Денис Драгунский: тот самый Дениска. «Надо мной всегда висело сравнение с отцом»

Часто бывает так, что на детях знаменитых людей природа, как говорится, отдыхает. Этого точно не произошло с Денисом Драгунским, сыном знаменитого детского писателя Виктора Драгунского, на чьих «Денискиных рассказах» мы все выросли. Денис Викторович — востребованный журналист, известный писатель, а также заботливый муж и отец. Произведения Дениса Драгунского, его книги, статьи, его размышления о жизни пользуются неизменным успехом у читателей. 

 — Денис Викторович, сравнивали ли вас с отцом?

— Про меня говорили, что вот, мол, Денис Драгунский пишет не хуже, чем его отец. Не уверен, что это так. Но дело даже не в этом. Сравнение с отцом надо мной висело всегда, поэтому я, наверное, долго и не начинал писать, так как, если уж говорить откровенно, побаивался этих сравнений. Писателем-профессионалом, который пишет рассказы, я стал очень поздно, а если точнее, в 2009 году, когда мне было 59 лет. Когда-то я дружил с писательницей Викторией Токаревой, и она мне говорила: «Какой ты несчастный человек! Откроют книгу — написано «Денис Драгунский». Сразу скажут: «А-а! Ну, понятно, сын писателя. Конечно, хорошо, но не то». Так что тебе очень долго придется доказывать свое право писать».

 — Как складывалась жизнь вашего отца?

– У моего отца, замечательного человека, была необыкновенная судьба. Он родился в Нью-Йорке, куда его родители, совсем еще молодые, семнадцатилетние, приехали из маленького белорусского города Гомеля. Жили они в самом плохом районе Нью-Йорка, денег не было, кормили его бананами вместо молока. Ничего у них не получилось с устройством в Америке, и в 1914 году, когда отцу было шесть месяцев, они вернулись обратно в Россию.

Семейное предание гласит, что они приехали назад в Гомель в июле. Это важно помнить, потому что в августе началась мировая война, и они вряд ли смогли бы проехать сквозь воюющие страны. У отца было нелегкое детство, потому что родители разошлись, и в семье часто менялись отчимы. Потом они с матерью переехали в Москву, он стал рабочим пареньком. У него рано обнаружился драматический талант, и он поступил в театральную студию знаменитого актера Алексея Дикого. Это было учебное заведение с правами вуза, поэтому отец получил диплом о высшем образовании. Он начал играть в театре, сниматься в кино.

Его освободили от службы в армии по болезни, но, когда началась Великая Отечественная война, он пошел в московское ополчение и познал всю его трагедию. Их окружили немцы, половину перебили, а остальные уцелевшие выбирались лесами и болотами к своим. Отцу удалось выйти к Москве. Писать детские рассказы он начал в 1960 году, когда ему было сорок семь лет. А до этого сочинял какие-то фельетоны, скетчи, но таких авторов было много, не только в Советском Союзе, но и во всем мире, и никто его не знал. Вот так вот он и жил, работал актером и режиссером, а когда выпустил свои рассказы, к нему пришел большой успех. Не побоюсь сказать, что «Денискины рассказы» стали своего рода классикой. Все их знают, их постоянно переиздают, делаются инсценировки, экранизации.

— Писательство отца как-то было связано с вашим рождением?

— Наверное, связано. Все-таки он посвятил эти рассказы мне. Меня часто спрашивают: «Было ли все, описанное в рассказах, на самом деле, или это придумано?» В этих рассказах очень точно описана атмосфера: школа, двор, улица, магазин, соседи, квартира наша коммунальная, коридор и так далее. Сами имена подлинные: Дениска — это я, Мишка — это вот Мишка, есть такой живой человек, я с ним общаюсь время от времени, учительница Раиса Ивановна – это учительница Раиса Ивановна. Даже мальчишки, которые упоминаются по ходу дела, мельком — Ванька, Костик, Андрюшка, — это совершенно реальные люди, я их прекрасно помню. И даже мелькнувший управдом Алексей Акимыч — это реальный управдом Алексей Акимыч, был такой в нашем доме.

