Для начала — несколько слов о структуре благотворительности в России. Сразу укажу, что в данном случае речь не идёт о экологических программах, на которые тратится большая часть российских благотворительных денег (согласно отчёту CAF), а только о помощи людям.

Примерно два трети денег, которые затрачиваются на благотворительность, непрозрачны, то есть никто толком не знает, куда и как они используются. Это, например, средства фондов, созданных при крупных юрлицах или каких-то богатых людях. Эти фонды никому и ни о чём, кроме своих учредителей и основного жертвователя, не отчитываются, да в общем-то, и не должны.

Есть также благотворительность «дикая», то есть просто граждане, которые сами где-то что-то для кого-то собирают — в соцсетях, по знакомым, на форумах на личные счета и под честное слово. Эти деньги никто не считал, уследить за ними сложно, и о них мы также сейчас не будем говорить.

Оставшиеся средства проходят через организации, которые занимаются массовым сбором пожертвований частных лиц и организаций и не скрывающих ни своей деятельности, ни своих денег. Это самая заметная и самая честная благотворительность. И собственно о ней мы и поговорим. Точнее — о занятых в ней людях.

Начиная работу фонда «Предание», я ничего не знал о том, какова современная российская филантропическая сфера. Ну, то есть я знал, что на свете существует фонд «Подари Жизнь», учреждённый двумя актрисами, что есть отдел церковной благотворительности, а ещё есть deti.msk.ru и наш программист Вадим когда-то там работал и рассказывал про строгую начальницу Лину. Также я видел, что Майя Сонина регулярно пишет в ЖЖ какие-то ужасы и просит то денег, то помощи, что Таня что-то такое делает в РДКБ, Аня регулярно жертвует, а Алла даже возглавляет какую-то неизвестную мне организацию благотворительного характера. На этом внятные знания заканчивались.

А вот когда началась работа, мне понадобилось по какому-то вопросу, что называется «проконсультироваться с коллегами», началось самое интересное. Начинаю листать записную книжку — кто может что-то знать о том, куда обращаться, ну, например, больному лёгочной аплазией, гражданину Украины? Майя, Таня, Аня, Алла, Вика, Екатерина, Юля… Ни одного мужчины, который был бы глубоко связан с этой сферой, не нашлось ни в первый раз, ни в пятый.

Это был, так сказать, первый звонок. Он меня удивил, но, подумал я, может это у меня просто записная книжка такая.

Второй звонок был куда громче. Когда я первый раз пришёл на встречу благотворительного собрания «Все Вместе» (это объединение благотворительных фондов), я был несколько смущён. Даже обескуражен и раздосадован. Потому что оказалось, что в российской благотворительности — одни женщины. Вот так вот заходишь в зал — слева Катя Бермант, справа Сарра Нежельская, напротив Ольга Пинскер. И таких красавиц полный зал — Маша, Мавлюда, Виктория, Карина, Светлана, Ирина, Дилноза и далее сплошные женские имена. Одинокий Володя Хромов из СВОД (кажется, это был он) на этом фоне как-то совсем потерялся.

На тот момент в собрании было что-то около 30 организаций. И мы с братом были среди присутствовавших чуть ли не единственными мужчинами. И вообще единственными, в чьей организации количество работников-мужчин была не ниже аналогичного числа женщин.

А потом началось рабочее совещание уважаемого благотворительного собрания. И к ощущению собственной антропологической неполноценности добавилось переживание острой профессиональной несостоятельности. Потому что собравшиеся обсуждали дела до которых мы и не мечтали дорасти тогда, и, по большому счёту, не доросли сейчас. Кто-то рассказывал про полученные от благотворителей деньги и подарки, какие лагеря, программы и акции проведены. У других волонтёрские группы доехали до каких-то совершенно диких детдомов и особо закрытых отделений самых мрачных интернатов. Рассказывали о контактах с какими-то заграничными организациями, концертах, выставках и презентациях. Вот Ася, которая получила приз как лучший благотворительный журналист, договорилась с Яндексом о бесплатном показе баннера. У Джамили проблема, ей отдали машину йогуртов, которые надо срочно использовать, пока не испортились. Татьяна и Маша выиграли грант для фонда Живой. А вот Лиза и Оля, которые занимаются помощью старикам, хотят вступить в собрание. А вот Катя Чистякова, про которую можно ничего не рассказывать, потому что все и так всё знают.

Всё так и есть — мужчин в этой сфере работает исчезающе малое количество.

Если наугад выбрать несколько фондов, то получается следующая картина:

— фонд «Настенька». Пять сотрудников, все женщины

— Интернет-фонд Помоги.Орг. Четверо сотрудников, один мужик

— Фонд помощи хосписам «Вера». Ни одного мужчины в разделе «Контакты»

— Фонд «Подсолнух». Та же история, мужчины есть только среди волонтёров

— Один из старейших и наиболее эффективных, фонд «Созидание». Все сотрудники — женщины

Есть и организации, где мужчины играют более серьёзную роль — Даниловцы и Клуб Волонтёров, фонд «Предание», но они в очень явном меньшинстве.

