Театр «Давай» — это тонкая, ироничная, трогательная и очень смешная клоунада для детей и взрослых. На спектакли «Davai» нужно идти за хорошим настроением и яркими эмоциями. Однажды побывав на одном из них, вы, скорее всего, вернетесь снова. «Давай» — это три артиста, три клоуна: Федор Макаров, Леша Гавриэлов и Виталий Азарин. Ребята базируются в Тель-Авиве и колесят с гастролями по всему миру. Мы поговорили с Лешей и Федей о том, как помогает в жизни умение смеяться над собой, что общего у клоуна и врача и куда первым делом идут артисты, приезжая в Москву на гастроли.

Многие люди боятся быть смешными. Ваша работа — выходить на сцену и делать так, чтобы люди над вами смеялись. Каково это?

Леша: Это как раз прекрасная задача. Потому что чем больше человек способен над собой смеяться, тем он счастливее. К своей профессии клоуна я отношусь серьезно. Иногда перед выступлением начинают закрадываться какие-то мысли: сейчас же начнется спектакль, нужно обязательно быть самым лучшим, сделать самый лучший спектакль, самый смешной, самый удивительный. И тут я начинаю над собой смеяться: что-то ты надулся как дурак, как будто ты сейчас должен всех удивить, как будто ты кому-то что-то должен. Если тебе удается в такие моменты видеть себя со стороны, видеть нелепость этой серьезности и смеяться над собой, это очень, мне кажется, помогает в жизни.

Можно ли научиться смеяться над собой? Или это врожденное качество?

Леша: Вряд ли врожденное. Это со временем приходит, с мудростью. Мудрый человек умеет над собой смеяться, а немудрый не умеет (смеется). Это умение отодвинуться на некоторое расстояние от себя любимого, посмотреть на себя со стороны, рядом с другими — и посмотреть как бы со стороны на мир, на большой земной шар, на котором ты маленькая песчинка. Тогда становится смешно, и все проблемы куда-то уходят.

Федя: Я думаю, у меня это из семьи. Мой папа был мастер посмеяться над собой. Могу сказать, что у меня от него такой подарок — самоирония.

Хорошо, а можно тогда научиться быть смешным? 

Федя: Я работал в театре у Славы Полунина 15 лет. До этого чуть-чуть учился совсем.

Леша: Я учился актерскому мастерству. Для того, чтобы смешить людей, нужно, во-первых, научиться смеяться над собой, во-вторых, внутреннее содержание, в-третьих, внешние навыки — хорошо владеть телом, слышать музыку, не бояться, хотеть общаться с публикой, быть заинтересованным в контакте. Прежде всего нужна внутренняя открытость. Плюс много наработок. Есть люди, которые что ни сделают, все смешно. Таким можно и не учиться. И это прекрасно.

Во время ваших последних московских гастролей мы всей семьей были на детском спектакле «Солнечная история». Смеются одинаково взрослые и дети. Как вам удается быть одновременно смешными и для тех, и для других?

Леша: Если нам самим не смешно, то, наверное, никому не будет смешно. Честно говоря, я не за то, чтобы делать спектакли только для детей, потому что дети — довольно-таки интеллигентные существа и чувствуют иногда больше, чем мы понимаем умом. Поэтому, кстати, детский спектакль без слов намного естественнее проходит. Мне кажется, универсальный язык — это язык от сердца к сердцу.

Федя: Я бы сказал, что мы делаем детские вещи, не притворяясь детьми и не принижая себя. Мы взрослые, мы этого не скрываем. Мы отправляем наше сообщение сразу на нескольких уровнях — и на детском, и на взрослом. И в этом как раз удовольствие от наших спектаклей, что мы играем одновременно для всех — для мам и пап, бабушек и дедушек, для детей. И по ходу спектакля все время ищешь себе адресата. С кем ты сейчас. Тебе это понравится, а тебе вот это, наверное, будет понятно и интересно. Примерно так это происходит.

Вы выступаете со своими спектаклями по всему миру. Одинаково зрители принимают, или все-таки везде по-разному?

Леша: Конечно, разница есть. Мне вот в Мексике очень понравилось. Мы туда возили как раз взрослый спектакль, и на него многие зрители пришли с детьми. Не знаю, может, там традиция такая. Атмосфера была точно такая же, как на детском спектакле. И мы себя чувствовали совершенно не напряженно. Хотя тема была чуть более взрослая, смеялись одинаково и взрослые, и дети.

А бывает такое, что зрители не смеются?

