Помните 2014 год? Казалось, политика вошла в каждый дом: всем хотелось высказать свое аргументированное и неоспоримое мнение о том, что происходило на территории Украины. Кто-то опирался на официальные новости, кто-то — на мнения очевидцев, кто-то не верил ни тем, ни другим. Этот год стал началом глобального политического, экономического, социального процесса, который мы будем осмыслять еще долго и вряд ли когда-либо вернемся в исходное положение.

Меня никогда не интересовала политика, другое дело — конкретные люди и их поступки. Например, я знала, что моя приятельница активно участвует в помощи семьям, приехавшим из района боевых действий. Знала, что она с другими активистами возит вещи, детское питание, медикаменты тем, кто только что потерял дом и не знает, как жить дальше. От нее я и узнала про фотографа Ольгу Чермянину, приехавшую из Луганской области и выбравшую Москву своим новым домом.

Мы сидим с ней сейчас, в 2016, и разговариваем о самом жестоком и тяжелом периоде ее жизни. Это довольно банальная фраза, что мне не верится, что красивая девушка с нежным румянцем напротив — мать троих дочерей. Как у неё получилось пережить такое и сохранить мягкое обаяние, уверенность и блеск в глазах? Не буду пытаться разгадать её секреты, просто помогу рассказать, как всё было.

Мама с фотоаппаратом

Мы жили в городе Рубежное Луганской области. Муж работал в госструктуре, я — в военкомате. Там мы с ним и познакомились: любовь с первого взгляда, почти сразу стали жить вместе. Он старше меня на девять лет, буквально повел меня по жизни, многому научил. С ним я повзрослела. До него у меня уже был первый брак — совсем юная любовь — от него осталась прекрасная девочка.

Когда я забеременела, муж меня буквально на руках носил. Родила вторую дочь, Варвару, по случаю этого события муж решил сделать мне подарок, сказал: «Выбирай, что хочешь». Я иду-иду-иду, и мой взгляд останавливается на фотоаппарате. «Купи мне фотоаппарат, — говорю — буду детей снимать». Когда стала разбираться в нем, изучать программы для редактирования фотографий, поняла, что это мое. Такое ощущение, будто я давно этим занимаюсь — всё знаю, учиться ничему не надо. Открываю Photoshop, знаю всё про слои, кисти, умею ими пользоваться. Мой прадедушка был художником, может, от него гены перешли?

Я стала снимать своих детей, друзей и их семьи, постепенно осваивала технику, композицию, придумывала идеи для фотосессии. Потом поняла, что могу начать работать за деньги, хоть и небольшие, и уже сейчас есть что предложить клиентам. Помню свою первую коммерческую съёмку. Позвонила молоденькая беременная женщина: «Извините, мне скоро рожать, завтра кладут в больницу, не могли бы вы нас сегодня пофотографировать? Мы поняли, что совсем нет «беременных» фотографий. Пожалуйста, пожалуйста!» Как я могла ей отказать? Я поехала, мы развернули в поле бурную деятельность: животик, парящие в воздухе шарфы. Очень красиво получилось, все остались довольны. Я очень нервничала, но люди оказались простыми, понимающими, знали, что для меня эта работа в новинку и мне тоже нужна помощь. Всё прошло на ура.

Когда я снимаю, чувствую себя очень уверенно. Муж всегда смеялся: «Со стороны ты как боевой офицер какой-то». Вокруг всё замирает, я ничего не вижу. Сейчас с Вами сижу и немного людей стесняюсь, но когда занимаюсь фотографией, запросто могу сказать: «Вы нам мешаете, отойдите». Я чувствую свою ответственность за то, чтобы люди получили хорошие фотографии, так что робеть нет возможности. Если я вижу, что человек зажат изначально, я пытаюсь его разговорить, дать понять, что не кусаюсь (улыбается). Мне кажется, я со всеми нахожу общий язык. Конечно, бывает всякое, люди разные, но почти со всеми клиентами поучается настраиваться на общую «волну».

Без объявления войны

В начале 2014 года я забеременела в третий раз. Мы с мужем планировали этого ребёнка, я очень хотела сына. Когда я была на пятом месяце беременности, 22 мая 2014 года в 4 часа утра мы все подорвались с кроватей, потому что наш город начали бомбить. Мы даже не могли предположить, что и до нас дойдет война. Конечно, смотрели все по телевизору — Майдан, Одесса… Но никаких предпосылок к тому, что и нашу область это затронет, на тот момент не было.

