Читайте также: 17 мгновений зимы, или Чему учат в школе приемных родителей Наверное, одним из самых трудных моментов в процессе принятия ребенка-сироты в семью становится собственно его поиск. На будущих приемных родителей накладывается огромнейшая ответственность: ошибиться нельзя – в противном случае плохо будет всем, но хуже всего – именно ребенку, и без того уже сполна хлебнувшему горькой чаши сиротства, а теперь остро чувствующему отчуждение и нелюбовь своей новой семьи. В каких-то случаях промедление смерти подобно, но в процессе поиска ребенка гораздо более опасна напрасная поспешность. Главное здесь – суметь почувствовать и быть полностью уверенным, что именно этот человечек и никакой другой – ваш долгожданный сынок или дочка, при этом не «утонуть» в многочисленных детских фотографиях, размещенных в интернете, в доступных у федерального и региональных операторов анкетах детей-сирот. Возможность приемных родителей самостоятельно определять пол, возраст и даже внешние данные будущего ребенка порой оказывает для них плохую услугу: настрадавшиеся от многолетнего бесплодного ожидания усыновители, оказавшись в некоторой степени в роли Господа Бога для самих себя, начинают либо задавать совершенно нереальные параметры поиска, либо лихорадочно отсматривать как можно большее число детей, постоянно отбраковывая все кандидатуры из-за какого-то ерундового несоответствия раз и навсегда сформулированным требованиям. «Однажды к нам пришла супружеская пара с жалобой на сотрудников опеки, которые якобы нарочно затрудняли им поиск ребенка. При этом глава семьи сказал, что у них существует не так уж много требований к будущему приемному ребенку: это должна быть девочка десяти лет с голубыми глазами, блондинка, она должна уметь играть на скрипке и в совершенстве знать французский язык. И это «простые» требования к ребенку, который воспитывался в детском доме! Я сказал, что у нас есть девочка с такими внешними данными, но вместо скрипки она отлично умеет играть на нервах и в совершенстве владеет русским матерным, и только от них уже зависит все остальное, чему она научится. Эта пара на меня чрезвычайно обиделась, решила, что я издеваюсь над их чувствами, и ушла» (из рассказа преподавателя школы приемных родителей). *** Скажу честно, с самого начала учебы в школе приемных родителей процесс поиска ребенка меня почему-то пугал гораздо меньше, чем процесс сбора документов для опеки. Всей душой не люблю бумажную волокиту, поэтому получение многочисленных справок и бумажек заранее вызывало огромное отвращение и внутренний напряг, особенно обход врачей и диспансеров для получения медицинского заключения[1]. Процесс же поиска ребенка представлялся мне перспективой весьма отдаленной и поэтому достаточно абстрактной – вот отучусь в школе приемных родителей, потом соберу документы для опеки и уж тогда и начну искать. В общем, сплошное «я подумаю об этом завтра». Единственное, о чем мы договорились с мужем до начала учебы, что будем брать девочку совсем маленькую, не старше года; ну а потом, в достаточно отдаленном будущем, если все будет хорошо, то возьмем еще и мальчика. В общем, определили волевым решением перспективный план развития семьи на годы вперед. С этой установкой (сначала девочка, потом – может быть, мальчик) я пошла в школу приемных родителей, даже купила специально две тетрадки: на обложке одной игрушечная медведица мама с дочкой, на другой – с сыном; вести записи я начала в «девчачьей» тетрадке, ну а потом когда-нибудь в ход должна была быть пущена и «мальчиковая». На одном из занятий преподаватель (сама мама двух приемных деток) проводила с нами тренинг: на середину зала был вынесен большой пакет с мягкими игрушками, надо было вслепую вытащить игрушку и описать ее как своего будущего ребенка: какой он, что нравится в нем, что не нравится и т.