Намедни, увидев меня, идущую из магазина с двумя пакетами в руках, сосед, ровесник моей мамы, осведомился: «А почему без самоката? Тебе с самокатом здорово!»

Да, мне 44, и мне бывает скучновато вечерами топать два километра от автобусной остановки. Но два больших пакета на самокат, увы, не погрузишь. Хотя… весной надо будет продумать этот вопрос.

Глазами наших бабушек

Я хорошо помню, как моя бабушка выговаривала моей маме, что «в 35 с двумя детьми быть сорок четвертого размера НЕПРИЛИЧНО». И фразу «Мне уже светлого не надо, мне бы что-то потемнее», — которую произносили бабушкины сверстницы, тоже. Пожалуй, они были последним поколением на моей памяти, которое точно знало, кому в каком возрасте что пристало, прилично и положено. Но, если задуматься, у них ведь была совсем другая жизнь.

Замуж тогда выходили вскоре после восемнадцати, непременно за «мальчика из хорошей семьи» с единственной целью — прожить вместе жизнь, родить и поднять детей. Женщина традиционно занималась домом, образование у нее бывало похуже, а иногда и вообще никакое, поэтому «хорошо выйти замуж» означало, прежде всего, жизнь безбедную и иногда интересную.

Замуж надо было выйти рано, чтобы «успеть»: косметика была никакая, так что кожа портилась моментально, мужчин у нас традиционно меньше, а немудреная медицина женщину после тридцати именовала «старородящей», а не разнообразными эвфемизмами, которые употребляются сейчас.

Прямо мне этого никто не говорил, но теперь я понимаю: в первой половине XX века замужество все еще оставалось средством выживания. Зарплаты были такие, что экономия от жизни вдвоем казалась ощутимым аргументом в пользу брака. Детей на эти деньги поднимать все равно было трудно, а еда и тяжелая физическая работа таковы, что к тридцати годам женщина начинала «расплываться». И вот тогда, видимо, сработала замена: «Быть тонкой и стройной в возрасте “за…” — неприлично». Тем, что не можешь изменить, начинаешь гордиться — если не внешним видом, так статусом уважаемой матери семейства.

Годам к 45 наступала менопауза, а вместе с ней — небольшой период, когда женщина была еще хороша собой, но уже не боялась забеременеть, отмеченный в народе пословицей про «бабу-ягодку». В 50 женщина становилась молодой работающей бабушкой, а к пенсии — уже и бабушкой традиционной — с милыми морщинками, платочком, носками, пирогами и сказками. Ну, или в городском варианте — с яркими платьями и косынками, отчасти компенсирующими бедную молодость, но все равно с пирогами.

Но с тех пор все перемешалось.

Бабушки или девочки?

Значительную часть моих сверстников растили мамы в разводе. Истории этих разводов были разными: кто-то «не сошелся характерами», кто-то просто решил, что одной проще, кто-то потом был благополучно счастлив в новом браке. Но женщины теперь работали не только по хозяйству, имели образование, часто не одно и лучше, чем мужчины. Время выходить замуж в их наставлениях отодвинулось до срока «сначала окончи институт», и семья перестала восприниматься как нечто «с восемнадцати и навсегда». А вместе с этой границей поехало и все остальное.

Дело не только в том, что стала лучше косметика. И не в пластической хирургии, к которой прибегали тогда единицы. Но именно в поколении моей мамы, как мне кажется, стало закладываться то, что мы имеем сейчас.

Сейчас нормально и непредосудительно после родов вернуться в прежний вес, а то и сбросить пяток килограммов. В городе у женщины за 40 теперь не спросят, что это почтенная мать семейства забыла в тренажерном зале или в балетном классе. Сегодня те, кому от 18 до 55, одеваются в одних магазинах, часто даже в одних линейках одежды. Впереди у нынешних сорокалетних еще несколько десятков лет активной жизни, не одно, пожалуй, образование. Все больше людей перестают считать последнюю треть жизни «дожитием».

В столь щедрых перспективах кое-кто, похоже, потерял голову. Строгие правила исчезли, стилевые различия стали тоньше, и гораздо чаще я, увы, вижу теперь перегиб в обратную сторону. Иногда, даже в глянцевых журналах, почитаешь какую-нибудь статью про веселых панк-старушек, чей «прикид» стоит не одну сотню фунтов. А потом наблюдаешь их воплощение в российскую повседневность — облегающие хлопковые лосины на женщине 56 размера, облупленный яркий маникюр и фиолетовую помаду на губах. «А что такого? Старость же отменили! Теперь мы все — девочки».

А вот дамами наши «девочки» быть упорно не хотят. Дама — это слишком тонкое понятие, с которым не могут разобраться, кажется, со времен Александра Сергеевича.

«Она была нетороплива, не холодна, не говорлива…»

Однажды я брала интервью у героини. Неискушенный мужской взгляд, пожалуй, решил бы, что ей лет сорок-сорок пять. Искушенный в методах современной косметологии женский понял бы, что значительно больше, но запутался в цифрах. Школьники-сыновья сбивали картину окончательно.

Она вела большое мероприятие, и мы виделись с ней несколько дней подряд, в самых разных ситуациях и даже в разное время суток. В финале, когда команда от усталости засыпала, стоило прислониться к чему-то устойчивому, она была такой же ровной и приветливой. За это время она успела помелькать и в вечернем, и в «цивильном», но ни разу я не видела у нее неприбранной головы, неправильного — неловко сидящего — платья или неудобной обуви.

Было понятно: все, что я вижу — предмет большой и постоянной работы над собой: тренажерный зал, умеренность в еде, скорее всего, массаж, да и другие специалисты. Но это не было напоказ, совершенно не напрягало, а, напротив, вызывало восхищение. Честное слово, я тогда подумала, что есть на свете женщины, которые рождаются на каблуках и которым от природы дана грация и пластика, хотя, подозреваю, совсем не все там было от природы.

Из той встречи я сделала вывод, что зрелость — умная зрелость — может быть прекрасна. И еще. Яркий макияж или розовые волосы сами по себе не молодят, а длинная юбка не старит. Старит плохое здоровье, небрежность и неуместность. Старит отсутствие дисциплины, даже в тридцать. Так что, отправляясь спать, не забудьте снять макияж и не ешьте много сладкого. И будьте молоды.