Трудно перечислить все регалии этой легендарной женщины. Марина Лаврентьевна Попович — военный летчик-испытатель 1-го класса, инженер-полковник, генерал-лейтенант казачьих войск, заслуженный лектор и заслуженный мастер спорта СССР, 101-кратный рекордсмен мира, доктор технических наук, профессор, действительный член шести академий, член Союза писателей России, награждена орденами Красного Знамени, Красной Звезды, Знаком Почета и многими медалями.

Первой из летчиков-испытателей женщин преодолела звуковой барьер на реактивном истребителе МиГ-21, за что получила прозвище «мадам МиГ» в иностранных СМИ. Раньше ей не давали проходу на улице. Но и теперь, бывало, узнают. Время не отразилось на ее облике, не убавило шарма и обаяния.

— Марина Лаврентьевна, почему вы решили стать военным летчиком?

— Я родилась на Смоленщине, в маленьком городке Велиже, в музыкальной семье. В семье было пятеро детей, но после несчастья со старшей сестрой Зоей, которая трагически погибла, старшей стала я. Мой папа перегонял плоты по Западной Двине, а в свободное время был скрипачом, сам делал скрипки и прекрасно играл. С детства я с ним выступала на концертах, играла на маленьких цимбалах, а дядя Карп — на баяне. Цимбалы — очень сложный инструмент, там 78 струн. Такой сложился у нас семейный инструментальный ансамбль. Мама всегда была душой компании, хорошо пела, танцевала, и ей всегда давали много прозвищ. Сестра стала дирижером, и родители думали, что мое будущее — тоже музыка. Но жизнь распорядилась иначе. Быть бы мне музыкантом, если бы не война.

Я пережила ужасы, видела много крови и смертей. Нас постоянно бомбили, происходили страшные, просто недопустимые вещи. Фашисты собьют нашего летчика, он на парашюте спускается, а они отрабатывают по нему стрельбу. Они так упражнялись в меткости, по живой мишени стреляли, по живому человеку. Помню, как на моих глазах фашисты на самолетах гонялись за женщиной, которая несла воду в ведрах на коромысле, пока не убили. Помню, как в партизаны уходили мои двоюродные братья, которым было по 9-12 лет… Как повесили учителя на площади на глазах его учеников. Для них это был святой человек. Когда нас эвакуировали в Новосибирск и я пошла в школу, я думала, учителя не едят и не пьют, и не спят.

От папиной скрипки остался только гриф со струнами. Я дала себе клятву отомстить фашистам. Пока я росла, фашисты кончились, их не стало, а желание научиться летать — осталось. Конечно, это было по-детски наивно, но мечта стать летчиком меня не оставляла. Правда, все оказалось не так просто. После школы — авиационный техникум и аэроклуб, затем стала летчицей-спортсменкой ДОСААФ. Хотелось стать профессионалом. А все говорили: это не женское дело. Куда бы ни обращалась — отказы.

Я даже Ворошилову писала и добилась у него приема. Пока ждала приема, ночевала на скамейке в парке Горького, а какие-то хулиганы ночью отрезали мне косы — у меня они длинные были. Ворошилов меня спросил: «Сколько тебе лет?» Я отвечаю: «Двадцать семь» — сильно прибавила, конечно. Он говорит: «От силы шестнадцать», но написал резолюцию: если нет противопоказаний — принять. Кроме того, я невысокого роста, не доставала в самолете до педалей. Пришлось заниматься специальной гимнастикой, ноги вытягивала с помощью альпинистских цапель и вниз головой висела — еле-еле дотянула до 1 м 60 см. На всю жизнь запомнила свой первый полет. Когда чувствуешь, как самолет подчиняется твоей воле — это ни с чем не сравнимо.

 — Вашим первым мужем был летчик-космонавт Павел Романович Попович.

— Мы познакомились с ним в Новосибирске, были оба курсантами. Мне он сразу понравился тем, что очень хорошо пел, у него был прекрасный голос, тенор — заслушаешься! Павел Романович был очень красивый, невысокого роста, а я уж вообще метр с кепкой, так что мы друг другу подошли. На вечере в аэроклубе он пригласил меня на танец со сложным названием, который я не то что танцевать — выговорить не могла, но Павел Романович на ходу меня научил, и танец получился. Потом мы с ним оказались в разных городах, переписывались, он письма писал таким аккуратным почерком. У него стипендия была больше чем у меня, так он мне каждый месяц в конверте присылал красненькую — десятку, как он говорил, на пудру. Очень добрый и сердечный человек.

