Пять утра. Телефон разрывается. Это значит, что в городе Барнауле кто-то из моих близких уже проснулся, позавтракал, пришел на работу и решил, что самое время сообщить мне последние новости или просто поболтать. Трубку я беру всегда, все равно разбудили, да и мало ли, что там случилось.

— Алло (сиплым голосом).

— Ты спишь, что ли?!

— Пять утра у нас, действительно, чего это я сплю…

— Ой… Точно… Извини, у вас же плюс четыре к Барнаулу…

И дальше, без переходов и преамбул, начинается выпуск последних алтайских новостей. Дело это уже привычное, и я давно не злюсь на будителей. Родня. Куда деваться. Попытки не брать трубку или отключать звук ни к чему не приводят, потому что когда телефон отключен, мне никто никогда не позвонит. Мистическая связь с моей трубкой позволяет близким четко определять, когда она находится в рабочем состоянии.

Тем памятным утром бодрые звуки рингтона «Шоу маст гоу он» начали терзать мою опочивальню с четырех утра. Двумя руками поднимаю веки, смотрю на экран — Катька. Школьная моя подруга.

Учитывая, что мы с ней созваниваемся «через день да каждый день», ранний звонок меня насторожил, но не разбудил. Подождет, не маленькая, совесть надо иметь, будить подругу в такую рань. Сбрасываю вызов, пытаюсь досмотреть утренний сон. Да не тут-то было. На экране высвечивается сообщение: «Перезвони срочно, у меня беда».

Набираю ей тут же, конечно.

— Кать, что случилось?!

Молчание.

— Катя! Что?!

В трубке какой-то хрип.

— Зотова, если тебя еще не убили, я приеду и добью тебя сама! Что?!

— Он умер, Ульян, он умер….

— Да кто, Господи, кто, Кать?!

— Ребенок умер.

— Господи, чей?! Мой?! (У Катьки нет детей).

— Дура… Мой, мой ребенок умер, все…

И тихий вой, такой, как будто подругу мою душат подушкой.

Тут я понимаю, что либо Катерина как-то ловко успела за сутки сойти с ума, либо я чего-то не знаю.

— Катя, пожалуйста, скажи мне, где ты? (Ведь еще остается надежда на то, что корпоратив какой с вечера был, человек чересчур хорошо провел время, да и привиделось чего, мало ли, дело-то житейское).

— Я в больнице, Ульян.

— Да в какой?! В скорбный дом тебя, что ли, свезли?! Ты можешь хоть что-то мне внятно объяснить?

— Я не хотела никому говорить, боялась сама себя сглазить, Уль, я была беременна, пять месяцев уже. Все было хорошо, а вчера он умер… Замер. Все.

Катька много лет неистово боролась с бесплодием, отдавая этому всю душу и содержимое кошелька. Все круги гинекологического ада к этому времени она прошла не один раз, и, честно говоря, я думала, что эту тему она для себя закрыла, потому что давненько я не слышала от нее историй про бесконечные госпитализации, приемы гормонов и цены на ЭКО.

— Кать… Не плачь, Кать … (Господи, что говорить в такой ситуации? Как утешить?)

— Чем, Ульян, чем я хуже всех?! Чем я Бога так прогневила?! Почему Он мне дал эту радость, а потом отнял?! Ребенок уже толкался, я уже имя придумала, я его любила уже больше жизни?! Почему?! Я смирилась, что меня замуж не берут, ладно, но ребенка, ребенка почему отняли?!

— Кать… Кать, это не ты, Кать… Ты не виновата…

— А кто?!

— Катя…

— Кто?! Кто меня проклял?!

— Да мужики, мужики виноваты. Слабые они все, больные, ни замуж выйти, ни зачать. (Боже, что я несу!). Кать, ты бросай все и срочно приезжай ко мне, поедем в Грузию, вдвоем. (Какая Грузия? Зачем? Отродясь там не была).

— Меньшикова, я понимаю, что у тебя четыре утра и ты плохо соображаешь, но причем тут Грузия?.. И мужики?

— Кать, там тепло еще сейчас, солнце, фрукты, вино и хачапури. И мужчины, красивые и здоровые. Ты ж у меня королевишна, я тебя там замуж отдам, нарожаешь джигитов, будете виноград выращивать, апельсины-мандарины… (На что я туда поеду? Только из отпуска, первая рабочая неделя).

— Мать, ты чокнутая… Пока. Перезвоню.

Через две недели Катька уже была в Москве и поезд «Москва-Владикавказ» мчал нас навстречу Военно-Грузинской дороге, чахохбили и «Хванчкаре».

Ехать не близко, решили в дороге виртуально изучить туристические тропы Грузии, не ограничивая себя гастрономическим туризмом. Катя уже немного отошла, конечно, но… Вы же понимаете, женщине, так жаждущей материнства и потерявшей ребенка никакой «переменой мест» рану не зашьешь. Поэтому я изо всех сил, суетясь, пыталась занять наше с ней время, чтобы отвлечь, чтобы не думала о своей беде.