Леша: Бывает, да. Это зависит от места, где ты играешь, и от публики. Могут быть какие-то наши недочеты. Но может сказываться и разница в менталитете. Например, в Индии мы играли тот же самый взрослый спектакль, что и в Мексике, и были эпизоды, когда зрители обычно стопроцентно смеются, и мы знаем, что всех «пробьет», а там — тишина. Они не то, чтобы не понимают юмора, но то, что для нас сатира, они воспринимают как драму. Мы смеемся над ситуацией, смеемся над героем, который в этой тяжелой ситуации находится, и это для европейского зрителя понятно. Это такая ирония, черный юмор, предложение посмеяться над собой. А индийцы реально сопереживают ему в этот момент. Зато их другие вещи смешат. А иногда бывает, на детских спектаклях скорее, что публика сидит, как зачарованная, и вместо того чтобы смеяться, находится в глубоком изумлении, ошеломлении от происходящего на сцене. Им скорее удивительно, чем смешно, что для нас тоже очень приятно.

Федя, ты как-то сказал, что прерогатива клоуна, как и ребенка, — говорить правду. Как у вас получается сказать правду таким образом, чтобы людям было не обидно и чтобы они еще вместе с вами посмеялись над этой правдой?

Федя: Например, у нас в спектакле «Солнечная история» два героя все время ввязываются в конфликты: я лучше тебя сделаю, а я лучше тебя знаю. Любые человеческие конфликты двигают сюжет. Мы ссоримся, мы совершаем какие-то глупости, но потом понимаем, насколько нам важно быть друг с другом. Мы очень переживаем, когда остаемся одни, и радуемся, когда опять встречаемся. Это как-то отвечает на вопрос?

Леша: Я много работал в больничной клоунаде. Там я действительно почувствовал, в чем сила клоуна. Если эта правда — от всего сердца, то клоуну все прощается. Вообще клоуну все можно, если он настоящий, если он от всего сердца говорит эту может быть и горькую, некрасивую правду. В любом случае клоун скажет ее смешно, а не нравоучительно: вот вы плохие, плохо себя ведете.

Федя: Скорее, он скажет, что мы все такие.

Леша: Да, клоун в первую очередь смеется над собой. Если клоун сам прочувствовал то, над чем смеется, то получается, что он смеется и над собой.

Снимая костюмы и грим, вы превращаетесь в серьезных взрослых людей, отдыхаете от своих сценических образов?  Или продолжаете «клоунадить»?

Федя: Я отдыхаю, Леша клоунадит. Приходится очень много заниматься организационной деятельностью. Чтобы самим получить удовольствие от спектакля и дать его людям, приходится делать очень много скучных вещей: подавать на гранты, готовить предложения, писать письма. Это такая скучная взрослая деятельность, совсем не смешная.

Леша: Валяем ли мы дурака в обычной жизни? Да по-разному. Федя иногда клоунадит, я почаще, наверное. Еще у нас в команде есть третий клоун прекрасный, так вот он клоунадит вообще без остановки, даже когда он серьезный — это просто сплошная клоунада. Зато после спектакля, когда все проблемы решены, задачи выполнены, мы становимся веселыми и, наверное, смешными.

Как вы поняли, что хотите стать клоуном? Обычно хотят стать юристом, банкиром, врачом.

Федя: По-моему, стать врачом — это гораздо более странно. Тыкать в кого-то иголками… В детстве я мечтал, кем стану, когда вырасту. Среди прочих вариантов была и клоунада. Такая вот детская мечта. Мои родители записывали за мной всякие высказывания. Например, одно высказывание было о том, кем я хочу быть, и там длинный перечень: мушкетер, пожарный, космонавт, принцесса, банкир, переводчик, дирижер даже. И была мечта про клоунаду. Теперь я клоун и могу быть кем угодно. Уже несколько раз мне доводилось дирижировать оркестром, у меня есть персонаж бабушки, самурая. Я могу менять профессии хоть каждый день. Очень выгодно. Не нужно рождаться заново, можно просто переодеться.

Леша: Клоун — это в чем-то и врач тоже. Возможно, банально прозвучит, но клоун — это врач для души. Мы тоже пользуемся скальпелями и пытаемся научиться правильно резать. Потому что можно разрезать так, что будет травма. Но к этому приходишь с опытом. Да, работа клоуна, оказывается, очень ответственная. Я, кстати, вообще не думал, что буду клоуном. Вначале я пошел учиться на актера, а потом в какой-то момент, в разгар учебы я понял, что не хочу разговаривать на сцене, хочу заниматься клоунадой практически без слов. Так и получилось. А в детстве тоже хотел стать клоуном или акробатом. Потом я забыл об этом.

Еще спрошу о детстве. Вы выбрали профессию, которая явно вам по душе и в которой вы успешны. Какую роль сыграли в этом ваши родители? 

Федя: Мои родители всегда были обеими руками за все, что я делаю, всегда поддерживали. В моей семье каждый достиг чего-то большого в искусстве (Мама Феди — Елена Макарова, известный арт-терапевт, керамист, автор книг, сестра Мария Макарова — художник. — Прим. ред.). Поэтому варианта не заниматься искусством просто не было. «Извините, я искусством заниматься не хочу, я просто в сторонке тихонечко посижу» — такое не прошло бы, меня бы точно с лестницы спустили. Похоронить талант не позволили бы.

