Сегодняшнюю тему для заседания я поднимать не хотела, но меня взяли на «слабо». Мол, а не слабо ли тебе, Дунаева, написать о правильном воспитании в юном человеке ответственности и прочих взрослых качеств?

Ну вообще-то мне про это написать раз плюнуть. Воспитать — это другой вопрос, а написать много ума не надо. Алфавит я знаю, чего ещё-то…

А началось всё с разговора на тему о том, почему слово «ответственность» вызывает в нас чувства скорее связанные с Уголовным Кодексом, нежели с чем-то приятным и вдохновляющим.  Ответственность — это то, от чего по возможности следует держаться подальше, как от тюремной камеры. То, что пугает в высоких должностях и в браке. И вообще пугает. Часто пугает настолько, что человек готов вообще не жить, лишь бы не столкнуться с этим ужасом.

Давайте проголосуем: у кого слово «ответственность» связана с понятием о чём-то приятном, поднимите правую руку и весело помашите толпе своих фанатов. У кого это слово вызывает ассоциации с гильотиной, поднимите левую руку и приставьте дуло воображаемого пистолета к виску.

Не волнуйтесь, воображаемые пистолеты не заряжены. Кому-то не хватило? Неудивительно.

Неудивительно, что все мы с детства знаем, что ответственность наступает в случае невыполнения возложенных на нас обязательств по уборке комнаты или по возвращению вовремя с прогулки. Ответственность наступает в виде подзатыльника, громкой лекции о нашем раздолбайстве или мрачного молчания на ту же тему.

И это притом, что отнюдь не мы сами возложили на себя обеты. Нам бы сроду не пришло в голову обещать это добровольно. Нас заставили пообещать, что мы уберёмся, что вернёмся домой ровно к обеду, что сделаем уроки и так далее. А когда мы не выполнили данное под угрозой немедленного разжалования в плохие девочки обещание (или выполнили его плохо), мы понесли заслуженную кару.

Кроме того, в результате постоянного повторения ситуации мы навсегда запомнили, что мы — безответственные, неорганизованные, несерьёзные и никогда не повзрослеем.

А теперь я снова позволю себе обратить свой взор на восток. На Дальний.

Я не очень люблю японское анимэ, предпочитаю фильмы с живыми людьми. Но всё-таки смотрю, особенно классику вроде Миядзаки. На анимэ-сериалы так и не подсела, но от нечего делать заглядывала и туда.

Меньше всего меня интересовали волшебные приключения и прочие спецэффекты. Для меня интересен повседневный быт, который идёт таким незаметным фоном даже в самых фантастических сюжетах, как нечто само собой разумеющееся — для японца. Но не для меня.

Пересмотрев некоторое количество материала, я смогла сделать следующие выводы:

— слегка подросшие дети «у них» ведут себя как взрослые, а взрослые – как дети, в том смысле, что все ведут себя примерно одинаково;

— если в семье один ребёнок, достигший школьного возраста, а оба родителя работают, повседневную домашнюю работу делает ребёнок (подразумевается ежедневная уборка, стирка и приготовление еды на всех. Приготовление домашнего задания не входит в список по умолчанию, поскольку это личное дело ребёнка);

— если в семье двое детей, то воспитанием младшего занимается старший (воспитание заключается в таскании младшего на спине, если он устал, утешении, если ревёт, укладывании спать, кормлении, одевании и так далее. Когда младший достигает сознательного возраста, старший постепенно включает его в работу по дому, которая почти полностью на нём — см. пункт первый);

— при всём этом у героев мультфильмов ещё и хватает времени на приключения, составляющие основной сюжет мультфильма. И если маленький персонаж бывает расстроен, то не по причине повседневных забот, а потому, что, скажем, знакомый кот-оборотень заманил его в своё котовье царство с целью  жениться/выдать замуж. А герою/героине совсем не хочется.

Я не встретила ни одного мультфильма, дидактическая линия которого была направлена на воспитание в девочке хозяйственности. Разве что в мультике для категории 3+ «Панда большая и маленькая» было о том, как совсем мелкая девчушка осталась за хозяйку, пока бабушка куда-то отлучилась. В мультике, насколько я смогла понять, пока мне не стало окончательно скучно, было про то, как правильно и вежливо принимать гостей. Даже если они панды.

Как правило, в японских мультфильмах поднимаются куда более глобальные, действительно «взрослые» проблемы, которые равно стоят перед людьми всех возрастов. Любовь, одиночество, дружба, разлука, смерть, мечты, верность, предательство, благодарность и так далее.  И вполне возможно, что основной посыл «Дяди Фёдора» японцы попросту не поймут. Ну, уехал мальчик пожить отдельно от родителей. Ну, в деревню. И что? В его возрасте любой нормальный мальчик вполне может самостоятельно позаботиться не только о себе, но и о коте, собаке, корове и почтальоне Печкине.

