Десять лет назад, когда родился мой сын, я уже точно знала, что буду воспитывать его феминистом. Тогда я не решалась назвать все это таким словом, ведь я сама себя феминисткой не считала. Знаете, как говорят обычно: «Я не феминистка, но…» Вот благодаря этим «но», которых вокруг становилось все больше, я выросла в того человека, которым являюсь сейчас.

С сыном я решила сразу: у нас не будет никаких «ты же мужик» или «она же девочка». Ты помогаешь людям, потому что ты сильный, умный и благородный. И потому что ты хочешь сделать приятное. Ты имеешь право выражать свои эмоции, и плакать в том числе. Тогда я еще не знала, что мальчик мне достался совершенно неплаксивый. Не бывает женской и мужской работы — это вся работа по обслуживанию самого себя и своего дома.

Впервые с результатами воспитания я столкнулась в четыре сыновних года. Он рассказывал о том, что в саду появился кружок по шахматам, он очень ему нравится, и Виолетте (пятнадцать килограммов золотых кудрей, рюшечек, синих глаз, губок бантиком и розовых лаковых туфелек) — тоже нравится. Она у него вчера три раза выиграла! А он у нее всего два.

Я вела машину, слушала рассеянно и так же рассеянно поддакнула: «Молодец! Это очень великодушно с твоей стороны — поддаться подруге и дать ей выиграть». Саша, пристегнутый к креслу сзади, ужасно удивился: «Я ей не поддавался. Почему ты подумала, что поддавался?» Тут я поняла, что ступила на очень хрупкую почву и, не найдя, как выкрутиться, похоронила себя целиком: «Ну… Потому что она девочка?..» «Мама, — наставительно сказал выращенный моими руками юный феминист, — девочки такие же умные, как и мальчики! А некоторые, вроде Виолетты, гораздо умнее многих мальчиков».

Тот случай заставил меня гораздо тщательнее следить за собственной речью. И научил видеть, как много предрассудков вокруг. Буквально начиная с рождения младенца! Сын родился очень худеньким, с огромными глазами и настолько костлявыми ладошками, что на них страшно было смотреть. Про него окружающие говорили, что он «мужиииик», «настоящий парень» и «смотрите, какой у него умный взгляд». Вот с первого же дня.

Дочка родилась помесью шарпея и довольного жизнью толстенького таджика. Когда она спала на одной щеке, другая свешивалась на нос. У нее были такие большие ступни, что она сразу же порвала ими носочки сына, в которых он тонул в четыре месяца. Первые три дня своей жизни моя дочь провела, пытаясь открыть глаза — этому мешали подпирающие снизу щеки. Но она, конечно, была «красотка», «абсолютная Вивьен Ли», «нежная девочка» и иногда — «Бьорк». Последнее — видимо, из-за щек, которые делали ее разрез глаз похожим на азиатский.

С дочкой мне было труднее, чем с сыном. Меня заливало гормонами, которые шептали мне: «Принцесса! Феечка! Красавица!» Если двухлетний сын толкал кого-то на детской площадке, я испытывала дикий стыд: мальчик — и бьет кого-то! Если то же самое делала моя двухлетняя дочь, мне это казалось умилительным: такая крошечная, такая нежная, такая состоящая будто из одних зефиров и эфиров — и толкается, — прелесть, а не девочка!

Понятно, что реагировала я одинаково и с сыном, и с дочкой: объясняла, запрещала, учила, как действовать вместо того, чтобы драться. Однако факт остается фактом: в моем подсознании мальчики и девочки совершенно не равны в правах. И моему сознанию это совсем не нравится.

