В этом году, как, впрочем, и в прошедшем, Эрмитаж балует нас сногсшибательно красивыми проектами. В крупнейшем музее страны проходит огромная выставка античной живописи, скульптуры, мелкой пластики, стекла и утвари из музеев Неаполя и Помпеи — «Боги, люди, герои». До умопомрачения прекрасные, до невозможности гармоничные и до дрожи любимые образы идеальной вселенной наполнили зал старинного музея своей совершенно особенной атмосферой «ясной простоты и спокойного величия» (спасибо за эту гениальную формулу великому немецкому искусствоведу Винкельманну).

Древнеримские мозаики и фрески, скульптура, в том числе многочисленные копии с греческих оригиналов, из Помпеи, Геркуланума, Стабий и Оплонтиса, сохраненные на века под слоями вулканического пепла, рассказывают нам об уникальном периоде в истории искусства и, соответственно, истории человечества, когда идеальная внешняя красота отражала внутреннюю гармонию личности, мир был ясен, прост и прекрасен, человек с достоинством и свободно занимал свое главенствующее положение во вселенной, уступая разве что богам и героям, имея, однако, при этом полное основание с ними посоревноваться.

Притягательность этого потрясающего искусства испытали на себе все последующие поколения и территории по меньшей мере Европы, а со временем — и всего мира. Эстетический канон древнегреческого образа на века определил наши художественные критерии и, позволю себе смелость утверждать, определяет их до сих пор. Идеальный модуль греческого искусства — человеческая фигура — обусловила ясность и гармонию его восприятия, причем не только в буквальном смысле (мы чувствуем себя свободно и приятно в пространстве, соразмерном нам), но и в переносном — человек как мера всех вещей становится центром окружающей его вселенной, ее властителем и сутью. Колонна как символический образ человека становится индикатором этого гармоничного мировосприятия. Существует вполне правдивая теория о том, что господство ордера (колонны, соответственно) в архитектуре свидетельствует о главенствующем положении человека в истории. Когда же колонна исчезает из архитектурного языка (как произошло в конце 19 века, например), личность теряет свою значимость в глобальных общественно-исторических процессах.

Поэтому нам, потерянным во враждебном мире глобализации и обесценивания личности (а язык современного искусства кричит об этом постоянно), погружение в мир античных образов необходимо как воздух или, если хотите, как отправная точка нашего сознания, как представление о полной и безоговорочной гармонии, с которой можно сверять наше эстетическое, личностное и общественное самоощущение.

Ясность и красота пропорций величественных статуй Поликлета (а мы все помним, что именно Поликлет оформил скульптурный канон периода высокой классики: согласно его заветам, высота головы должна 6 раз умещаться в общей высоте фигуры) сочетаются с собранной и сдержанной расслабленностью. Свободная поза — хиазм, когда тело опирается на одну ногу, тем самым бедра и плечи располагаются по легким диагоналям — дополнена тщательной проработкой мускулатуры, что дает ощущение спокойствия и природной грации дикого животного, в любой момент готового атаковать. Имперсональное, безэмоциональное лицо лишено каких-либо конкретных черт, это идеально прекрасное лицо идеально прекрасного человека, в котором внешнее совершенство гармонично сочетается с достоинством и величием души, не подверженной низменным эмоциям и, тем более, аффектам.

Мощная, полновесная красота стройных фигур, их тектоничная, пропорциональная пластика узнается как неизменный первоисточник, архетип и образец для эстетики европейского искусства, постоянно черпавшего образы, сюжеты, техники и настроения из обильного античного источника.

На выставке экспонируются фрагменты настенных росписей, большинство из которых представляют имитацию картин, в основном на исторические, мифологические и литературные сюжеты. Такие композиции, чаще всего размещенные на уровне глаз зрителя, с одной стороны, создавали иллюзию развешенных на стенах картин, превращая комнату не просто в жилое помещение, а в картинную галерею, подражая настоящим пинакотекам. С другой — они становились частью художественного мира росписей, одним из элементов стенной декорации, часто центрообразующим, но одновременно подчиненным ее общей композиционной идее.