Неужели это знаменитая «японская» система воспитания даёт такие поразительные результаты? В пересказе на русский основные её постулаты звучат крайне сомнительно: «до семи лет ребёнок — ребёнок, и ему всё позволено, после семи лет ребёнок — взрослый, и спрос с него как со взрослого».

Мне всегда было интересно: это как вообще? В смысле, как это достигается на практике? Доопустим, до семи лет мальчик (или девочка) самозабвенно творит всё, что хочет, закатывает истерики с битьём посуды в супермаркете, размазывает по полу еду, отрывает усы у кота, и родители умилённо взирают на все проявления его активности. Но вот наступает день Х, в который ребёночку стукает семь лет, и после торжественного задувания свечек ему не менее торжественно объявляют, что теперь он взрослый, и всё вышеперечисленное ему больше нельзя?

По моему скромному мнению, эти слова только укрепят ребёночка в мысли, что теперь ему тем более можно абсолютно всё. В Японии считается крайне невежливым делать замечания и указывать на промахи и неподобающее поведение.

И тем не менее, в Японии «японская» система воспитания работает. Во всяком случае, если судить по мультикам.

И я пошла смотреть ролики из жизни. В рамках японской телевизионной программы «профессиональные умения» меня, конечно, интересовал только один персонаж, и про династии кузнецов, полировщиков мечей, мастеров чайной церемонии и так далее я не смотрела. Но какая разница, в конце концов.

Ну так вот, как воспитывают актёров традиционного театра.

Обучение начинается по достижении 3 лет, в 4 года мальчик (если в семье нет мальчика, то девочка) играет свою первую роль. Роль, я вам скажу — не баран чихнул. Чисто физически прыгать по сцене в полной выкладке и в маске в течение 40 минут это сдохнуть можно. Спектакль при этом не детский. Спектакль играется так, как его играют уже лет 600. Всё должно быть выучено и воспроизведено до миллиметра.

Фильм про воспитание и обучение наследника семьи Номура, маленького Юки, я смотрела, распахнув рот и выпучив глаза. Даже притом, что у меня пока нет собственного ребёнка, в некоторых местах мои руки начинали непроизвольно шарить в поисках носового платка.

Например, когда во время репетиции Юки надул в штаны и смущённо сообщил об этом своему сэнсэю (и по совместительству папе). Или когда он уже явно устал и проявил невнимательность, и молодой сэнсэй призвал его к порядку. Рявкнул так, что даже я бы оглохла, хоть и вокальный педагог. В общем, тоже проявил несдержанность и, следовательно, был неправ. В диалог на редкость мягко и тактично вмешался старый сэнсэй (дедушка). Моего незнания японского вполне хватило на то, чтобы понять: никаких замечаний насчёт «веди себя прилично» не последовало. Ни в адрес сына, ни в адрес внука.  Так что и авторитет молодого сэнсэя не пострадал, и Юки успокоился. Оба поклонились старшему, и работа продолжалась.

После премьеры, когда мальчика вынули из реквизита, мальчик заплакал. Взмыленными и убитыми со сцены вернулись все, а хорошему актёру просто не положено возвращаться со сцены в другом виде, даже если ему всего четыре годика.  Молодой сэнсэй прочёл сыну дежурную лекцию на тему «наша работа трудна, но это наша работа», впрочем, без особенного вдохновения.  Ну, просто, наверно, её положено было прочесть. Все её слышали после дебюта.  Мама дебютанта молча стояла рядом и поправляла на Юки рубашечку. Юки кивал головой и соглашался, что плакать нельзя, при этом продолжая плакать. Слёзы с обоих глаз он утирал одной рукой — личико-то японское, плоское…

Своего отца, судя по поведению в кадре, маленький Юки просто обожает, тем более, что не на репетиции папа ведёт себя как обычный папа, который тоже очень любит своих детей (кроме сына в семье ещё две дочери; клянусь своей бородой, когда их отцу в фильмах приходится иметь дело с младенцами, я просто растекаюсь лужицей. Оказывается, актёр, спокойно, умело и осторожно берущий на руки живого младенца, — это… это… ну, в общем, мне больше никакой эротики не требуется. Когда в поведении актёра виден большой опыт, а не выученная роль).