Не могу даже описать это состояние: жуть, страх, не знаешь, кого хватать, как правильно себя вести. Сразу отключилась мобильная связь, нет доступа в Интернет — всё оборвалось. Муж собрался и уехал, а я сижу с двумя детьми и третьим в животе, боюсь выйти на улицу, слышу грохот и не знаю, что с ним. Я очень боялась взрывных волн, так что укладывала детей подальше от окон.

Каждую ночь, когда были взрывы, все спали, а я просто сидела с пакетиком тёплых вещей и документов, потому что знаю, что в убежище холодно и надо теплее одевать детей.

Сидела с этим пакетиком и всё ждала, когда включат сирену, и нужно будет бежать в бомбоубежище. Ноги-руки холодеют, когда это вспоминаю. Муж приезжал домой поесть, переодеться, рассказывал, что видел и уезжал обратно. Он вывозил раненых в больницу на своей машине, попадал под обстрелы. Наша машина после этого была вся в царапинах от пуль.

Примерно через неделю мы стали думать о том, что нужно уезжать. Съездили в Белгород, отстояли длинную очередь и поняли, что там нам не помогут: очень большой наплыв беженцев, средний заработок маленький, а аренда квартиры дорогая. Начали искать другой выход. Много людей тогда предлагали бесплатное жилье по всей России. Муж говорит: «Давай попробуем Москву. Там реальные заработки, может, из старых знакомых кого встретим».

Однажды я не могла дозвониться мужу, очень переживала, написала своей маме: «Дозвонись Денису, узнай, где он и что с ним». У меня было очень плохое предчувствие, я вся извелась. Когда дозвонилась, он успел сказать только слова: «Я в больнице» — и связь прервалась. Сами понимаете, что я подумала. Из-за нервного напряжения мне пришлось лечь на сохранение беременности. Я поехала в больницу, два дня там успешно полежала, а потом около больницы начался бой. Это было в конце мая — начале июня, я точно не помню.

Когда нас эвакуировали в подвал, я поняла, что не смогу там оставаться. Я видела, как в этих подвалах у девочек начинались роды, вокруг плач, крик, паника… Позвонила мужу, попросила забрать меня оттуда, а он как раз дома с двумя детьми сам — не с кем было оставить. Я приехала домой на такси (слава Богу, хоть одна служба такси работала, помогали эвакуировать людей) и говорю: «Больше не могу здесь находиться, делай что хочешь, вывези меня и потом возвращайся, воюй». Внутри я понимала, что никуда его не отпущу — любыми методами удержу, главное, выехать поскорее.

В ту ночь мы побросали в сумки всё, что попадалось на глаза и уехали. Было лето, жарко, в основном я брала легкие вещи, может, свитерки какие-то. Все не соберешь.

Временное убежище

До границы мы добирались полями-лесами, проезжали много постов, было очень страшно: до этого случалось, что в машины стреляли. Когда мы пересекли границу, включился мобильный интернет, я начала искать, кто предлагает жильё, куда мы вообще едем. Из денег у нас были гривны (а что в России гривны?) и пять тысяч рублей. Тогда я ещё не понимала, что это копейки.

Какое-то судьбоносное совпадение: одна девушка в группе ВКонтакте буквально минуту назад выставила свой пост, я была первая, кто ей написал. Она предлагала жильё в Домодедовском районе Московской области, село Уварово — дачный дом, чтобы лето переждать. Я ей написала: «Можно? Мы уже в России, нас такое-то количество, я в положении», и она ответила: «Так как вы первая — приезжайте». Мы добрались к ним через сутки, нас очень тепло встретили. Первый раз за долгое время я спала спокойно, в тишине, не боясь за себя и своих детей.

Я бы очень хотела поблагодарить семью Кузнецовых, у которых мы тогда остановились. Они нам всем помогли, обеспечили, мы до сих пор общаемся. Изначально мы предполагали, что будем жить у них только лето, в итоге остались почти на год. Дом не был приспособлен для зимнего проживания, мы все вместе его утепляли. Мужа я уговорила не уезжать, я знала, что здесь это будет проще сделать. Что бы я тут делала одна с двумя детьми и третьим на подходе?