Леша: У меня по-другому было. Мои родители оба гидрометеорологи, искусством в семье особенно не увлекались. Но я с детства любил Никулина и Миронова. И в какой-то момент объявил, что хочу стать актером. Родители собрались меня уже с лестницы спускать, но потом мама даже нашла интервью с моим будущим мастером по актерскому мастерству. Она мне дала газету, в котором был номер телефона, я по нему позвонил, и меня взяли учиться.

Ваши сценические образы — клоун Федя, клоун Леша — это придуманные персонажи или вы сами?

Леша: Это хороший вопрос. Настоящий клоун, мне кажется, больше идет от самого себя. Что-то меняется в зависимости от обстоятельств, от истории: усы больше-меньше, нос надевается, но сколько я ни пытался делать клоунские образы, найти новый персонаж, сыграть кого-то совсем другого, у меня ничего не получалось. В итоге я всегда прихожу к самому себе. Чуть-чуть экстравагантному, утрированному, но это — я сам. Внутренне я бы хотел быть именно таким.

То есть, выходя на сцену, ты становишься самим собой?

Леша: Да. На сцене я живу настоящим. В жизни так не всегда получается — какие-то проблемы, заботы. Мы живем прошлым, будущим и очень редко настоящим. А на сцене ты обо всем забываешь, есть только сейчас. И это большое счастье. За это я люблю свою профессию. На сцене все на тебя смотрят, это обостряет ощущения. Это становится очень важным временем. Ты можешь быть самим собой, и у тебя еще не меньше ста свидетелей. И они видят, какой ты на самом деле.

Не страшно так обнажаться перед публикой?

Леша: Совсем не страшно. По-моему, это прекрасно.

Федя: Нам, дуракам, нечего скрывать.

Откуда берутся идеи для спектаклей?

Леша: Обычно из жизни, из опыта какого-то. Идешь по улице, видишь: два человека встретились, один сказал что-то, другой ответил. Примерно так. Я всегда наблюдаю за людьми, стараюсь записывать. Некоторые ситуации западают в душу, а потом выходят на сцене в какой-то момент, иногда спустя несколько лет.

Подглядываете?

Леша: Да, подглядывать я очень люблю. Обожаю просто. Помню, когда я был маленьким, жил в пятиэтажке, и у меня был бинокль, в который я подглядывал в окна дома напротив. Не скрываю своего пристрастия. Не в том смысле, чтобы смотреть, чем занимаются люди, когда их никто не видит. Я могу и сидя на улице на лавочке наблюдать. Мне очень интересно, как можно выразить мысли человека без слов. Чем меньше человек проявляет свои чувства, тем больше хочется в него всмотреться и понять, что у него внутри происходит, о чем он думает, какая у него история, откуда он пришел, откуда идет, почему он моргнул сейчас.

Федя, Леша, вы оба родились в России, живете сейчас в Израиле, выступаете по всему миру. Где ваш дом? 

Федя: Мой дом сейчас — Тель-Авив. Но это сейчас. Я к нему не привязан сильно. Это точка прибытия. Были иногда в жизни периоды, когда начиналась фантазия: вот я какому-то городу буду дарить свои силы, приручать этот город, этих людей, и это будет мой город, и я буду для него, потому что я его люблю или полюблю, и у нас будут отношения, привязанность друг к другу. Но пока такого не происходит.

Леша: В прошлом году мы приняли решение переезжать в новое большое здание, хотели сделать там наш театр. У нас есть студия в Тель-Авиве, где мы играем спектакли, но она маленькая, на 30 человек. Были планы взять здание побольше и сделать в нем первый в Израиле театр клоунады. Хотелось, чтобы этот театр стал нашим домом. Но не сложилось пока.

Когда вы приезжаете в Россию, первым делом куда идете, что делаете?

Леша: В театр.

Федя: В супермаркет. Настоящие артисты с самолета идут в супермаркет. Потому что на гастролях, знаете ли, первым делом надо купить себе йогурт, чтобы утром ты мог проснуться и выпить его.

Скучаете по чему-нибудь в России, чего нет в Израиле?

Леша: Мне погоды нормальной не хватает, снега, зимы настоящей, весны красивой, природы. В Израиле красивая природа, но очень суровая.

Федя: Несмотря на большие изменения, произошедшие в России за последнее время, здесь сохраняется большое уважение к театру. Больше, чем в той стране, где мы живем. Для нас особенное удовольствие здесь выступать, потому что и взрослые, и дети гораздо более осмысленно, внимательно, с большим пониманием относятся к тому, что мы делаем. То, что происходит на сцене, для людей здесь гораздо более важно, и это огромная радость для нас.

Беседовала Юлия Коваленко