Потом мы поженились. Прожили вместе тридцать лет, у нас родились две дочери. А потом у мужа появилась другая женщина. Он мне ничего о ней не говорил, но когда я догадалась об этом, мы с ним расстались, без слез и упреков с моей стороны. Я сказала: «Ладно, до свидания! Как встретились, так и разошлись». Дети, они уже были взрослые, очень переживали, просили, чтобы я вернула папу, как-то надавила на него, но я решила, что насильно мил не будешь. Правда, он до конца жизни все-таки жалел, что ушел от меня, тосковал по Звездному городку, по детям…

 — А почему вы не полетели в космос?

— Да, я мечтала об этом. Даже голодовку объявляла. Скандал был! Как это: член партии и вдруг голодовка? Но долгие годы в нашей стране женщин просто не брали в космос. Сначала мужу предложили стать космонавтом. А вскоре и мне посчастливилось участвовать в отборе кандидатов в космонавты, проходить комиссию. Через два с половиной месяца разносторонних испытаний меня забраковали. Почему? Когда мужу задали этот вопрос, он ответил шуткой: «Она быстро и много говорит. А в космосе, когда человек говорит и кушает одновременно, пища вылетает изо рта. Так врачи побоялись, что Марина Лаврентьевна помрет с голоду». Если же говорить серьезно, то я не прошла потому, что у меня тогда была маленькая дочка. И мне сказали, что будут искать незамужнюю женщину для полета. Вот и не удалось мне слетать в космос.

— Вы бесстрашная женщина в небе. А в жизни чего-нибудь боитесь?

— Да многого! Мышей боюсь, змей. Ночью на кладбище никогда бы не пошла. Боялась прыгать с парашютом — у меня 25 прыжков, и всегда при этом «помогали». Помню свой первый прыжок, это было очень страшно. В валенках таких была огромных, замотанных. Первый прыжок — страх Господний, но я шагнула в бездну… Я считаю, только полные идиоты не испытывают чувства страха. Но это состояние неприемлемо в полете, когда идешь на задание. Потом, на земле, трясись, сколько хочешь. Я, например, ужасно боюсь темноты. И этот страх с детства. Нас фашисты бомбили всегда ночью. А еще с детства меня всегда пугали.

Когда плохо спала, мне говорили, что кто-то в углу там темный сидит, он придет и тебя заберет. И это остается на всю жизнь. И сколько таких суеверий и заблуждений?! Страх присутствует в любом разумном человеке. Но есть доминанта — «надо». Надо для меня, для страны, для моих детей. Страх всегда присутствует, особенно в нашей профессии. Или моряки. Мне кажется, я бы никогда не смогла быть моряком-подводником. Для меня это такой страх — находиться под водой: кругом металл, замкнутое пространство… Тем не менее это «надо». Наша профессия офицера — родину защищать. Это первое. А второе — не надо панику в душе допускать.

— Как вы совмещали работу и семью?

— У меня был составлен четкий распорядок дел. В пятницу, например, я убирала квартиру, стирала. Конечно, каждый вечер готовила еду. Моя первая девочка, Наташа, с 6 лет находилась в интернате. Я четыре раза в неделю приезжала к ней. Но тогда у меня было забот, что называется, полон рот: помимо летной работы училась в вечернем институте. Поэтому ее одну дома нельзя было оставлять.

А вот когда вторая дочка родилась, помогали все — и подруги, и лифтерша. Виделись редко, прихожу с работы — няня девочек уже уложила, только пяточки поцелую тихонько, чтоб не разбудить. Утром ухожу — они еще спят. Мои дочери Наташа и Оксана окончили МГИМО, внучка Танечка учится там же. Танечка — моя гордость. Она окончила школу с золотой медалью. Внук Майкл, родившийся в Англии — смелый мальчик, с парашютом уже прыгнул. Я бы хотела, чтобы он стал летчиком, но думаю, у него будет другая стезя.

— Как вы второй раз вышли замуж?

— С Борисом Александровичем Жихоревым мы вместе работали в Тушино. Сейчас он генерал-майор авиации в отставке, а тогда был начальником штаба, занимался размещением офицеров по квартирам. Себе выбрал самую плохую квартиру на пятом этаже без лифта, а жена его была тяжело больна, не могла ходить, так он ее в квартиру на руках поднимал. И я подумала: «Какой хороший человек!». Я ему очень сильно симпатизировала. После смерти жены он уехал куда-то далеко к родным, долго его не было, а я перешла на другую работу. Потом он вернулся в Москву, и мы поженились. Мне было пятьдесят пять лет. Вместе с мужем выпустили сборник стихов «Наедине с небесами».