На детях, конечно, вся ситуация сильно отразилась, особенно на старшей. Она долго обратно привыкала к мирной жизни. Мы жили в двухэтажном гостевом домике, недалеко аэропорт.

Утром все просыпаемся, выходим во двор, и как раз самолёт летит. Тут Альбина падает на землю и закрывает руками голову. Услышала громкий звук и подумала, что это бомбёжка, им же в школе рассказывали, как нужно себя вести.

Мои родители не смогли уехать из Украины. Бабушка очень болеет, не хочет никуда уезжать, говорит: «Я родилась в войну и умру в войну». Родители мужа тоже там остались. Моя мама примерно раз в полгода приезжает на пару недель.

Когда мы приехали, нашли информацию о том, что в ФМС нужно оформить временное убежище. Там мне тоже очень повезло. Вы представьте: лето, жара, очередь — человек сто, все хотят оформить документы. Беременных было несколько, не только я. Выходит молодой человек и говорит: «Извините, но Москва не может вас всех принять. Сейчас я впущу еще несколько человек, и на этом мы завершим работу на сегодня». Я встаю где-то в конце, понимаю, что уже не попаду туда. И тут парень, который стоял впереди всей толпы и должен был сейчас зайти, поворачивается и говорит: «Девушка, проходите вместо меня». Вот это поступок, я так была ему благодарна!

Мы оформили временное убежище, медицинские полисы. Я рожала в городе Видном, там ко мне отнеслись очень хорошо, роды прошли отлично. Удивительно, но родилась девочка. Когда я на шестом месяце делала УЗИ, пол не был виден — малыш отвернулся. Но я была так уверена, что будет мальчик, что и не думала об этом. Когда родила, я уже — «Сашенька, Сашенька…» (хотела назвать сына в честь моего отца), а мне говорят: «У вас девочка». Естественно, ребёнок — это всё равно счастье. Так что я теперь мама трёх девочек.

Муж постепенно нашёл в Москве работу. Пришлось идти в организации, где предлагали работу подсобщика, охранника, он переживал, было очень тяжело перестроиться, чтобы над ним кто-то командовал — но пришлось переступить, иначе бы мы просто голодали. Платили мужу мало, поэтому он решил пробовать таксовать. Он до сих пор таксует, на квартиру, питание, школу более-менее хватает.

«Улыбнитесь, вас снимают!»

Если честно, я не думала, что буду продолжать заниматься фотографией. Были тяжёлые моменты, когда я хотела продать фотоаппарат, потому что не было на что купить еду. Мы примерно полгода ели макароны с тушёнкой. Не самая плохая еда, конечно, но когда она каждый день… Дети конфетку хотят, маленькому памперсы нужны.

Хотелось просто выть от боли, я сказала мужу: «Давай, выставляй объявление, продавай фотоаппарат». Он меня всегда успокаивал: «Я заработаю…». Уезжал на ночь подработать, чтобы купить продукты. Он меня очень поддерживал: «Ты ещё дашь тут фору всем!»

Я родила в октябре 2014 года, а только в декабре узнала про группу в фейсбуке «Помощь беженцам». Когда написала там, что у меня грудной ребенок, сразу пришло много отзывов, нам очень помогли: отдали и кроватку, и коляску, одежду для малышки и для всех нас. Когда муж стал выгружать из машины все эти вещи, я просто обалдела. Там были и игрушки, и книжки для детей, они просто плясали от восторга, потом затерли эти книжки до дыр.

Через группу я познакомилась с замечательной девушкой, которая вернула мне веру в то, что я ещё смогу заниматься фотографией. Она говорит: «Поснимай меня, я другим покажу, а там дело пойдет». У меня с собой были в электронном виде те фотосессии, которые я снимала на Украине, я выложила их онлайн. Через Наташу я познакомилась с девушкой, которая первой заказала у меня съёмку здесь, в Москве. Я была так рада, что она мне доверилась, пустила в дом. Мне казалось, к украинцам здесь относятся не очень, за беременность наслушалась всякого, мол «что вы сюда прётесь, Москва не резиновая». Но и с добрыми, открытыми людьми я встречалась постоянно.