Но вот что касается происходящих событий, они все выдуманы. Реальные люди в реальных обстоятельствах играют совершенно выдуманную пьесу. Но это и правильно, на самом деле, потому что иначе любой грамотный папа стал бы автором детских рассказов. Могу сказать: я не влюблялся в девочку на шаре, я не летал под куполом цирка вместе с клоуном, хотя в цирк очень любил ходить вместе с папой — папа когда-то работал в цирке клоуном, у нас дома оставались рыжие клоунские парики.

И, конечно, я не выливал кашу из окна по очень простой причине: наша квартира была в подвале. А как из подвала выльешь кашу в окно? Окно-то вон где! Очевидно, в этом рассказе была какая-то мечта о том, чтобы мы получили отдельную квартиру. Она потом появилась, хорошая квартира, где-то году в 1960-м. Но наша новая квартира была очень высоко — на одиннадцатом этаже, и оттуда каша просто не долетела бы до земли.

Мой папа несколько раз приходил ко мне в школу читать свои рассказы, и хотя там героем был Дениска, мои одноклассники все-таки ощущали разницу между жизнью и художественным вымыслом. Никто не тыкал в меня пальцем, не говорил, что эти рассказы про меня. Ребята прекрасно понимали, что папа-писатель просто назвал своего героя именем своего сына, и все, точка. Меня никто не дразнил Дениской из рассказов и не спрашивал, выливал ли я кашу. Значит, хорошо тогда преподавали литературу: учили различать вымысел и жизнь.

 — Какое воспитание вы получили в семье?

— Родители много занимались мной. Папа был человеком очень добрым, хотя иногда вспыльчивым. Он внимательно ко мне относился и хорошо меня воспитывал. Никогда не забуду, как папа со мной прочитал всего «Евгения Онегина», со всеми комментариями. Он был довольно образованный человек, раз смог мне объяснить все непонятные слова у Пушкина, смысл и значение многих фраз — что значит «мой дядя самых честных правил», «надев свой новый боливар», «недремлющий брегет». Это было очень ценно.

Мама водила меня по выставкам. У нас дома было много разных репродукций картин художников, она мне все это показывала и объясняла. Мама, Алла Васильевна, актриса, очень красивая женщина, получила незаконченное вгиковское образование. Какое-то время она даже была, если можно так выразиться, официальной русской красавицей — вела программы знаменитого ансамбля танца «Березка». Она выходила в красивом платье и объявляла концертные номера. С ансамблем мама объездила полмира, а потом она окончила Институт иностранных языков, в возрасте сорока лет.

Для меня это был очень важный пример. Я видел, как мои родители тянулись к знаниям, как отец все время покупал книги, как он помногу читал, как мама, уже взрослая женщина, беременная к тому времени моей сестрой Ксенией, с которой у нас была разница в пятнадцать лет, сидела над учебниками и конспектами, вслух повторяла английские слова. А у папы был сын от первого брака, Леня, ставший известным журналистом, он умер недавно, и он, в свою очередь, был меня старше тоже на пятнадцать лет. (Раз в пятнадцать лет в нашей семье дети появлялись!)

Вот этот пример родителей, пример того, как они стремились к культуре, оказал на меня большое влияние. Помню, как отец приходил из книжного магазина, приносил целую связку книг, мы с ним начинали вместе читать. Еще что было очень важно для моего воспитания – то, что отец был очень демократичным человеком.

Конечно, у него были друзья-писатели, но их было мало. Среди них — Юрий Маркович Нагибин, их связывала настоящая дружба, еще, может быть, два-три человека. В основном же он общался со своими школьными друзьями, которые приходили к нам в дом. Это были два очень скромных советских чиновника, один довольно высокий советский чиновник и один профессор кафедры литературы в инязе, которого они нашли позже, он потом присоединился к компании.

Мой папа терпеть не мог всех этих, как сейчас говорят, понтов. Есть у него такой рассказ — «Человек с голубым лицом», про то, как произошла авария на дороге. В основе этого рассказа лежал реальный случай, только меня в этой машине не было. Действительно, мой папа перевернулся на машине, это была двадцать первая «Волга» — танк, а не машина, поэтому, к счастью, все остались живы. И в этой машине ехал один сосед и еще трое рабочих из нашего дачного поселка: два электрика и один вообще не пойми кто, разнорабочий, что называется. И они решили, раз уж они как бы второй раз родились, то они с папой побратимы, и я помню, как они приходили к нам в гости на даче. Отец с ними выпивал, сидел подолгу.

