Страх быть мамой. Откуда он берется?

Я помню из детства,
Как мама и бабушка…
Мне лучше не помнить и не вспоминать…
А как же я буду?
А как же я стану?
А как мне понять, как тебя воспитать?
Я буду огромной и одутловатой,
Похожей на вату,
И с первого дня –
Уже виноватой,
Что как-то неправильно
К груди в первый раз
Приложила дитя.
Я как-то всегда не любила истериков…
Но мой ведь ребенок не будет таким!
Но мой ведь ребенок не будет таким?
А вдруг мой ребенок будет таким?!
Ксения Толбина

Современность делает не самый лучший и достаточно тревожный акцент на воспитании ребенка, начиная с темы непосредственно самой беременности, родов, ухода за младенцем и воспитания совсем маленького ребенка.

Протекание беременности сегодня связывается больше не с каким-то чудом, женским процессом, обращением внутрь себя, медитативным состоянием, состоянием потока, соединением с природой, а с анализами, УЗИ, врачебными подозрениями, проверками, опровержениями и новыми подозрениями, лежанием на сохранении, скринингами на наличие генетических заболеваний… Платные контракты с роддомами, роды за границей, центры планирования семьи, курсы подготовки к родам для мам и пап, фитнес-занятия для беременных, мощная фармацевтическая поддержка — в связи со всем перечисленным возникает подозрение, что готовиться нужно не к чуду беременности, родов и появлению целого нового мира, а к войне.

Возникает ощущение, что нужно пройти подготовку с получением сертификата и диплома «К материнству готов!», где «готов» прозвучит именно в мужском роде, так как подобное совершенно не учитывает и убивает какой-то очень глубокий женский чувственный процесс ощущения этого еще не родившегося ребенка и собственной беременности.

Индустрия детских товаров все больше насаждает некую чудовищную «правильность» происходящего: специальные подставки, подогреватели, особые ложки, особые соски, особые бутылки, особые ремешки, застежки исключительно специальной формы, мобили, трансформеры, без которых «не обойтись», экологичные материалы, исключительно особенные кремы для каждой части тела.

Обычный дом в обычном мире рисуется очень опасным для ребенка — индустрия предлагает различные зажимы на двери, чтобы малыш не прищемил пальцы, загоны, заграждения с замками, клапаны, чтобы ребенок не открывал «опасные» ящики, «безопасную закругленную форму» для всех предметов. Не говоря уже о культе раннего развития и образования детей, выбора «правильного» детского сада, «правильной» школы и «правильных» секций.

«Любишь ребенка? — отведи его в «Детский мир» на Лубянку», — этот недавно нашумевший слоган одноименного магазина вспомнился мне, как удачная метафора к тому, как современный мир сознательно и бессознательно воздействует на женщин, рождая тревогу перед материнством даже у самых спокойных, и толкает к падению без чувств и без того тревожных женщин.

Отклониться от существующей «правильности» происходящего, «не попасть» в нее воспринимается на каком-то чувственном уровне не иначе как «не отвести ребенка в «Детский мир» на Лубянку», потерпеть фиаско в материнстве. Все это опять-таки выбивает женщину из потока, чуда и рождает мысли о том, а справлюсь ли я со всем этим одним большим неврозом? Правильна ли будет моя беременность? Правильны ли будут мои роды? Буду ли я в целом хорошей и правильной матерью?

Современность каким-то парадоксальным образом во многом готовит женщину к тому, что с ребенком нужно не просто быть, а бороться и справляться.

Почему так происходит? Углубиться в тему женских страхов перед материнством мы попробовали с аналитическим психологом Лидией Чигарьковой.

— Мне кажется, в теме женских страхов, связанных с ролью матери, есть два слоя: культуральный и личностный.

Первый слой предполагает, будто женщина в современном мире должна прожить одновременно две жизни — и мужскую, с ее карьерными достижениями, и женскую, посвященную материнству. Действительно, здесь возникает некоторая растерянность — не очень понятно, как совместить одно с другим.

