… Успех приходит только в том случае, если делаешь что-то с душой. А душу невозможно вкладывать из-под палки…

Помню, как полгода назад меня приятно удивила статья о нестандартном подходе к делу одного молодого директора. Провинциальная школа, куда он был назначен на должность, числилась в отстающих. Непрестижно в ней было учиться, непрестижно работать. За пару лет ситуация изменилась в корне. Первое, что сделал новый директор — повысил зарплату учителям и одновременно объявил конкурс. Лично проводил собеседование с претендентами и в результате набрал одних «зажигалок». Почти все они оказались не мастодонтами с высоченными категориями и огромным стажем, а молодыми, еще не растратившими пыл педагогами. Теперь в школе нет скучных уроков и скучающих учеников. А учиться там стремятся дети со всей округи.

— Мам, так ты поговоришь с Еленой?

Маруся прерывает поток внутренних рассуждений, возвращая меня в реальность.

— Не знаю. Одних обвинений мало. Нужны аргументы.

Главным и, пожалуй, единственным нашим аргументом, как и в случае с Викой, стало доскональное знание предмета. Дочь занималась математикой ежедневно, даже в каникулы и выходные. Ее репетиром стал дед. Инженер в прошлом, он дотошно объяснял ей, как раскрывать скобки, складывать и вычитать дроби, решать уравнения… Пробелы ликвидировались сразу по мере их поступления.

Благодаря отцу в свое время и я имела по алгебре твердую четверку…

Моей реальной проблемой в школе были литература и русский. Тогда даже в страшном сне я не могла представить, что когда-нибудь буду зарабатывать на жизнь пером. Все 10 лет что-то писать для меня было пытке подобно. Переоценка произошла позже. В училище, куда я поступила по окончании школы, был удивительный педагог. Неожиданно выяснилось, что, оказывается, русским языком можно заниматься долго и в удовольствие, а сочинения писать не только по «Поднятой целине» или творчеству Маяковского, а по темам, которые реально волнуют.

И я пошла на филфак…

Учителем русского языка в средней общеобразовательной школе я проработала только три года. Ушла сразу, как поняла, что «огонечек потушен». Помню, не вылезала из магазина педкниги, стараясь отыскать для уроков что-нибудь интересное. В начале 90-х компьютеров не было. Дети — народ благодарный. Окружали на переменах. Делились секретами. Тогда в моде были анкеты. В общей тетради фломастером писали вопросы: любимый фильм, любимый цветок и так далее до бесконечности. Такие анкеты мои ребята приносили и мне. Заполняла! Не без гордости читая о том, что своим любимым предметом многие из них считают русский язык.

Кирилл… Он учился в одном из классов в параллели, где я работала. Кажется, это был 5 «Б». Красивый мальчик из благополучной семьи. Одет с иголочки. Дорогой рюкзак, заграничные карандаши и ручки… Он не был выскочкой, не был зубрилой…

Странно… мой избирательный  разум вычеркнул его из сознания без малого на 20 лет … Но кроме оперативной, оказывается, еще есть и постоянная память….

Кирилл  никогда не кучковался возле учительского стола на переменах. На уроках редко поднимал руку, несмотря на то, что тему обычно знал. По другим дисциплинам у него были исключительно «4» и «5». «Пятерок» больше. После того как он получил по русскому «2» за четверть, родители перевели мальчика в другую школу.

Только сперва ко мне пришла его мама. Когда она зашла в класс, стало сразу понятно, что Кирилл ее сын. Стройная, красивая, стильная, лет на 10 старше меня. Она держалась со мной непринужденно и уважительно. Спрашивала, откуда взялось столько «неудов». Я смотрела нее с тщательно скрываемым восхищением и отвечала, что ее ребенок не знает русского языка, сочинения пишет на полстраницы и левой ногой, прогуливает уроки. Он действительно таким был. Вернее стал. Не помню, за что я поставила ему первую тройку. Потом была следующая. Потом он пришел с невыученным уроком…и получил уже «2». Он ничего у меня так и не попросил. А я тогда так и не остановилась…

Когда я собралась в школу к дочке, эта история еще была погребена в завалах памяти. Разуму не выгодно, чтобы человек испытывал угрызения совести. Ведь однажды дух может прозреть и вырваться из-под его контроля. Разум (не ум!) всегда стремится  оправдать наши промахи и логически объяснить почему мы НЕ… Не протянули руку, не согрели словом, не удержались от очередного соблазна… Про коварность интеллекта гениальнее, чем в «Матрице» сказать невозможно. Но тогда я еще не понимала язык Вачовски…

В школе я долго разговаривала с директором. После беседы с ней ситуация изменилась. За первую четверть Марусе поставили по математике «три». За последующие и за год – «пятерки». До сих пор не знаю, что привело нас к этому  результату: ежедневный труд деда и Мани, тот диалог или все-таки спонтанный мой блеф. Когда я вдруг отчетливо поняла, что директор знает о случаях детской травли, но изменить ситуацию не может (или не хочет?), я ляпнула ей про вынужденность  журналистского расследования.

В скором времени отношения с математичкой у дочки наладились. Во всяком случае, в школу она ходит «без пистолета». Есть ли в классе кто-то, за кем закрепили «освободившееся» марусино место, не знаю. Думаю, если бы это случилось, Маня бы рассказала.

Говорят, люди, которых мы встречаем по жизни – наше отражение. В их поступках, суждениях, характере и даже внешности мы можем разглядеть сами себя. Но этого обычно не происходит. Потому что каждый из нас не настолько груб, не настолько глуп, не настолько подл, не так равнодушен…

Вместо маленького круглого зеркала в моем коридоре теперь встроенный зеркальный шкаф. Я протираю его намного чаще, чем то, в деревянной раме. Только вот почему-то пятен на этом огромном, в полный рост, зеркале становится все больше и больше…