Мифологическое повествование о похищении Палладиума разворачивается в безмятежно прекрасном пейзаже. На дальнем плане мы видим стройный четырехколонный дорический портик, погруженный в свободный живописный ландшафт. Живые полупрозрачные мазки создают магическое впечатление. Написанное нежными пастельными оттенками пространство наполнено светом и воздухом. Здесь все живет, дышит, вибрирует пульсацией жизни, нет ничего застывшего, статичного, принужденного. Позы грациозны и изящны (сколько повторений и интерпретаций увидим мы во всей истории искусства последующих веков: от Византии до модерна!), складки одежд выразительны, пластичны и свободны. Идеально высчитанные пропорции одушевлены открытыми мазками, живым движением и естественной грацией.

Совсем другая манера отличает бытовой сюжет на торговой площади. Беглый, эскизный характер письма предвосхищает здесь эстетику минимализма. Скупые, но идеально точные мазки передают хаос и шум толпы на форуме виртуозными, простыми на первый взгляд средствами. Однако кажущаяся простота и небрежность письма выдает уверенную руку умелого и талантливого мастера, обладающего даром обобщения и абстрактного художественного мышления.

Женский портрет, выполненный из мельчайших мозаичных тессер, передает образ величавой, полной достоинства дамы. С виртуозным мастерством изображены блики света на лице, в жемчужинах ожерелья, живой и подвижный взгляд. Яркий контур придает фигуре объем — прием, с увлечением воспринятый художниками-модернистами.

В отличие от греческого искусства, римское с интересом обратилось к скульптурному портрету, запечатлев с иллюзорной точностью индивидуальные черты своих выдающихся граждан. Мастерство и психологизм этих портретов поражают воображение. Перед нами — целая галерея характеров этой древней эпохи. Дряблое лицо мужчины с нахмуренными бровями, жесткой складкой губ и короткой стрижкой источает достоинство и разочарование, гордость и жизненный опыт.

Один из шедевров на выставке — знаменитая Синяя ваза из двуслойного стекла. Изящный белый арабесковый орнамент на густо-синем фоне подчиняется идеальной гармонии округлых форм. Тончайшая проработка изысканного рельефа восхищает своим мастерством и совершенством композиционного построения.

Чудом сохранившиеся под слоями пепла и лавы свидетельства повседневной жизни древних римлян рассказывают нам об их быте, нравах, увлечениях и пристрастиях. Удивительный сосуд с внутренними перегородками — глирарий — служил для выращивания особого вида грызунов, которых откармливали, специальным образом готовили и подавали к столу в качестве изысканного деликатеса.

Множество артефактов и атрибутов повседневной жизни двухтысячелетней давности: посуда, мебель, доспехи, оружие, мозаики пола, лабрумы, сосуды, инструменты, театральные маски, емкости для разогревания жидкостей, сейф и даже сохранившиеся скорлупки куриных яиц  — создают неповторимую и цельную картину мира, окружавшего людей античной древности в будни и праздники, с рождения до конца жизни. Притягательные, удивительные и в то же время понятные и во многом близкие, их образы воскресают в том великолепном искусстве, которое дошло до нас ценой страшной трагедии разрушительного извержения Везувия.

Это искусство уникального мира, гармоничного и стройного, прекрасного и ясного, не достижимого в условиях земного существования. Но ведь недостижимость идеала не отменяет его необходимости, и древние понимали это как никто другой.

Выставка продлится до 23 июня 2019 года.

На обложке: Ахилл и Брисеида. Фрагмент. Фреска. 1 в. Помпеи, дом Трагического поэта. Национальный археологический музей, Неаполь.

Фото Владимира Анисимова