Подпитывается такая растерянность еще и тем, что сейчас можно родить в любом возрасте, используя суррогатных матерей, чужие яйцеклетки, а можно заморозить и собственные. Я слышала историю о том, что какая-то крупная компания оплачивала женщинам замораживание яйцеклеток с тем, чтобы те не уходили с работы. Все это рождает ощущение какого-то псевдовсемогущества, размывает границы жизни, стирает осознание ее конечности и усложняет понимание того, что для каких-то вещей существует наиболее удачное время и наименее…

… А ведь пребывание с ребенком требует опыта не действия, не достижения, а просто бытия, потому что ось «действие-результат» —  слишком мужская, это мужской способ функционирования и пребывания в реальности. А женское — это процесс, оно совсем не про ту точку, до которой можно «добежать». Умение просто быть особенно важно на первом этапе, когда ребенок только рождается.

Момент кормления ребенка, нахождение в блаженном контакте и с малышом, и с собственным телом — удачный пример такого вот опыта «просто бытия». Вот это пребывание в бездействии, заключающееся в созерцании, ощущении даже похоже на молитву или медитацию, общение с чем-то высшим, с Богом. А вся эта околодетская культура — она про делание, про действие, про некий эрзац, а не про бытие, которому все же стоит попытаться довериться.

И с первого дня уже виноватой…

Культуральный слой больше связан с логикой, но у нас есть ещё и бессознательные процессы, которые мы порой даже не ощущаем, и там принять осознанное решение невозможно. Вступая в материнство, совершается переход из девочки в какой-то другой разряд — происходит становление той, которая будет во всем виновата. Бессознательное чутко ощущает груз этой вины, и, конечно, очень «не хочется» ее на себя брать.

Действительно, необходимость каждый Божий день принимать решения за маленькое существо, а, впоследствии наблюдать чадо выросшим и, конечно же, чему-то радоваться, а чему-то огорчаться, заставляет чувствовать вину за все те «недочеты», малые или большие «огрехи» в период воспитания ребенка, ответственность за которые, конечно же, принимается на свой счет. Тревоги о том, хорошая ли она мать, преследует и тех женщин, которые уже имеют ребенка, и тех, которые только собираются вступить в материнство.

Что значит быть хорошей матерью? Кто она и существует ли вообще эта хорошая мать? Известный детский психоаналитик Дональд Вудс Винникотт говорил о «достаточно хорошей матери» и о том, что доля фрустрации (то есть не всеобъемлющее и не повсеместное удовлетворение всех потребностей ребенка матерью) необходима для нормального и естественного детского развития. А ошибок можно избежать, только если ничего не делать, то есть быть «мертвой матерью».

Я думаю, женщины могут сталкиваться, во-первых, со страхом, чаще всего бессознательным, полной неизвестности от того, кто родится и что их ждет. Ведь рождается целый новый мир. Неизвестный. Внутри утробы происходит что-то сокровенное. Ребенка в утробе нельзя увидеть и проконтролировать. И вот в это неизвестное очень трудно войти, особенно сознательно.

Действительно, довериться неизвестности очень трудно. Хочется сделать неизвестное понятным, предсказуемым и «нарисовать» образ будущего ребенка максимально точно. Но в этом случае есть шанс попасть в ловушку собственных ожиданий и вдвойне разочароваться, ведь родится и вправду Другой человек.

Я вспомнила, как американский психоаналитик Нэнси МакВильямс писала об одной своей подруге, которая была многодетной матерью двенадцати детей во времена Второй мировой войны. Когда подруга беременела, то думала: «Боже мой, опять рожать, где же найти место этому новому ребенку»?! А потом, когда ребенок начинал шевелиться в ней, она думала: «Боже мой, как интересно взглянуть ему в лицо, когда он родится!» И это было как раз про ту ситуацию, в которой она не знает, кто он. Это про осознание того, что то, что родится, будет совершенно отдельным и не будет соответствовать каким-то ожиданиям и проекциям.

Я не хочу, чтобы кто-то ненавидел меня так же, как я ненавижу свою мать

Многие страхи, связанные с материнством, основаны на прошлом опыте взаимодействия женщины с собственной матерью, с другими близкими фигурами. Либо с эмоциональными травмами, полученными в детстве, либо, наоборот, с отсутствием какого-то детского опыта, на основании которого можно было бы довольно легко представить себя в отношениях с новым маленьким существом. Я знала одну женщину, которая говорила, что не хочет, чтобы кто-то ненавидел ее так, как она ненавидела свою мать. То есть часто женщины входят в ступор перед материнством, так как бессознательно боятся воспроизвести в отношениях с ребенком собственную мать, сценарии ее поведения, усвоенные в детстве.