Я даже сейчас не могу понять: смог бы я дружить и выпивать, скажем, с рабочим с дачи? Я в этом не уверен. Больше того, могу честно сказать: уверен, что нет. О чем с ним говорить? А вот мой папа говорил. Приходил Коля Луковкин, папа тащил из холодильника закуску, и они о чем-то полвечера болтали. Это такую мне прививку демократизма сделали — что нужно обращать внимание на то, какая у человека душа, какие у него переживания, чем он тебе душевно интересен. А не общаться только потому, что он какая-то знаменитость.

Вообще меня воспитывали довольно строго, но при этом — странно строго, я бы так сказал. То есть, на какие-то вещи родители внимание обращали, а на какие-то, серьезные с точки зрения других родителей, — нет. Например, мне практически не давали карманных денег. Всякий раз, когда мне нужны были деньги — на покупку книжки, скажем, или мороженого, мне приходилось просить. Просил от тридцати копеек до рубля. Так было где-то класса до восьмого. Потом уже не помню, как это получилось, но у меня завелась какая-то мелочишка.

Одевался я очень скромно, меня не баловали шмотками. У меня всегда были штопаные носки, которые я сам себе штопал на электрической лампе, меня мама научила. Научила она меня зашивать порванную одежду, пришивать пуговицы. Я сам себе стирал и развешивал одежду, всегда мыл посуду. Меня научили готовить. Я жарил котлеты, жарил мясо и так в этом преуспел, что родители меня даже просили приготовить мясо для гостей. У меня это очень хорошо получалось, все были просто в восторге.

А с другой стороны, при всей строгости воспитания, родители не запрещали мне курить. Курить я начал очень рано, чуть не в двенадцать лет. При родителях я, конечно, не курил, но в карманах у меня болтались сигареты, спички, даже трубку я курил — в школе еще, в девятом классе. Трубка лежала у меня на письменном столе. И они закрывали на это глаза. Когда к папе приходили курящие гости, их всегда выгоняли курить на лестницу. Я выходил с ними, и никаких на эту тему не было разговоров. Выпивать мне позволяли немножко, но дома, за столом — например, наливали шампанского на Новый год. Все было довольно либерально, что меня очень удивляло, потому что ребята мне рассказывали, что у них в семьях за курение надирали уши.

— Вас наказывали за что-нибудь?

– Раза два или три, было дело. Один раз меня папа и мама не то что побили, а дали выволочку, потому что я капризничал, не хотел надевать теплый шарф, говорил, что он мне колет, режет и все такое. А было холодно. «Замолчи, не ори!» — встряхнули меня родители. Я это запомнил и перестал орать. Понял, что с папой этот номер не пройдет, с папой нельзя так себя вести. Тогда мне было, наверное, лет шесть. Решил попробовать то же самое с мамой — и получил по попе. Все понял и перестал. И еще меня как-то раз наказали — не взяли с собой в кино, потому что я получил в школе двойку. Вот и все.

 — Как вы считаете, нужно применять наказания в воспитании?

— Не знаю. То, как меня называли родители, кажется смешным. Есть ведь и серьезные наказания — когда запирают, лишают сладкого, оставляют без подарка, а то еще и порют. Я считаю, не нужно бить, недопустимо унижать ребенка. Лучше обойтись без этого, как-то достучаться по-другому. Не бить, а заставлять себя правильно вести. Не надо наказывать ребенка, например, за то, что он не убирает комнату, а сделать так, чтобы он убирал. Родители приучили меня к ручному труду.

Начиная с пятнадцати лет, я мог починить электричество, врезать в дверь замок, ключ выточить. У меня был набор слесарных инструментов, который подарил один из папиных друзей. Я и сейчас это могу. Считаю, что это необходимо, потому что напрямую связано с мозгами. Ручная работа развивает мозг. Рубить дрова я умел, — когда мы жили на даче, это была моя обязанность, — печь истопить, вскопать грядку, забор починить. Эти очень полезные навыки остались со мной на всю жизнь, за что я очень благодарен своим родителям.

 — А какой вы сам муж и отец?