Мы обсуждали всевозможные маршруты, рассчитывая, как уложиться в то время, которым мы располагаем, чтобы по максимуму успеть везде. Безостановочно распивали чаи, ели и старательно делали вид, что ничего не произошло. Что мы просто веселые туристки, которые вот так, запросто сорвались и поехали в теплые края.

Перед Владикавказом, ранним утром мы выскочили на перрон подышать уже почти горным воздухом и поделиться с местными очень пронырливыми собачками оставшейся с вечерней трапезы «Краковской».

— А что за станция?

Мы ехали в последнем вагоне, и здание вокзала было довольно далеко от нас, чтобы разглядеть буквы на его фасаде.

— Беслан, — ответила проводница.

— Беслан…, — повторила за ней Катя, — Беслан, — и быстро заскочила в вагон.

Я стояла на перроне, смотрела на бодрых бесланских таксистов, зазывающих ехать с ними хоть в Грузию, хоть в Армению. На привычно флиртующих с ними проводниц, на собаку, которая с вопросительным вниманием следила за тем, куда же я в результате дену пакет с «Краковской», в то время как память четко по кадрам показывала мне видеорепортаж того страшного дня, когда в этом городке случилась самая ужасная рукотворная трагедия, расколовшая жизнь на «до» и «после».

Отдав «Краковскую» изнывающему псу, я тоже зашла в вагон. Поехали. Катя лежала на своей полке, отвернувшись к стене.

— Кать, давай паковаться, скоро приезжаем.

— Да… Сейчас… Ульян, ты представь, ты только представь, ты его родила, он такой маленький, жалкий, беззащитный, потом растет, пошел, заговорил, в садике ему деревянным паровозиком по голове стукнули, бежишь, заступаешься, потом вы покупаете рубашку белую, брючки, туфельки, такие маленькие, мужские, срезаете георгины в палисаднике и идете в школу. В первый раз в первый класс. И начинается этот кошмар, в одну минуту…Или он уже большой, десятиклассник, сам идет на линейку, без тебя, а там… Там все это происходит… И ты мечешься, кричишь, тебя не пускают в эту школу…

— Кать… Не надо.

— А потом ты идешь и ищешь его там. Находишь…

— Катя!!!

Сажусь к ней на полку и мы начинаем реветь, обнявшись. Подходит проводница. Она все понимает, но долг превыше всего.

— Белье сдавайте, подъезжаем.

Сумки утрамбованы, белье и подстаканники сданы, до прибытия минут пять, беру телефон, захожу в интернет, страница обновляется, и поисковый запрос выбрасывает меня на грузинский форум, где я, естественно, ничего не понимаю и готова уже была обновить поиск, как глаз мой цепляется за фото с очень странным и нечетким изображением. Увеличиваю картинку и понимаю, что это очень необычное изображение какой-то святой. Обсуждение под этим фото идет очень бурное, и я просто ради интереса начинаю выяснять, что это за икона или фреска.

Нахожу. Читаю: «Икона беременной Богородицы».

«Эта икона беременной Богородицы была найдена в одном из женских монастырей западной Грузии. При ремонте был поднят пол, под которым оказалось хранилище ряда уникальных икон. Среди прочих была обнаружена и эта икона Марии, носящей во чреве Христа». Пытаюсь найти что-то еще, помимо этой скудной информации, бесполезно. Ни названия монастыря, ни его географическое положение нигде не указано. Ладно, ищущий да обрящет, добраться бы до компьютера.

— Кать, смотри, что я нашла.

— Кто это?

— На, почитай, будем искать.

— Уля! Нам туда надо. Срочно. Где это?!

— Найдем, Кать, язык до Киева доведет. Хватай поклажу, выходим.

Мы быстро нашли такси, договорились о цене и помчались в сторону Верхнего Ларса, на границу России и Грузии.

Все. Теперь у нас была цель. Если в самом начале путешествия эта цель была не ясна никому, кроме расхожего «развеяться», то теперь нам все стало ясно и понятно. Куда, к кому и зачем. Мы едем к Божией Матери, за утешением.

Только где и как искать этот образ, этот храм, где он хранится — не знал никто. И все было против того, чтобы мы его нашли.

Началось все с того, что почему-то на границе у нас пропал интернет, а ни названия гостиницы, которую мы забронировали, ни ее адреса мы, по-девичьи, не сохранили. И бедный Важа, который нас вез из Владикавказа до Тбилиси, поднял на уши весь город, чтобы найти нашу гостиницу. Мы сто раз перезагружали наши смартфоны-айфоны, но они упорно не желали включаться и подключаться к грузинскому интернету. Нас допрашивали с пристрастием на русском, английском и грузинском языках на предмет хотя бы начала или окончания названия хотя бы улицы… Но тщетно.

И тут Катька после четырех часов бесплотных поисков подпрыгивает и вопит.

— Вспомнила, я вспомнила! Астаниани, Астаниани! Улица Астаниани!

Важа и группа поддержки в количестве восемнадцати человек хором ответили Катьке.

