Почему я не рассказываю маме о своих проблемах

Я не рассказываю маме о своих проблемах. Советуюсь, выслушиваю, делюсь радостью, бесконечно доверяю. Она мой самый близкий, дорогой человек, и именно поэтому — последний, кому я расскажу о каких-то сложностях. Если совсем прижмет — просто приду в гости, попью чай с фирменными пирогами, послушаю голос, посижу на родном диване и станет легче. Берегу ее. Не хочу, чтоб переживала и расстраивалась. По многим причинам. Расскажу об одной.

Маме пришлось приложить, не побоюсь этого слова, титанические усилия, чтоб мое детство было счастливым. Дело не только в эпохе тотального дефицита, когда ей (как и многим другим) приходилось мчаться на другой конец города, выстаивать километровую очередь, чтобы купить дочке куклу или сапожки. Это, безусловно, сложно, и нам сегодняшним до конца не понять. Но я все-таки не об этом.

Так сложилось, что моя семья столкнулась с войной. Много лет назад, еще при СССР, Ангола воевала с ЮАР. Я была совсем маленькой, а папа — молодым офицером, и его отправили служить как раз в ту самую горячую африканскую точку.

Первый год в Анголе с ним жила только мама, потом еще на два года привезли и меня. Мне было 3-4 года, и про войну такой маленькой девочке ничего не рассказывали, а папа каждый день просто уходил «на работу». Но вплоть до 14 лет у меня перед глазами часто возникала картина, будто я стою на балконе, смотрю вдаль, там полоса деревьев (то есть какая-то скудная африканская растительность), и из-за нее слышен грохот. Взрывы. Я долгое время не могла понять, откуда такие видения, и думала, что вспоминаю какой-то свой сон. Ведь в Анголе мы просто жили, общались, ходили в кино, купались в океане. Да, у меня там была одна единственная кукла — чернокожая, а коляской служила коробка из-под бананов (ну да, а из-под чего же еще, в Африке-то?). До сих пор сохранилась такая фотография. Но я по этому поводу не страдала. Зато было много фруктов, и родители рядом.

И лишь много лет спустя, на даче, под шашлыки, папа (после некоторого количества горячительного), разоткровенничался: «Помню, сидишь в окопе, грохот, стрельба и думаешь, а люди в Союзе из-за какой-то ерунды ссорятся, ругаются, отношения выясняют… Дураки!». Так он впервые проговорился.

А пару лет назад по телевизору показывали фильм «Ангола. Война, которой не было». Я застала последние минут десять, после того как позвонила мама: «Представляешь, по НТВ фильм про Анголу идет! Про нашу часть! Где отец служил, и прапорщика того показали, который с нами там был, а потом его в плен взяли. Включай скорей!». Фильм действительно рассказывал о тех событиях, о войне, которая шла в Анголе, когда там служил папа. А в моей голове вдруг как-то разом сложились некоторые воспоминания-фразы-рассказы. И картинка получилась очень странная. Сюрреалистическая. Будто мы там были и в то же время не были. Ведь долгие годы Ангола была для меня страной, из которой мы привезли дефицитные тогда ковры, столовые сервизы и японскую технику. И еще единственным местом на земле (а родители поездили на своем веку очень много), в котором климат полностью устраивал маму, любительницу жары и солнца.

Очень странно было услышать от родителей о том, что через месяц после того как мы уехали из воинской части (срок папиной службы закончился, его перевели в другое место), ее буквально стерли с лица земли. Разбомбили. И никого в живых не осталось.
А этот фильм… В котором тот самый прапорщик, папин сослуживец, знакомый, рассказывал про плен, где провел год. Его и еще нескольких наших военных связанными держали в каких-то хижинах, а по ним ползали скорпионы и пауки.

Еще там были кадры хроники — настоящие танки, стрельба, гранаты…. Просто не верилось, что это документальные съемки. Ведь я там была в это же время. И, возможно, среди военных, запечатленных на пленке, был и мой папа.

Я узнаю подробности о войне, и вообще начинаю по-настоящему осознавать, что мы жили там в воинской части, а папа там служил только сейчас. Намного, намного позже этих событий. Зато хорошо и отчетливо помню, как мы с моим чернокожим приятелем Антонио рвали на соседнем поле кукурузу. Помню кролика, которого мне подарили родители. Я таскала его за уши. Потом он запутался в веревках на балконе и умер, и чтобы меня не расстраивать, мама сказала, что он убежал в лес, к своей семье. Чтобы не расстраивать…

Был еще клуб в военной части, где периодически крутили кино. Меня брали с собой, чтоб не оставлять одну дома. И там был свой ритуал перед сеансом — я проходила по рядам, чуть-чуть оттопырив руками подол платья, и в этот подол сыпались конфеты, сладости, печенья. Детей в части почти не было. Но дома, в СССР, они остались почти у каждого. Военные очень скучали по своим деткам и «баловали» меня, как могли, за всех. А теперь я знаю, что многие из тех офицеров так и не увидели больше своих детей.

Мой друг Антонио, помню его очень хорошо. Типичного такого африканского черного мальчишку. Ему было 11 лет. Он был сирота, ночевал у какой-то своей дальней родственницы, а дни проводил в нашей части. Свободно говорил по-русски. Наши женщины его кормили и всячески опекали. У нас, например, он регулярно обедал. И каждый раз, когда приходил, приносил букет роз, вручал маме и говорил: «Это для Олечки!».

А под кроватью родителей все это время лежал чемодан — с сухим пайком и теплой детской одеждой. Чтобы, если вдруг начнут бомбить, мама могла схватить меня, чемодан и убежать. И с этими запасами мы могли бы прожить какое-то время. Об этом я тоже узнала недавно. Зато все время помнила кролика, конфеты в подоле, розы и кукурузу.

Сейчас я знаю, что родители просто берегли меня, не рассказывая правды. Представляю, как они сами боялись и переживали за нас с братом. Хотя по-настоящему представить это я смогла не так давно. Было достаточно пережить одно ОРВИ собственного ребенка, чтобы понять чувства мамы. Когда от звуков кашля сжимается сердце, и ты готова не спать всю ночь, да хоть неделю, укачивая температурящего малыша. Плевать на усталость, ее не чувствуешь — лишь бы ему стало хоть чуть-чуть легче. И можешь свернуть горы, чтобы детство у него было счастливым, вопреки всем ненастьям. Мое было именно таким — благодаря родителям.

И теперь мне хочется оплатить им тем же. Может, я не права, но пусть они видят только мои успехи, новые платья, достижения внуков, фотографии из отпуска.

А морали у сей басни нет. Просто — берегите родителей. В том числе и от лишних переживаний за нас.