Даже и собрание «Все Вместе» учреждено, организовано и возглавляется женщинами. Старейшую тематическую радиопрограмму «Адреса Милосердия» придумала Ольга Суворова, а ведёт Ольга Пинскер.

Эта ситуация печальна, и в своей печальности она вполне типична. То же самое происходит, например, в младшешкольном образовании, где учителя-мужчины редки, а за пределами столичного региона — встречаются как исключение. Дело тут, кажется, не в отношении к добрым делам или маленьким детям, а в отношении к эмоциям вообще в России.

Профессиональная благотворительность со стороны кажется чем-то средним между психотерапией и соцработой. Изнутри к этому прибавляется обилие скучной бухгалтерии и организаторской деятельности в стиле «где бы нам срочно найти добровольца, чтобы за спасибо полдня по морозу побегал». В целом — эмоционально затратное, финансово неприбыльное и «немужское» занятие. И оно зачастую невозможно без своего главного топлива — чувства сострадания. Невозможно долго вариться в чужом горе на одном чувстве долга или сознании важности своей миссии. Особенно последнее — плохой мотиватор, потому что довольно быстро вскрывается нерадостная картина: все наши усилия — не более чем заплаты на тришкин кафтан, и бездонную бочку человеческих бед заполнить никому не удастся. А чтобы помочь хотя бы некоторым, надо искренне сочувствовать, надо быть просто по-человечески добрым, не бояться и не стесняться этого.

Но в России не принято, чтобы мужчина был добрым в этом смысле. Не принято, чтобы он был понимающим и сострадательным. «Настоящий мужик» не то, чтобы злой — он просто суровый. Его первейшая добродетель, именуемая «знание жизни» и выражающаяся в серьёзно-напряжённом выражении лица, веском слове и тотальном неверии окружающему миру — обязательный компонент успеха, непременный атрибут имиджа. Улыбаться — не по-мужски, доверяют лохи, плачут девочки, действовать под влиянием эмоций значит обрекать себя на неудачу, а рассчитывать следует исключительно на самого себя. И в других подобный расчёт следует поощрять, а с халявщиками нещадно бороться.

Юная девочка, которая посещает больных малюток, вызывает понимание и умиление. Взрослая женщина, которая тратит своё время и силы на помощь каким-то посторонним ей людям — подозрение в нерешённых внутренних проблемах и обилии свободного времени, но не более того. А мужик, который легко отзывается на чужую боль, активно сочувствует и вообще «утирает сопли» — странен собратьям по полу, вызывает подозрения, что он «как баба», да и вообще занялся не своим делом — его дело деньги зарабатывать. К тому же мужик никогда ничего ни у кого не просит, а работа в благотворительности включает в себя хождение по адресам с протянутой рукой как почти обязательный компонент.

Для мужчины вполне позволительно помочь нуждающемуся — но именно что разово, лучше всего деньгами или какой-то простой услугой и без лишних рассуждений, выяснений и особенно сантиментов. А вот сочувствовать, особенно деятельно — как-то некомильфо, уже не укладывается в имидж. Купить для детей подарки — нормально. Поехать в детский дом, там общаться с чужими детьми, играть с ними и разговаривать, а после, на обратном пути, переживать о невозможности помочь сильнее, лучше, помочь всем — для России настолько откровенно немужское поведение, что это дело почти полностью отдано женщинам. Поэтому по отдалённым интернатам мотается на маленьком зелёном джипе Маша, а фонд с мужским названием «Здесь и Сейчас» возглавляет Татьяна.

Я здесь намеренно смешиваю два аспекта — готовность помочь и профессиональную работу в благотворительности, потому что почти все, кто выбрал для себя подобную дорогу, стартовали с чувства жалости и сострадания. Как директор «Все Вместе» Катя Бермант, чей фонд «Детские Сердца» начался с одного письма о том, что маленькой девочке нужна помощь.

Конечно, и из этих традиций исключения есть, причём чем ближе столица, тем исключений больше. Но это именно что исключения, а если брать тенденцию, то у современной российской благотворительности — женское лицо. И это свидетельство, что эта сфера только начинается. Ещё нет налаженных механизмов, многолетних связей и надёжно работающих схем — всего того, что делает любое дело массовым, а не элитарным, для лучших и избранных. Благотворительность остаётся уделом немногих, особо мотивированных самураев, индустрии, как на западе, в России нет. И так уж случилось, что женщины оказались способны нести эту ношу, а мужчины — нет. Или, если говорить точно, женщины не смогли от неё отказаться.

Впрочем, одну задачу мужчины в благотворительности выполняют вполне. Когда я писал эту статью, я разослал в знакомые фонды опрос о гендерном соотношение сотрудников — много ли у них в штате или среди волонтёров мальчиков. Мальчиков оказалось менее 10 процентов, однако один из ответов мне хотелось бы процитировать в качестве завершения статьи:

Женское, женское лицо у нашей благотворительности.

Правда, зачастую, за каждой такой женщиной стоит мужчина, без поддержки которого было бы совсем тяжело.