д. Я отчаянно зажмурилась и… вытащила небольшую собачку. Ура! Уже хорошо, что не змею, как сидевшая рядом со мной женщина. «Мой будущий ребенок мне очень нравится, — написала я первую фразу, — он добрый, надежный, любит меня». Потом посмотрела внимательно на игрушку еще раз и вдруг поняла, что мой будущий ребенок – МАЛЬЧИК! Да, тренинг каким-то образом выступил в роли лакмусовой бумажки: я поняла, что в общем-то обманывала сама себя, говоря, что хочу стать мамой девочки; поняла, почему в детских магазинах у меня не вызывали никакого умиления многочисленные пышные платьица, бантики и прочий девичий гламур; почему наскоро отсмотрев фотографии малышек в интернет-базах, я внимательно изучала все имеющиеся в открытом доступе данные молодых людей в возрасте от нуля и немного старше. Ну, вот как можно было так долго заблуждаться? Вернувшись домой с занятия, я первым делом поделилась открытием с мужем: «Любимый, ты знаешь, я поняла, что хочу стать мамой не девочке, а мальчику; хочу, чтобы у нас был сын!». Реакция мужа: «Правда??? Ты это серьезно?!». Я: «Да, поэтому тебе и говорю, ведь ты же хочешь девочку! Как нам теперь быть?». Муж: «Слава Богу! Я с самого начала хотел сына, но просто не стал тебе говорить, чтобы не расстраивать, ведь ты же так мечтала о дочке! Я решил, что ладно, пусть тогда будет девочка». С этого дня я стала «зависать» в интернете на фотографиях и видеопаспортах мальчиков по всем областям Российской Федерации. Проблема была в том, что мне нравился почти каждый малыш, а если не нравился, то было его просто очень жаль: видно было насколько тяжело болен ребенок и было понятно, что, скорее всего, никто его и не возьмет. В общем, обычно просмотр анкет заканчивался слезами – или от умиления, или от жалости. Кроме того, я регулярно отправляла своей подруге по электронной почте письма под общим названием «Мужчины моей мечты» с ссылками на понравившиеся анкеты. В общем, серьезным такой подход к поиску ребенка, конечно, не был, но вместе с тем, это не был и настоящий поиск – скорее, просто прикидки на некое отдаленное будущее. Тем не менее, они сыграли свою положительную роль: постепенно нам становилось все понятнее, какого ребенка мы ищем, т.к. достаточно четко были определены важные для нас параметры: — Возраст – не совсем младенец, примерно от года до трех лет. — Здоровье – без органических поражений центральной нервной системы и без таких заболеваний, которые могли бы привести к смерти ребенка. Мы готовы были принять малыша с хроническими заболеваниями, лечить его, выхаживать, но брать ребенка, заранее зная, что он обречен – на это не хватило бы никаких душевных сил. — Внешность – здесь никаких особых пожеланий изначально не было, но со временем, как раз изучая анкеты, я поняла, что не очень хотела бы брать «национального» ребенка, хотя на занятиях в школе приемных родителей врачи, читавшие нам лекции, обращали внимание на тот факт, что восточные дети чаще всего отличаются более крепким состоянием здоровья, большей сохранностью по сравнению с детьми российских алкоголиков и наркоманов. К поиску ребенка мы решили приступить летом, во время наших отпусков. Однако в итоге все сложилось совершенно иным образом. С нами произошло Чудо. Да, самое настоящее Чудо, о котором нам рассказывали в школе приемных родителей. *** Вечером 17 февраля я по уже сложившейся традиции перед сном полезла в интернет посмотреть фотографии малышей на разных сайтах, перешла с ссылки на ссылку, потом еще на одну и еще, и… На меня с экрана компьютера смотрел СЫН. Сомнений быть не могло – зареванный малыш с огромными печальными глазами и диатезом был тем, кого мы ждали так долго. «Любимый, посмотри, вот наш малыш, — позвала я мужа, — теперь надо молиться, чтобы нам его забрать». Забегая вперед, скажу, что в этой истории будет много мистических вещей, необъяснимых иначе как Божьим промыслом: одно из них – это первая «встреча» с нашим сыночком в канун праздника почитаемой мною иконы Божией Матери «Взыскание погибших», к чудотворному образу Которой я не раз приходила молиться в храм Воскресения Словущего в Брюсовом переулке. Пройдет не так много времени, и я снова припаду именно к этому образу Пречистой в отчаянной мольбе помочь нам и сохранить нашего малыша для нас. И снова Заступница Усердная рода христианского, Матерь всех сирот придет на помощь. [1] И, разумеется, ожидания меня не обманули – необыкновенный кросс-квест по диспансерам до сих пор вспоминаю с содроганием: у психиатра меня обматерили – врач устала, и я ей просто не понравилась; у дерматолога несколько раз теряли мои анализы, потом, правда, нашли все оптом; в процессе же поиска наркологического диспансера я чуть не заработала тепловой удар – никак не могла найти нужную улицу, а приставать к прохожим с вопросом «где находится наркологический диспансер» как-то постеснялась.