Поэтому я учу и сына, и дочь — чужой телесной неприкосновенности, например. Хватать в саду и целовать постороннюю девочку — это не «прелесть, он в нее влюблен!», а «сначала спроси разрешения, хочет ли она, чтобы ты ее трогал». Мальчиков тоже нельзя хватать. Или, например, я никогда не настаивала на том, чтобы сын за мной «ухаживал», как ухаживают мужчины за женщинами. Не обучала гусарской галантности. Если я просила его понести сумки, то только потому, что мне действительно было тяжело и требовалась помощь. А не потому, что он «мужчина» и «должен». Я многажды слышала отзывы о слабых современных мужчинах или о подростках, которые никогда места не уступят и старушке не помогут. И поэтому мамы начинают натаскивать полуторогодовалых будущих мужчин на «помощь женщине». Хотя даже в таком возрасте ребенок ощущает, насколько это искусственная и нечестная ситуация.

Поэтому у нас было так: пока он был маленький, я изо всех сил показывала, что взрослые и сильные — заботятся о маленьких и слабых. Еще я часто помогаю женщинам с колясками на улице, уступаю места беременным и стареньким — и опять же транслирую сыну, что делаю это не потому, что «мужчины обмельчали и приходится мне вместо них», а потому что я молодая, сильная и могу помочь. Долгое время казалось, что все это уходит в никуда, что мы растим избалованное эгоистичное чудовище, думающее только о собственном комфорте. А потом пошли первые всходы — и настолько невероятные, что я до сих пор не могу поверить в эту трансформацию.

Например, когда я родила дочь, я сразу же заболела, почти на целый месяц. А муж этот же месяц работал по четырнадцать часов в день — у него был сложный проект. Ночью он был с дочкой, а днём мы оставались втроём с семилетним сыном, который ходил в аптеку мне за лекарствами и в магазин за продуктами, готовил обеды, как мог: макароны, яйца, кашу, иногда сосиски. Носил новорожденную сестру на руках, пока я ходила в душ, — она не соглашалась оставаться в одиночестве. Иногда он приходил просто погладить меня по голове или принести уже почищенный и разобранный на дольки мандарин. И это тот мальчик, который ненавидит любые нежности и брыкается, когда его пытаются хотя бы обнять!

Следующий звоночек был в его восемь лет, когда он в магазине вдруг сказал, что ему можно не покупать лего — он на него достаточно насмотрелся и понял, что спокойно может без него прожить, «а вот ты без нового платья, я не знаю, как выживешь». Хотя дома никто никогда не вел разговоров о том, что надо выбирать между лего для него и платьями для меня.

Я старалась растить детей максимально внегендерно — просто хорошими людьми, не имея в виду, что какие-то качества свойственны исключительно мужчине, а какие-то женщине. Согласитесь, каждому из нас, вне зависимости от пола, хорошо было бы быть сильным, смелым, эмпатичным, умным, образованным, ответственным, благородным и умеющим откровенно обсуждать проблемы. И в результате всего этого у меня вдруг получился не маменькин сынок и не плаксивая тютя, которой пугают мам, не растящих «настоящих мужиков», а огромный широкоплечий подросток, которому нравится подхватывать у меня — и у окружающих — тяжелые вещи, потому что он может это сделать.

Он приходит починить мой компьютер, а когда я снова теряю ключи от своей машины и мечусь по дому в их поисках, он вручает мне стакан воды и просит посидеть спокойно, пока он их найдет: «Я же знаю, что ты так нервничаешь, когда что-то теряешь, что совершенно теряешь способность думать и вспоминать, куда ты их дела». Ещё это мальчик, который покупает на самостоятельно заработанные карманные деньги угощение для всех друзей: «Я подумал, что съесть конфету самому — это одно и кратковременное удовольствие, а если я угощу друга, то мы оба получим удовольствие». Моё подсознание думает: «Йууу-хуууу!!! Да он растет настоящим мужчиной!» Моё сознание поправляет: «Он растет хорошим человеком».

И только с дочкой моё сознание и подсознание считают одинаково: это розовое, воздушное, голубоглазое и почти прозрачное существо с облаком волос до пояса — действительно феечка, принцесса и настоящая красавица. «Вырастите из неё бог знает что», — подтверждает сын.