— Ваааах! Катя, генацвале, нет такой улицы в Тбилисо!

И уже только темным вечером, когда Важа и группа поддержки уже восьмой раз кормили нас обильной грузинской едой, кто-то из Важиных друзей громко воскликнул.

— Асатиани! Улица Асатиани! (Запомните это название, это очень важно).

За пять минут выяснили, что наша гостиница именно там и находится, созвонились с владельцами и через час (надо все доесть! люди обидятся!) мы наконец-то попали в маленький, до невозможности уютный гостевой дом в самом центре Старого города, с крыши которого открывается дивный вид, ради которого, собственно, мы и выбрали это место.

Мы обнимаемся с Важей и всей группой поддержки, неловко пытаемся всучить хоть немного денег (да за бензин, Боже упаси, больше ни за что!).

— Э-э-э, девочки, не надо обижать старого Важу! Вы наши гости, какие деньги, уберите… Добро пожаловать в Грузию!

И мы пожаловали. Теплейшей звездной тбилисской ночью мы сидели на крыше нашего отельчика, пили кофе, смотрели на переливающийся огнями Тбилиси и были счастливы.

И тут начинается самая настоящая девочковая история.

Катька, она хоть и после трагедии личной, но ведь женщина. А конец сентября и начало октября в Грузии — это ж не сибирская осень. А Катька ни одного завалященького летнего платья с собой не захватила. И три дня, целых три дня мы пытались совместить поиски платья, поиски информации о загадочном монастыре с редкой иконой и туристическими тропами.

За тремя зайцами, короче. Естественно, что ни одного из них мы поймать не могли. Мы нарыли очень и очень скудную информацию о монастыре. Ни названия, ничего, только название села, рядом с которым стоит этот монастырь, — Дирби. Никто, никто из тех, кого мы встречали на рыночках, в торговых павильонах, магазинах, не знал ничего ни о Дирби, ни о монастыре.

Меня, честно признаться, уже стали раздражать поиски платьишка в ущерб туристическим радостям. Платья были, но то цвет не тот, то фасон, то размер…

И тут, после трехчасового марш-броска по рынку, когда я готова была уже придушить Катьку (а я терпеть не могу долго ходить по магазинам и развалам), на остановке я вижу священника в рясе и бросаюсь к нему со всех ног.

Очень сумбурно, не успев даже поздороваться, рассказала ему всю нашу историю и прошу помочь найти нам этот неведомый монастырь.

Священник внимательно меня выслушал, ничего не ответил, достал телефон, кому-то позвонил, и, пока он говорил, к нам подъехал автомобиль, в который все еще разговаривающий по телефону батюшка деликатно нас запихнул, и мы, не сопротивляясь и не задавая вопросов, куда-то поехали.

Через пару часов мы уже стояли у запертых ворот маленького старинного монастыря, не веря своему счастью. Навстречу нам со связкой ключей вышла сестра Тамара. Открыла храм, впустила туда трясущуюся Катю, а нас с батюшкой отправила любоваться необыкновенной красоты монастырскими розами.

Конечно, чуть погодя мы тоже попали в храм, сестра Тамара рассказала нам его историю, историю чудотворного образа Пресвятой Богородицы, который был случайно обретен, с благословения игумении подарила нам с Катькой иконы, освященные пояски, свечи, вино, ладан, и мы только хлопали глазами от такой нечаянной радости…

Мама Георгий (а в Грузии обращение к священнику именно такое — мама), дождавшись, когда мы намолимся, повез нас, нет, не в отель, он повез нас к себе в гости, где к нашему приезду уже был готов невероятный даже по широким кавказским меркам стол.

Кто мы были ему, две плутающие по городу туристки, чтобы, бросив все свои дела, сопровождать нас в неблизкую поездку, чтобы потом озадачить своих близких приемом незваных гостей?..

Все это уже совсем другая история. И наше застолье, и наше дальнейшее путешествие в удивительную Армению, куда мы и не думали попасть. Обязательно расскажу как-нибудь об этом, потому что это от начала и до конца было необычное путешествие, с очень необычным туроператором, который вырвал нас с Катькой из нашего рабочего уже графика и повел своими путями, не спрашивая нашего на то согласия. И хватило времени, и хватило денег, как ни странно, всего хватило.

Через полтора года у Кати родился отличный мальчишка. В сорок три года. При диагнозе бесплодие какой-то там невероятной степени, когда никакие деньги, никакие врачи, никакое ЭКО не могли помочь. Уже без надежды и без веры в чудо.

А фамилия того замечательного батюшки, которого мы случайно встретили у тбилисского рынка, — Асатиани. Как и название той улочки, которую мы полдня искали, приехав в Тбилисо.

Совпадения? Случайности? Нет… это Промысел Божий, который ведет тебя именно туда, куда нужно, именно в тот момент, когда ты готов отчаяться.

А ведь мы ехали «просто развеяться».

Ульяна Меньшикова

Источник: Блог автора в фейсбуке