— Были ли в жизни моменты, когда вам не хватало выдержки?

— Все мы живые люди. У нас есть и сильные стороны, и слабости. И женские слабости мне не чужды. Выдержка мне не изменяла, а вот душевный покой… Страшно волновалась, когда в 1962 году настал черед лететь в космос Павлу Романовичу. На аэродром приехать, чтобы проводить, разрешил сам Каманин. «Делаю исключение, — сказал, — как своей воспитаннице и летчице».

Или вот однажды возвращаюсь домой с работы и вижу, что моя восьмилетняя дочь стоит на подоконнике раскрытого окна на пятом этаже и готовится спрыгнуть вниз на козырек подъезда. Я обомлела. Говорю ей: «Ты неправильно стоишь. Надо левой ногой отталкиваться. Я сейчас поднимусь». Пришлось задать ей такого ремня, что на теле остались красные полосы. Она говорит: «Мама, это два ордена у меня, буду долго носить», — и заплакала. Не сдержалась я, но ведь и ситуация была угрожающая жизни. А с первой дочерью было еще сложнее. Я уезжаю на полеты, а она в пять лет едет на следующей электричке за мной, чтобы посмотреть, как я летаю, сидя на заборе.

Мой командир спрашивает ее: «Девочка, что ты здесь делаешь?». Она отвечает: «А у меня мама летает». «Передай ей, что больше летать не будет». Я с ужасом узнала, что моя дочь каждый день по несколько часов просиживает на заборе на аэродроме, и говорю ей: «Я тебя, наверное, буду бить». Она говорит: «Не надо бить». Я спрашиваю: «Как ты знаешь, что это я летаю?». Она отвечает: «Если кто быстро летит, значит, это ты».

 — Откройте секрет вашей бодрости.

— Бодрость — это состояние души. Если бы я сильно тосковала по полетам — а не летаю я уже давно — и полностью ударилась в тоску, я бы, наверное, уже умерла. Очень многим людям, когда они лишаются своей главной работы, своей деятельности, становится нечем жить и нечем дышать. Я себя заставила без передышки жить. Защитила диссертацию, дальше продолжала учиться. Получила очередное образование и пошла работать в МГУ при Институте механики. Кроме того, я возглавляла Академию имени Ощепкова, а вообще я академик в шести академиях. Написала двадцать книг.

Каждый вечер, приходя с работы, я писала, получила разные премии за написанные книги. Могу сказать, что человек начинает хандрить от бездеятельности. Надо себя застраховать, чтобы тебе не было скучно, не было тоскливо. Начинай читать — ты столько работал, что имеешь право познакомиться с литературой. Занимайся каким-то художественным творчеством, вяжи, вышивай, наконец! Я, например, могу вязать, вышивать, все эти женские дела могу делать. Все это занимает человека. Нельзя себя жалеть: «Ах, я такая несчастная, от меня муж ушел, умираю». Э, нет! Наоборот, надо отталкивать от себя негатив, чтобы даже в мыслях его не было. Тогда человек будет спокойно жить до 85 лет и дольше.

Поэтому мой совет: нельзя хандрить. Надо заранее, пока ты еще на работе, готовить отступление. Мы изнашиваемся на работе, и надо иметь запасной плацдарм. Есть возможность научиться рисовать — рисуй. Если такого таланта нет, можно писать книгу и так далее. То есть иметь за спиной защиту, чтобы не было тоски, уныния, и тогда ты всегда будешь на поверхности. Зарядкой я не занимаюсь, мне и так хватает физической нагрузки, я всюду бегаю, у меня тысяча дел, и все я успеваю делать.

— Вы сильная личность, настоящая русская женщина.

— Матриархат был когда-то, но воинствующая амазонка — это образ негармоничной женщины. Ведь отрезали себе грудь, чтобы стрелять удобно было, все это насилие над природой. Но то, что женщина к власти придет, — у меня это чувство живет давно. Поэтому нам наводить порядок сегодня надо. И я согласна с тем, что возрождение России начнется через возрождение духовности, и русская женщина это особо чувствует. Вы видите, что женщины сейчас во многих сферах жизни становятся ведущими — и в семье, и на работе. Я думаю, сейчас пришел женский час. Мы, женщины, можем в этой жизни не меньше мужчин. Просто нам все время некогда: дом, семья, дети…

Беседовала Елена Ерофеева-Литвинская

Заглавное фото: foto.rg.ru