У кого как, а у меня пост начинается с борща и разбора холодильника. Нет, конечно у всех нормальных людей он начинается с поклонов, длинных служб и всяческих благочестивых книжек, а у меня вот борщ. Без вариантов. Потому что когда ты жена и мама (или министр питания небольшого государства) пища телесная бессовестно вытесняет собой пищу духовную. Эх… Было время, когда я работала псаломщиком, пела сутки напролет, валилась с ног от усталости, но, однако, могла среди ночи без запинки процитировать типикон и тихо мечтать об отпуске, чтоб делать что угодно, только не петь. Мечты сбываются: теперь немножечко попеть для меня райская награда за хорошее поведение. В Великий пост мы вступаем, примирившись с близкими людьми. Все просили прощения друг у друга — день такой. Родные и знакомые, друзья, полудрузья, друзья друзей, интернет-подписчики и просто прихожане, которых ты даже не знаешь по имени. Обнимают при встрече, целуют и извиняются. И вы оба знаете, что раньше никогда и нигде не пересекались, и общения, как и обид, не было и быть не может, но все равно исправно говорите скороговоркой «Бог-простит-меня-прости». Это напоминает странную репетицию к Пасхе, когда все знакомые и незнакомые христосуются, хотя, по большому счету, не разделяют этой всемирной пасхальной радости. Труднее всего просить прощения у того, перед кем ты реально виноват. На кого обижался, кого обидел сам. Обычно именно к ним тяжелее всего подойти, сказать обычное для этого дня «прости» и получить такое же обычное «прости» в ответ. И вроде бы формальности соблюдены, но почему-то чувства облегчения не наступает. День такой, наверное… Ну ладно. Борщ так борщ. Пошли в холодильник, что у нас там? Свекла, морковка, томат. Хм… Плесневелый кусочек сыра (вернее, как утверждает возмущенный муж, не «плесневелый», а «с благородной синей плесенью», и я ничего не смыслю в деликатесах), полмиски подливки, спрятанной на случай внезапного нападения голодного призрака, и засохшая куриная ножка. Самое интересное, что я даже и не помню, когда и по какому случаю готовила эти артефакты, однако они есть, вот они лежат. Сохранила их. И выбросить жалко, еда все же, но и девать некуда. Не клеятся они к постному меню, и дети это не едят. И зачем хранила, почему на масленицу не проверила? Прощеное воскресенье — самое время для чистки души и холодильника. Кстати об этом. Почему же прощение — вот то долгожданное прощение — не приносит облегчения? И вроде день подходящий, и всех простила, а все равно тяжесть на душе. Может, даже простив, я все равно держу при себе эту обиду. Не близко, где-то на задворках. Глубокомысленно называю ее «опытом» или «комплексами», но на самом деле она как тот плесневелый сыр: как его ни называй, толку хранить его в холодильнике нет, если кушать его нельзя. Каждый год перед началом поста я ее достаю, внимательно разглядываю со всех сторон, говорю себе: «Ну мы же всех простили, а это так, память», и кладу обратно. А надо бы взять и отправить куда положено — в мусорное ведро. Ведь чем старше вещь, тем больше на ней плесени, а плесень, как известно, имеет свойство распространятся везде и потом ее почти невозможно вывести полностью. Старые обиды имеют свойство притягивать к себе «друзей» — обиды «помоложе», чтобы потом можно было сказать «а я знала, что так и будет, посмотри на меня!». Ты непроизвольно ищешь те черты в любом поступке, прикрывая предвзятость осторожностью. В конце концов ненужный плесневелый сыр решит, что он тут не мусор какой-то, а сыр с плесенью, деликатес, и его выбрасывать нельзя совершенно. А вот и нет! Можно и нужно! – сказала я и отправила его в ведерко. И остальных его товарищей заодно. Давно пора! Пока я размышляла о высоком, сварился борщ. Борщ вышел просто песня! Свекольная серенада! Чесночно-томатная симфония. Что ж, хоть на что-то я сегодня сгодилась. Помолиться не вышло, так хоть борща наварила и холодильник почистила. Отпускать от себя обиды и забыть всё и снова радостно мчаться к знакомым граблям – не одно и то же, нет. Но и занимать ими место на полке моего душевного холодильника я им больше не дам. Лучше туда что-нибудь другое положу. Борщ, например.