— Наверное, хороший, я так думаю. Об этом надо спросить у моей жены Ольги Буториной. Она экономист, доктор наук и профессор, известный специалист по европейской валюте, красивая, умная и добрая женщина. Мне очень интересно было знакомиться с ее друзьями. У нее двое почти совсем взрослых детей, и мы замечательно общаемся. Мою дочь от предыдущего брака зовут Ирина. Как отец я все делал, заботился о ней, водил ее в школу и в художественную школу, когда она там училась, старался ее воспитывать. Она дизайнер, преподает в Британской школе дизайна, была арт-директором многих журналов, сделала массу обложек и макетов. Она оформляла все мои книги.

Ирина очень хороший человек, умная, образованная, свободно говорит и пишет по-английски. Она и журналист, пишет статьи, выпустила книжку про офисное рабство. Но самое главное, что она очень надежный человек. На нее всегда можно положиться. Я тоже воспитывал ее строго. Во всяком случае, она никогда ничего у меня не клянчила, не скандалила, не орала. Мы, правда, и жили-то довольно небогато, не было возможности покупать дорогие ненужные вещи. Поскольку дочь воспитывалась в трудящейся семье — все много работали, сидели за письменными столами, — она выросла настоящим трудоголиком.

 –— Есть у вас в семье какие-то традиции?

– Традиции — это, наверное, громко сказано. Скорее, семейный образ жизни. Мы с женой очень любим ходить в гости и принимать гостей. На каких-то светских мероприятиях бываем редко, предпочитаем домашнее общение. Когда к нам в дом приходят гости, мы угощаем их простой домашней едой, каких-то разносолов и нарезок не любим. Бывает обычно сыр, два салата — красный и зеленый, как говорит моя жена, — и на горячее либо рыба, либо мясо. Стараемся не объедаться. Важно, чтобы были интересные разговоры, чтобы было интересно всем, поэтому стараемся приглашать таких людей, которым друг с другом будет интересно.

Я люблю ходить в гости, когда там кто-то еще есть, кроме хозяев. Пара на пару — тоже хорошо, когда давно не виделись, но всегда интересно пообщаться с кем-то еще. А Новый год уже много-много лет мы встречаем на даче у одного нашего старого друга. Иногда думаем: «Н, сколько можно?» А потом все-таки едем. Собирается небольшая компания, которой уже лет десять. Все друг друга знают. Елочка на улице, первое шампанское на улице, а потом все переходят в дом, большой и красивый. Еще одна наша традиция — вечерняя прогулка с женой перед сном в нашем прекрасном зеленом районе.

— Что вам представляется главным для семейной жизни?

— Любовь! И умение понимать, прощать друг друга. Спокойствие, сочувствие, терпение, уступчивость. Можно и нужно быть жестко требовательным к себе, но не к близкому человеку. Близких надо щадить. Но самое главное, конечно, любовь — не в смысле каких-то итальянских страстей, дикой ревности какой-то, а в смысле взаимопонимания, нежности, поддержки. Когда надо — обнять, поцеловать, когда не надо — не подходить, дать человеку побыть в тишине, наедине с собой.

 — А в семье ваших родителей была гармония?

— Они были очень красивой парой, прожили в согласии больше двадцати пяти лет, до смерти отца. Очень любили друг друга, помогали друг другу, гордились друг другом. Ссор между ними я практически не помню. Иногда папа мог стукнуть кулаком по столу, но это было по поводу какой-нибудь сущей ерунды. Папа был влюблен в маму и радовался, что она выступает, ездит на гастроли, и что она окончила институт. Это для него было особенно важно.

Наверное, он чувствовал какую-то свою вину, потому что в свое время он ее забрал из ВГИКа. Он это сделал не потому что ему не нужна была жена-артистка, как говорили многие мужчины. Наверное, у мамы было недостаточно таланта, играть у нее не очень получалось, и он это видел. Он понимал, что из нее не выйдет настоящей актрисы и не хотел ей судьбы неудачницы — сам он тоже был не очень удачливый артист. Его эпизодические роли в театре и кино не принесли ему ни славы, ни удовлетворения. Он состоялся как писатель. Мама очень его любила и безумно страдала, когда он умер. Так что я родился и вырос в любви, что очень помогло мне в жизни.

Беседовала Елена Ерофеева-Литвинская