По поводу фотографии у меня наполеоновские планы (смеётся). Пока что возможность развиваться, читать что-то новое есть только ночью, пока все спят. Больше всего мне нравится заниматься портретной фотосъемкой, придумывать тематические фотосессии. Хорошо получается работать с детьми — я постоянно практикуюсь на своих, но и с другими малышами тоже умею ладить.

Я очень хочу поменять оборудование. Наверное, это случится не скоро, потому что оно дорогое. Мечтаю о своей студии, хочу полностью посвящать себя фотографии. Естественно, семья на первом месте, но среди всего, чем я когда-либо занималась, фотосъёмка — моя страсть. Мы только-только поднялись с колен, и хочется идти дальше. Я очень боюсь того, что мои дети будут жить в бедности, поэтому буду стараться много работать.

Чужой среди своих

Я поняла, что назад дороги нет, когда в панике собирала дома вещи. Мы выехали, и я знала, что туда больше не вернусь. У меня нет тяги домой из ощущения, что это моя родина, и в этом я чувствую предательство со стороны государства.

Я сильно скучаю по родным, но не по родине.

Я считаю своим домом Москву, очень хочу получить российское гражданство. Хочу, чтобы мои дети учили не украинский язык, а русский. Так решительно я настроена.

Один раз мы ездили с младшей на Украину по делам. На границе нас не хотели пропускать, потому что у дочери свидетельство о рождении на русском языке и в графе «гражданство» стоит прочерк. Мне объяснили в ЗАГСе, что потом, когда она будет получать паспорт, она сама сможет выбрать себе гражданство, потому что рождена здесь. Чтобы нас пропустили с таким документом, мне пришлось очень сильно попросить.

Все мои родные были рады меня видеть. Наш город опустел, в основном остались пенсионеры. Работы нет, молодёжь разъехалась, тем более, что постоянно объявляют призывы в армию. Частные дома по окраинам разрушены, всё опустело, люди боятся выйти из дома.

Я была буквально четыре дня, и сразу сказала папе, что привыкла жить в тишине. К тому времени забыла это ощущение — когда слышишь громкий звук, ноги холодеют, всё тело сковывает ужас. Однажды я услышала что-то похожее и уже была готова хватать чемодан и бежать куда угодно, а это просто вагоны на станции разгружали. Слишком глубоко во мне засел этот страх — за себя, за детей. Не хочу туда больше возвращаться.

С самого начала я потеряла много приятелей, потому что вступала в дискуссии на тему «кто прав, кто виноват». Они смотрели телевизор и верили всему, что оттуда говорили, а мой муж видел своими глазами, кто и куда стреляет. Сейчас я стараюсь в эти разговоры не ввязываться. Несколько раз мои клиенты спрашивали: «На какой вы стороне?» Я отвечала: «Это важно?» — «Нет». На этом разговор и был окончен. Я стараюсь, чтобы они больше улыбались на фотографиях, люблю снимать эмоционально живые портреты, так что разговариваем мы о чем-то хорошем.

А дальше будем просто жить

Думаю, что когда вырастут мои дети, об этом периоде уже будет много всего написано, целые книги. У каждой стороны будет своя правда. Я очень хочу, чтобы дети помнили своих дедушек и бабушек, старались их навещать. Хочу, чтобы у них не было негативного отношения к своей родине. Я, побывав там, испытываю сложные чувства и очень надеюсь, что у них не будет этой проблемы.

Из-за всего произошедшего я, наверное, стала фаталисткой. При этом оптимизм остался при мне: не могу с собой ничего сделать, верю, что, в конце концов, всё будет хорошо!

Последние два года были такими сложными, что не было возможности не то, чтобы мечтать, но просто строить планы на будущее. Все силы отдавались выживанию. Но если помечтать… Я бы очень хотела куда-нибудь полететь. Мы ни разу не были всей семьей за границей, а я очень хочу отдохнуть.

Я даже не верю, что наступит момент, когда я лягу, расслаблюсь, и у меня в голове не будет мыслей: «Что? Как? Где? Зачем?».

Очень хочу почувствовать расслабленную эйфорию от того, что ни о чем не нужно думать, никуда не бежать. Хочу, чтобы мои дети после всего пережитого просто отдохнули.

Подготовила Вероника Заец
Фото из личного архива автора