Ну, а мама — это мама, пока она рассказывала что-то о своей скромной роли невестки, жены и матери наследников древнего рода, Юки вообще с неё не слезал, переползая с её колен ей на шею и обратно. В общем, вёл себя как вполне обычный ребёнок своего возраста. Он отнюдь не выглядел замученным и заученным. Веселился, пищал, прыгал, носился, в общем, как положено. Но в репетиционном зале мгновенно переключался в рабочий режим. По собственному опыту знаю, что это способность не может развиться без глубокого внутреннего спокойствия. У меня его нет, и мне приходится делать над собой усилие, которое невозможно над собой сделать, когда тебе не 40 лет, а всего 4.

Тайна «японского воспитания» вдруг стала мне ясна. И заключается она в том, что воспитанием никто специально не занимается. Потому что все прекрасно знают: дети не слушают слова, дети смотрят на поступки и стараются подражать, ибо очень хотят поскорее стать взрослыми.

Любой ребёнок хочет поскорее стать взрослым.

Впрочем, он хочет этого лишь до тех пор, пока не убеждается в том, что взрослым быть — галимо и отстойно.

Как только он понимает, что по мере роста взваливаемой на него ответственности (которая слишком часто попросту чрезмерна) уважение к нему остаётся таким же, каким оно было, когда он ещё не мог самостоятельно усидеть на горшке, желание расти резко падает.

Юки уже давно вырос и стал очень приятным молодым человеком, одним из тех, кто полностью достоин называться аристократом. Он мне чем-то напоминает одну итальянскую принцессу, фильм про которую я смотрела намного раньше, чем увлеклась Японией. Эта девочка — принцесса в том же роде, в каком Юки — принц. Она знатного происхождения, её фамилия Гуччардини-Строцци, и своим спокойствием, доброжелательностью и трудолюбием она покорила меня не меньше, чем её японский сверстник.

Тогда я впервые пожалела о том, что меня не воспитывали в той строгости, в какой ранее было принято воспитывать знатных детей по всему миру.

Я сужу по плодам, по тому, что я вижу. В этих детях столько свободы и столько самодисциплины, что невозможно не позавидовать. Принцесса Гуччардини-Строцци, несмотря на богатство, никогда не сидит без дела, потому что настоящая госпожа — это та, которая показывает пример своим слугам, а не помыкает ими. Юки, чья судьба была определена с рождения, принял свою ответственность перед династией как должное и как желанное.

Ведь уже в три года он увидел и, конечно же, накрепко запомнил, как его мудрый дед, не произнеся ни слова порицания, направил его тогда ещё не очень мудрого отца к мысли о том, что, да, Юки ещё ребёнок, но тем не менее, он уже наш коллега. Направил настолько уважительно, насколько это мог сделать очень хорошо воспитанный японец.

И с тех пор Юки знал, что взрослый человек — это ответственный человек. А ответственный человек — это тот, кого уважают. А уважения, как и благодарности, никогда не бывает слишком много. Конечно, не стоит путать искреннее уважение и благодарность с тем сладеньким сюсюканьем, которым потчевали нас в детстве: ах ты, какая умница, сама блюдечко в раковину поставила, ай, какая хорошая девочка, прям совсем взрослая!

Помнится, меня это вполне бесило, как всякая ложь. В общем и целом ко мне относились как к биологическому объекту, и отношение это шло из глубины биологии, и было оно тревожным и недоверчивым, и я, как любой нормальный человек, прекрасно это чувствовала. В нашей многострадальной стране так сложилось, что детьми занимаются по большей части женщины, и материнский инстинкт не уравновешивается отцовской трезвостью.

Никто же на самом деле не считал, что я взрослая.  Ладно взрослая, никто не воспринимал меня как человека. Дети — это не люди. Дети — это отдельные существа, у них, вон и психология совсем не такая, как у людей, сколько про это книжек написано…

Наверно, не случись в моей жизни балетного класса, я бы ещё долго не узнала, что это такое: когда взрослый воспринимает тебя всерьёз. Но что ещё может заставить шестилетнюю девчонку, кусая губы, растягиваться в шпагат, как не молчаливый взгляд учительницы: ты ещё ребёнок, но мы уже коллеги.  Она не врала, что я взрослая. Но она видела меня в перспективе. И я тоже начинала видеть себя в перспективе. И это вдохновляло.

Тихо подозреваю, что, если бы на меня вот так же посмотрели, когда я вдруг взяла и вымыла посуду, я бы стала чемпионкой в этом виде спорта. И мне не пришлось бы каждый раз заставлять себя брать в руки швабру. Или самостоятельно следить за чистотой своей школьной формы. Или, сделав уроки, приготовить ужин для вернувшихся с работы родителей…

***

Ну вот, я это сделала. Я это написала. Возможно, кто-то решит, что я решила кого-то воспитать, и обидится. Но я прошу отметить: то, что я написала — не наставление. Это всего лишь моё личное несбывшееся, которое взяло, да и выползло наружу, воспользовавшись удобным случаем.