В одной из прошлых колонок я уже писала: тот контраргумент, который обычно приводят, когда речь заходит о воздержании до брака, — «жениться мы не планируем, а сексом заниматься хотим», — мягко говоря, несколько гендерно перекошен, потому что женщина как раз сплошь и рядом замуж хочет, но приходится «жить так».

Однако с тезисом «хотим заниматься сексом» все тоже не так однозначно.

С одной стороны, вроде бы зачем учить жить взрослых людей, которые сами делают свой выбор, как им комфортнее жить. И сожительствуют себе, или просто «встречаются» ко взаимному удовольствию.

С другой стороны, сплошь и рядом «свободный секс» сегодня — это результат банального уламывания, а вовсе не следствие того, что «девушка созрела». Потому что, для того чтобы она сказала «да», на нее давит приличный пресс: начиная с поп-культуры в духе «Дом-2» и заканчивая банальным «Ну че ты ломаешься, тебе жалко, что ли?»

Другими словами, довольно часто начало половой жизни у девушки — это не про свободный осознанный выбор, а про банальное психологическое насилие. Какая-то не очень свободная «свободная любовь» получается.

Сплошь и рядом меня спрашивают: «Как быть? Я бы, конечно, до брака ни-ни, и я вообще-то православная, но парень меня не поймет».

Я уже писала про это:

Когда, например, речь заходит о потере девственности, я всегда стараюсь возвратить разговор с духовных высот в очень приземленную область: зачастую решение о сексе не очень-то взаимное и равноправное. Просто парень говорит девушке, которая уже видит его своим «суженым»: «Раз секса нет, то ты меня не любишь!» Одним словом, банально манипулирует. А девушка, которая не очень-то и жаждала начала сексуальных отношений, соглашается — иначе ужас-ужас, он же уйдет, и тогда вся жизнь пропала! А она уже приросла, уже дала имена их будущим детям. Так что хочешь не хочешь…

Если говорить о сожительстве, то часто это происходит потому, девушка хочет съехать от родителей, устала от малооплачиваемой унылой работы в офисе, лелеет свою инфантильную мечту о принце/добром волшебнике, который возьмет ее под крыло. Ради призрачного намека на эту мечту девушка без сомнений и сожалений пойдет на все, даже если секса как такового не очень-то и хочется. Как в песне «Ундервуда»: «Ты очень старалась, ты думала, это — то, что действительно нужно ему». Потому что в мужском мире секс — это удовольствие для мужчин, а для женщин — просто инструмент, чтобы мужчину к себе привязать. Недаром сейчас так много курсов на тему «как ублажить мужчину в постели» — надо же как-то удерживать при себе «ценный мужской ресурс», а то того и гляди убежит, а я одна останусь! Ой, ужас!

И те, что живут «гражданским браком» и ведут совместное хозяйство — можно сказать, еще в более выигрышном положении. Многие женщины соглашаются на режим «секс-онли» в надежде, что ну сейчас только секс, а потом, глядишь, он созреет, душою прикипит…

Конечно, любой человек имеет право поступать, как ему нравится: в том числе обменивать секс на потенциальные блага, или потенциальные отношения, или потенциальное замужество. Но это не про равенство. Равенство — это все-таки когда секс обменивается только на секс, и никакого подтекста в нем нет.

Корни этой проблемы — в женской неуверенности в себе, неуважении к собственным границам и в вопиющем неравенстве полов, существующих в наших головах и в нашей реальности.

Многие активисты борьбы с ВИЧ смеются над попытками предотвратить эпидемию болезни прививанием нравственных ценностей.  Мол, лучше научите их пользоваться презервативами! Но я задаю себе вопрос: если российские девушки просто сплошь и рядом не могут сказать «нет» сексу в принципе, то с чего это они будут уметь говорить «нет» сексу без презерватива? Мне кажется, что установка «научитесь говорить “нет”, а потом сами решите» — вполне здоровая личностно-ориентированная установка, а не какая-то там извлеченная с чердака «духовная скрепа».

Если на Западе в анамнезе сексуальной революции — века пуританской морали, а в Англии так вообще целая викторианская эпоха, когда фригидность чуть ли не приравнивалась к святости, то у российского секса история скорее вот такая:

«Нравы деревенских баб и девок до невероятности просты: деньги, какой-нибудь платок, при известных обстоятельствах, лишь бы только никто не знал, лишь бы шито-крыто, делают все… “Это не мыло, не смылится”, “это не лужа, останется и мужу”, рассуждает баба… Да и сами посудите: поденщина на своих харчах от 15 до 20 копеек, за мятье пуда льна 30 копеек, — лен мнут ночью, и за ночь только лучшая баба наминает пуд, — за день молотьбы 20 копеек. Что же значит для наезжающего из Петербурга господина какая-нибудь пятерка, даже четвертной, даже сотенный билет в редких случаях. Посудите сами! Сотенный билет за то, что “не смылится”, и 15 копеек — за поденщину. Поставленные в такие условия, многие ли устоят?» (А.Н. Энгельгардт, «Письма из деревни»).

То есть российская история — это века и века неуважения к сексуальной неприкосновенности женщин. Это серьезный контраргумент и для любителей потосковать по «золотому веку дореволюционной морали», и для феминисток, пытающихся пересадить на русскую почву лозунги о сексуальной доступности как о свободном самовыражении женщины.

Такие вот у нас печальные традиции, а на них наложилась еще современная секс-культура, когда беспорядочные половые связи — это даже не протест и гимн свободы, а нечто само собой разумеющееся.

Мне кажется «ну че те жалко» очень мощно подпирает и существующую культуру изнасилования. Слишком уж распространено сегодня изнасилование: пусть даже и не с ножом у горла, а когда женщина терпит сексуальный контакт как противную обязаловку, как способ получить вторичную выгоду, как неизбежную «расплату» за внимание. Просто потому, что как отказать в сексе (или в каких-то его конкретных неприятных тебе формах), если «это нормально» и «все так делают»? В общем, не очень-то и хотелось, но — надо так надо. Именно поэтому про борьбу с сексуальными домогательствами на работе говорят как про разрушение «нормальных отношений между мужчиной и женщиной»: уже мужику, мол, и подкатить нельзя, совсем озверели! Именно про жертв харассмента женщины (по-моему, гораздо активнее, чем мужчины) возмущенно пишут: «Ой, ну чего они, мужик-то хороший». Потому что пишущие в этот момент думают про себя: «Я сто раз так делала, что ж, я была не права, зря терпела и приносила себя в жертву?! Нет-нет-нет!». Изнасилование у нас с легкостью оправдывают чем только можно, потому что, по-честному, огромное количество «условно-добровольного» секса сегодня — это отчасти изнасилование, тоже оправданное какими-то выгодами или совершенное под давлением партнера или собственных стереотипов: «ну так надо, он же меня в кино водил и розочку подарил».

Именно поэтому мне кажется, что вовсе не свободная любовь, а именно воздержание — это сегодня самая актуальная феминистская повестка (и в этом она совпадает с ценностями христианской культуры): как научить женщину свободно говорить «нет», уважать и ценить себя как личность, защищать свои границы, в том числе и телесные, отказываться от манипулятивных отношений. А там уж самой решать, действительно ли она хочет секса — или просто «без секса мужчина не поймет».