Я узнала о том, что отец моего ребенка трагически погиб вскоре после свадьбы с другим человеком. Папа навещал дочку по выходным, и наше общение последние пару лет сводилось к репликам «приведешь ее в шесть?» и «дай ей, пожалуйста, творожок на завтрак», но я не могла сдержать своего горя и плакала сутки напролет. Я не знала, как объясню трехлетней Веронике, где папа. Однажды я принесла ей воздушный шарик и запустила в дверной проем впереди себя, чтобы устроить сюрприз. Она с интересом выглянула в коридор и внезапно разочаровалась, увидев меня. Не взяла шарик, убежала на кухню плакать. Потом я вспомнила: ее папа так делал, она ждала его. Наверное, у них были свои шутки и свои маленькие традиции, о которых я не знала. Может быть, он один разрешал ей есть мороженое холодным, а не растопленным на блюдечке. Он лучше меня знал всех животных в зоопарке и уж точно позволял ей выше залезать на деревья во дворе. С детством моего ребенка случилось непоправимое, и я была охвачена горем, которое, к тому же, не знала, с кем разделить. Все вокруг советовали поменьше огорчаться. «Что скажет муж? Он будет ревновать. Не плачь при нем. У него возникнут вопросы», — слышала я и действительно старалась меньше плакать. Некоторые давали другие рекомендации: «Три года? Она и не вспомнит папу! У нее такие прекрасные отношения с отчимом, про папу ей можно просто не говорить». Такие советы я резко пресекала. Мне было очень больно, но я мысленно наполнилась «женской мудростью» и натужно улыбалась, чтобы поплакать вечером в ванной. Тайком. Как я рада, что муж оказался мудрее меня. Он первым завел разговор о том, что случилось. Он раньше всех стал спрашивать, как я себя чувствую. Первым поинтересовался, поймет ли все сейчас Вероника. Спросил, какая помощь нужна родственникам с другой стороны. И, наверное, очень удивился бы, если бы узнал, что я боялась поделиться с самым близким человеком своим самым сильным переживанием. Я, наконец, смогла открыть кому-то свою беду. Сказать, что мне тоже больно. И он единственный понял, что мне не нужны ни советы, ни рекомендации, просто молча слушал, был рядом. — Это ничего, что я рассказываю? — спросила я на всякий случай. — Может быть, тебе неприятно? — Ты что? — удивился муж. — Я всегда знал, что ты человек, который жил и любил, «мыслил и страдал». И мне тоже очень жаль, что так случилось… Мне стало стыдно, что я недооценивала его раньше, что вслед за другими могла подумать: он считает меня «женщиной с прошлым», о котором лучше не вспоминать, а то не дай Бог что. Нет, я всегда знала, что мой муж выше, чище и лучше тех, кто употребляет термин «разведенка с прицепом», но именно в тот момент я вдруг поняла, что рядом со мной — лучший друг, от которого не надо прятаться, с которым не надо ничего скрывать. Друг, который не ждет от меня исполнения правил из книг по «умному домоводству» — «к приходу супруга выстройте по росту, а также умойте и причешите детей». Благодаря его поддержке нашлись и слова. Я не знала, поймет ли дочка… Но я позвала ее и сказала: «Твой папа был отважным ученым, который хотел сохранить планету для всех на свете людей, но прежде всего — для тебя. Он отправился на небо, изучая Землю. Теперь он будет наблюдать за тобой с неба всегда и всегда будет рядом, а я буду рассказывать тебе о нем, когда ты подрастешь». Больше она пока не спрашивала. Мне стало легче, когда я забыла о советах «всегда быть приветливой и печь плюшки в свежем переднике, несмотря ни на что». Дома никто не боится сказать, как Вероника похожа на папу. Никто не прячет старые фотографии. Я знаю, что дочка помнит и любит папу, но еще знаю, что у нее есть любимый друг и защитник — мой муж, которого она стала в последнее время называть «папа Вова». Лучший друг, от которого не надо ничего скрывать, есть и у меня, потому что против «женской мудрости», как оказалось, существует мудрость любви. И мудрость любви оказалась в этом споре сильнее.