Вместо жизни

Вечер, ты одна в этом доме и, кажется, во Вселенной. Рука запускает ноутбук и тянется мышью к папке с видеофайлами. Ну ладно, сегодня ещё одну серию, и спать. Но авторы сериала, как водится, прерывают сюжет на самом интересном моменте. Ладно, ещё одну серию! И ещё одну, ведь каждая из них длится всего-то 50 минут. Просмотрев за ночь целый сезон, утром ты просыпаешься с чёрными синяками под глазами и еле-еле отскребаешь себя от подушки. Работа, домашние дела, встречи с разными людьми — всё это в течение дня быстро пролетает мимо, а вечером начинается настоящая жизнь — на экране.

Эту историю с разными вариациями я довольно часто слышу от клиенток. Единственной отдушиной в жизни стало кино — яркий, красочный мир. Там кипят страсти, царит любовь до гроба, во имя которой совершают подвиги. Но есть одно «но» — сначала экранная жизнь дарит бурные переживания, а потом наступает опустошение. Темно, глухо, ничего не хочется.

Дело в том, что у нас нет двух разных пакетов с запасом душевных сил для просмотра фильмов и для жизни. Невозможно, увы, взять пузырёк с искусственными слезами и ими поплакать над судьбой бедной Сансы Старк, которую насильно выдали замуж за карлика-уродца, а потом переключить кран и пустить уже настоящую слезу о самой себе. На зрелища: фильмы, компьютерные игры, новости, концерты, редкий в наши дни театр — мы тратим тот же самый ресурс, что и на реальную живую жизнь. И, если слишком много вкладываем в виртуальное, то на жизнь остаётся совсем мало.

В 90-е годы среди православных неофитов было модно цитировать святых отцов о греховности и пагубности зрелищ. Например, святителя Иоанна Златоуста: «Или ты не знаешь, что, как мы, вверив деньги своим слугам, требуем у них отчета в каждом оболе, так и Бог потребует от нас отчета в днях нашей жизни, как мы употребили каждый день? Что же мы скажем? Чем будем оправдываться, когда потребуют у нас отчета о том дне? Для тебя воссияло солнце, луна осветила ночь, заблистал разнообразный сонм звезд; для тебя подули ветры, потекли реки; для тебя произрасли семена, поднялись растения, течение природы удерживает свой порядок, является день и приходит ночь; все это сделано для тебя; а ты, между тем как твари служат тебе, исполняешь волю диавола. Получив от Бога такой дом, т. е. этот мир, ты не отдаешь Ему своего долга? И недостаточно тебе было одного дня, но и на другой день, когда следовало бы немного отдохнуть от прежнего нечестия, ты опять пошел на зрелище, из дыма бросившись в пламя, низвергнув себя в другую, ужаснейшую пропасть».

Неофиты 90-х с презрением относили на помойку телевизоры, а, поскольку компьютеры тогда ещё были редкостью и частью скорее офисного, чем домашнего интерьера, то вечерами вышивали, читали вслух, ставили с детьми домашние спектакли…

Сейчас об этом как-то уже и вспоминать неприлично. Борцы с телевизором были объявлены крайнми мракобесами, а искусство кино признали важным аспектом современного миссионерства. Христианские смыслы «Матрицы» или «Властелина колец» — типичная тема для вечера в каком-нибудь православном молодёжном клубе образца 2000-х. Но, если с высоты прожитых лет взглянуть на тех, кто двадцать лет назад по собственной инициативе, а, может быть, по «благословению старцев» выбросил телевизор, то становится ясно, что навык жизни без остросюжетных фильмов и ежевечерних новостей принёс им немалую пользу.

Ведь если нет телевизора, а, тем более, двух-трёх экранов для каждого члена семьи, то супругам приходится разговаривать, налаживать коммуникацию без возможности уткнуться каждому в своё. Дети из семей без телевизора лучше умеют концентрировать внимание и сосредоточенно слушать, ведь им не приходилось «отключаться» от постоянно работающего звукового фона. В семье расцветает собственное творчество: ведь если нет готового зрелища, которое остаётся только проглотить, то можно самим петь, сочинять, рисовать, печь пряники, делать ещё много чего.

На протяжении веков Церковь всегда достаточно жёстко осуждала публичные зрелища и мягко, снисходительно относилась к народным обрядам, в которых люди были не зрителями, а действующими лицами. Участвовать в каком-либо действе самому, будь то колядование с ряжеными на Святках или хоровод в венках на Троицу, всегда гораздо менее опасно для души, чем сидеть и пассивно смотреть, в особенности на что-то очень эмоционально заряженное.

Когда ты сам совершаешь какой-то творческий акт — поёшь, танцуешь, участвуешь в сценке — ты не перестаёшь проживать свою жизнь, просто делаешь это в новом для себя, неожиданном формате. Из праздника, хоровода, общего пения можно взять в свою обычную жизнь что-то, чего бы ты в повседневности не смог коснуться, развить это в себе. Смотря зрелище, ты на время выпадаешь из своей жизни и погружаешься в чужое произведение, отдавая при этом в другой, придуманный мир очень много душевных сил, но своих, настоящих.

Особенно пагубно сказывается увлечение киномирами на личной жизни. Старая дева с котиком, тёплым клетчатым пледом и сериалами — это такой типичный, хоть и карикатурный, персонаж. Из перечисленного я бы, пожалуй, только котика не трогала, потому что животные влияют на нас благотворно, да и против пледа тоже ничего не имела, особенно в том случае, если сделать из него пончо и пойти на улицу погулять.

Дело в том, что практически все успешные, а особенно гениальные произведения кинематографа основаны на мифах и архетипах. Один из популярных мифов — это история о принце-избавителе, который приносится на белом коне, убивает дракона и освобождает принцессу, пассивно ожидающую его долгие годы в высокой башне. Встретить однажды мужчину, который сам всё за меня сделает, сможет подойти ко мне так, чтобы мне со всеми моими страхами и тревогами не было страшно, который будет абсолютно надёжен и безопасен, как гранитная скала, а, приблизившись, немедленно решит все мои проблемы, материальные и духовные — это очень распространённая женская мечта. Одно только но — этого мужчины не существует, потому что он миф. Он умеет красиво жить на экране, но при переходе в реальность растворяется, так что лучше не заводить с ним серьёзных отношений.