А ещё мне снится, что мы с ним разговариваем. Сон такой яркий, объёмный, когда слышишь каждый оттенок звука! И запахи… Все запахи во сне настоящие. Я прижимаюсь носом к его волосам, и этот запах вызывает во мне необъяснимые чувства ! Он что-то спрашивает у меня, а я говорю, говорю и понимаю, что радость – это то, что я сейчас из себя представляю! Мне кажется, что ещё совсем чуть-чуть, и я просто умру от счастья! Я слышу его голос и удивляюсь – «Ну надо же, какой у него замечательный голос, оказывается! Самый лучший на свете!» И он так чисто выговаривает все слова, что я верю – это не сон. Это правда.

В момент пробуждения я физически ощущаю, что лечу в пропасть. Куда-то очень глубоко… Я сопротивляюсь до последнего, я пытаюсь зацепиться за его голос, но он растворяется где-то очень близко, у моей щеки…

Я просыпаюсь и чувствую себя обломком чего-то полуживого.

Он плачет. Нет, он кричит, у него истерика. И голос… Не такой, как во сне…

В апреле уже бывает очень тепло. Иногда даже странно: вот вчера ещё было пасмурно, деревья голые… А сегодня солнце, люди в майках…  и листья так быстро появляются, что я всё время боюсь пропустить этот момент  – когда почки превращаются в листики! Вот каждую весну я обещаю себе пристально следить за деревьями, но как-то природе всякий раз удаётся перехитрить меня!

Я испытываю чувство растерянности. Я должна была стать мамой в июле. Природа снова перехитрила меня…

Ко мне приходят какие-то люди. Врачи, родственники, друзья… Все говорят, что всё будет хорошо, и я постоянно твержу это, как молитву. Но не верю.

Я иду к нему и запрещаю себе плакать. Ведь он жив, а это самое главное.

Я переступаю порог реанимации и перестаю воспринимать происходящее. Не заплакать оказалось невозможным. Самоконтроль здесь ни при чём.

Я вижу маленького беспомощного инопланетянина, полтора килограмма веса и сорок сантиметров роста. Или длины? Как правильно? Маленькое существо всё обвито трубками и капельницами, а где-то рядом бухает страшным звуком аппарат искусственного дыхания. Этот звук будет преследовать меня многие годы.

Мы лежим в разных отделениях, мы разделены больничным двориком, наши окна напротив.

Ночью у него была остановка сердца. И все следующие ночи я провела у окна, не сводя глаз с отделения интенсивной терапии родильного дома. Я знала, что как только усну – он умрёт.

Боль. Вот моё имя. Бесконечная, неконтролируемая, с которой невозможно договориться и которая не покидает меня даже во сне. Полное ощущение отсутствия кожи. Я понимала, что вызываю у окружающих чувство неловкости от того, что они не знают, чем мне помочь.  Поэтому я не хотела никого видеть. Мне необходимо было только одно – забиться в самый глухой угол и выть… Я была уверена —  если не выпустить этот вой наружу – он разорвёт меня изнутри. Я жила на автопилоте. Я наконец-то узнала значение этого слова.

Мой дом — больница. Моя семья – врачи и медсёстры. Замечательные люди, всегда буду их помнить. Долгие два месяца они были мне самыми близкими людьми. Когда мы выписывались, некоторые даже плакали.

Оказавшись дома, я была полна уверенности, что все наши беды далеко позади. Но кто не ошибается в этой жизни?

Он всё время плакал. Нет. Он кричал. Если мне удавалось выйти из дома без него, я слышала его крик за несколько километров от дома. Это были не галлюцинации. Я его реально слышала. Я понимала, что начинаю сходить с ума. У меня не было сил бороться с нечеловеческой усталостью. Во мне смешались тысячи чувств и ощущений: жалость к нему и к себе, ненависть к нему и к себе, абсолютное бессилие и геройская решимость во что бы то ни стало победить его болезнь. Больницы, клиники, операции, аэропорты, вокзалы, традиционная и нетрадиционная терапия, снова операции, аэропорты, вокзалы…

Я умоляла врачей сделать что-нибудь, только бы он перестал кричать.

Я перестала разбирать чемодан, в этом не было никакого смысла.

И теперь я наконец-то поняла, что такое крест… Я держала его в руках и знала, сколько он весит. Мой крест.

Мысли покончить со всем этим приходили в мою глупую голову не раз и не два. Сначала мне было стыдно перед родными, страшно было оставлять старшего сына без матери… А когда физические и душевные силы были на исходе и на стыд и страх стало откровенно наплевать – нас спасло только то, что я не смогла поднять руку на ребёнка. Осознание того, что этот выход оказался для меня недоступен, приводило меня в отчаянье…

Это был пик. Критическая точка.

Человек по природе своей имеет одно замечательное свойство — он привыкает ко всему.

Я привыкла и смирилась. У моего сына нет будущего. Его будущее – это я. Он жив, пока жива я. Не станет меня – он погибнет. Я перестала задаваться глупыми вопросами – «Почему я?» и «Господи, за что?». Я перестала плакать при виде здоровых малышей, которые разговаривают и бегают. Я приняла предлагаемые обстоятельства. Я даже пытаюсь быть счастливой в этих самых обстоятельствах.

Мой сын очень многому меня научил. В моей теперешней жизни неважного стало гораздо больше, чем это было прежде. Меня перестали терзать обиды и недопонимания, поступки людей стали прозрачны и понятны. Я стала сильнее. Я перестала бояться. Я больше не завишу от чужого мнения. Спасибо ему за это. Он сделал для меня гораздо больше, чем я смогла сделать для него.

***

Выйдя из отделения детской реанимации, я вдруг увидела, что почки на деревьях уже превратились в листики. Возвращаться в свою палату совсем не хотелось. Я села на скамейку и поняла, что я совсем одна. Настолько, насколько может быть одиноким человек в этом мире. Я подняла голову и почувствовала, что меня готовы выслушать. И я рассказала. Я говорила о том, как мне необходим этот мальчик. «Конечно, я не уверена, что и я ему столь же необходима, но может быть Вы там как следует подумаете? А если Вы вдруг решите оставить мальчика в живых, то поверьте, лучшей мамы Вы ему не найдёте! Ведь я буду любить его любого и никогда, ни за что на свете, что бы ни случилось, я его не брошу! Отдайте мне этого мальчика, и Вы не пожалеете! Я всегда буду помнить о своих обещаниях!»

Наверное, я очень громко думала тогда. Или Господь в этот день был не слишком занят и поэтому внимательно меня выслушал. А, может быть, он решил, что я неправильно жила все эти годы и мне пора произвести переоценку ценностей? Но он отдал мне мальчика. И спас нас обоих…

***

А ещё  мне снится, что мы идём. Иногда он маленький, и я веду его за ручку. Мы идём по парку осенью. Он хочет пнуть листик, но у него не очень получается, он ведь ещё маленький,  и он теряет равновесие, но я держу его обеими руками. А в других снах мы гуляем по пляжу и он уже большой. Во сне он выглядит совсем не так, как в реальности, но я точно знаю, что это он, мой сын. Он смеётся, называет меня мамой и голос у него такой… знакомый.