Я думала, она будет плакать. Вспоминать молодость. Забудет о морщинах, болезнях и о том, что все прошло.

Я рассчитывала погрузить ее в счастливые времена юности. Поэтому купила билеты на Шарля Азнавура, которые стоили как небольшой самолет. Только за несколько часов до концерта я обратила внимание на возраст героя, и меня «начали терзать смутные сомнения».

Мама начала переживать с первых же минут выхода знаменитого шансонье на сцену.

— Ой, — выдохнула она и сцепила руки, суставы пальцев громко хрустнули. — Бедненький!

Девяностолетний Азнавур сделал по паре нетвердых шагов вправо и влево.

— Миленький! — громко прошептала мама, закрыв лицо руками. — Не ходи, не ходи, миленький, стой!

Собственно, так весь концерт и прошел. Иногда она забывалась, поворачивалась ко мне и говорила с по-детски обиженным выражением лица:

— Лера! Он же не попадает в ноты!

Но тут Азнавур вдруг слезал со своего высокого стульчика и снова заносил ногу, чтобы сделать неверный шаг, тогда ей делалось стыдно за ноты, и все повторялось: миленький-стой-не-ходи-куда-ты-мамочки-да что ж это такое…

Апогей наступил, когда хитрый француз, допев на русском «Эх раз, еще раз», отправился за кулисы, держась за сердце и подволакивая ногу. Маман чуть не сошла с ума, я открыла ее сумку в поисках валокордина… Азнавур развернулся и, весело подскакивая, как детсадовец на прогулке, завершил на бодрой ноте весь свой французский шансон.

— Молодец, дед! — крикнула мама, размахивая сумкой. У меня было ощущение, что они только что с дедом взяли Берлин. Зал бешено зааплодировал.