За окном лают собаки, а с неба сыплется что-то непонятно серое. То ли снег, то ли дождь. Снегодождь. В такую погоду хорошо дома. Но я дома, и мне не хорошо. У меня жар, и кажется, огромная таблетка проскальзывает между пальцами и наполняет комнату. Вокруг так же серо, как на улице, только не холодно, а наоборот, душно и липко. Мне одиноко и даже страшновато – наедине с этой таблеткой.

Лучше бы в школу. Сначала мерзнуть на остановке, затем – штурмовать троллейбус. Но штурмовать я не умею и потому каждоутренняя задача – попасть в поток тех, кто мечтает доехать до места работы (учебы), а дальше тебя внесут. Выйти из троллейбуса – тоже дело не из простых. Главное – сделать это без потерь.  Ручка дипломата – уже на железных шурупах. Жаль, что на пальто шурупы не приделаешь. И одна-две пуговицы – ежедневная дополнительна «плата» за проезд.

Лучше бы в школу, скучать на уроках, на фоне серого дня за окном и электрического света в классе. На большой перемене – бежать в столовку, где холодная пшенная каша (не есть) с котлетой (съесть обязательно). В столовой можно купить пухлые мягкие оладьи и поесть их спокойно, размеренно, игнорируя звонок на урок.

А я вот лежу. Читать и смотреть телевизор не то что не хочется, а просто в голову не приходит, что это можно сделать. Сил нет на то, чтобы просто встать и пойти на кухню попить воды. Не забыть бы принять лекарства, которые выписала врач…

Проваливаюсь в сонное забытье, так и не выпуская из рук эту противную гигантскую таблетку, которая упорно продолжает мерещиться.

Когда открываю глаза, вместо серости за окном – темнота. В квартире – она совсем густая, смешанная с тишиной. Слышно только, как тяжело и мягко кот спрыгивает со шкафа.

Температура, видимо, уже не такая высокая. Но вставать все равно нет сил.

Поворот ключа в замке. Мама вернулась с работы. Щелканье выключателя и – темнота побеждена. Потом – горячий чай с каким-то вкусным вареньем.. В руках у мамы откуда-то появляется шуршащий пакет, из которого извлекается мягкий синий свитер. «Выздоравливай, ладно?», – говорит мама, а я прижимаюсь к свитеру щекой, и все дневные страхи, дневная липкость и серость мгновенно забываются. Пространство вокруг изменилось, стало уютным, благожелательно настроенным.

Мне уже давно не четырнадцать. Но когда вдруг эта серая липкость намеревается напомнить о себе, я вновь прижимаюсь щекой к синему свитеру. Или мысленно. Или – реально: он сохранился. И мир вокруг сразу же становится уютным.