Так, женщины могут «откладывать» материнство, не беременеть даже при сильном желании и стараниях, бессознательно боясь воспроизвести сценарий собственной матери. Иная картина вырисовывается, когда женщины наоборот «ломятся» в материнство и пытаются действовать ровно по антисценарию своей матери, дабы отыграть его и быть своему ребенку лучшей матерью, чем была у них. Зачастую это выглядит утрированно и на самом деле равно тому же «сценарию наоборот».

Опыт отношений с собственной матерью — это самый первый опыт либо достаточно здорового контакта с Другим, в котором для каждого нашлось или найдется его собственное пространство, либо довольно удушающего контакта, в котором оказалось или окажется гораздо меньше места для самого себя. Конечно, истина, как всегда, где-то посередине, но именно из этого первого опыта вырастают либо уверенность в том, что ребенок — это тот, кого нужно заводить, исходя из ощущения полноты, которую ты готов «передать дальше», либо это тот, кто нужен, чтобы восполнить какой-то собственный дефицит, дополниться, или тот, кто расколет жизнь на две — до и после:

Многих женщин угнетает состояние слияния, в которое ты погружаешься, когда рожаешь, когда как белка в колесе крутишься и когда, как будто, не остается личного пространства. Мне кажется, это может возникать в связи с недостаточностью опыта хорошего слияния с матерью в детстве, здорового симбиоза. Это про незнание, как быть с другим и быть собой одновременно. Про опыт такого вот поглощения себя другим эмоционально или про отсутствие опыта вообще.

И страх, что после рождения ребенка жизнь поделится на две, вероятно, возникает как раз от отсутствия удачного детского опыта нахождения в здоровом и свободном контакте с Другим. Например, в моем поколении мамы выходили работать через два месяца после родов. Дети были в яслях или еще где-то. И эти дети недополучили опыт хорошего слияния с Другим, раннего общения с матерью. А дальше этот недостаточный опыт ведь передается из поколения в поколения.

Так же трудно захотеть сблизиться с кем-то настолько тесно и неразрывно, насколько это необходимо будет сделать в процессе беременности и в самом раннем периоде детства ребенка, пока мы не прошли, не завершили собственное отделение, собственную сепарацию от наших родителей. Особенно, если мы имели опыт достаточно удушающего взаимодействия, удушающей любви, когда в контакте с Другим мы теряли себя. Ведь такой опыт совсем не хочется повторять.

Еще одной проблемой можно назвать взаимоотношения женщины со своей детской субличностью, с внутренним ребенков. Внутренний ребенок — это детская часть души, которая есть у всех нас. Наверное, точнее будет сказать, — остается у каждого из нас с тех времен, когда мы сами были детьми. Писательница Линор Горалик говорила о взрослении следующее: самое страшное не то, что мы теперь взрослые, а то, что взрослые теперь — это мы.

И вот эти самые взрослые, которые давно уже «мы», в большинстве своем забывают «питать» своего внутреннего ребенка, радоваться, быть спонтанными, позволять себе что-то, чего очень хочется, быть открытыми в чувствах. Мы садимся за решетку реального мира, в котором все происходит по планам и расписаниям. И чувства тоже. Наверное, недостаточно контактируя со своей детской частью, очень трудно контактировать и с реальным ребенком.

Если доверия больше — можно рожать

Еще я подумала о каком-то доверии к миру. Больше ли твое доверие к миру, Богу, бытию, чем недоверие, или нет? Хочешь ли ты впускать в этот мир еще одного человека? Если доверия больше — можно рожать!

Итак, требования или давления внешнего мира, внутренние конфликты, связанные со страхом вступить в неизвестность или провалить миссию «хорошей матери», не самый позитивный детский опыт контакта с собственной матерью и значимыми фигурами детства, не пройденное эмоциональное отделение от родителей, недостаточное умение контактировать со своим внутренним ребенком или не самое доверительное отношение к миру — все эти вещи понятны и объяснимы, но в любом случае, у конкретных родителей рождается конкретный ребенок. И эти конкретные родители — такая же часть его пути, как и он — часть их.

Подготовила Ксения Толбина специально для портала Матроны.РУ