Гордый примеряет все на свете к себе, а не к истине.
Г.К. Честертон

Ни для кого не секрет, что гордыня – один из самых страшных грехов. Начиная с того, что именно он превратил некогда самого светлого ангела в повелителя тьмы и врага человечества. И заканчивая тем, что гордость, и самолюбие, и тщеславие, сюда можно прибавить — высокомерие, надменность, чванство, — все это разные виды одного основного явления — «обращенности на себя». Из всех этих слов наиболее твердым смыслом отличаются два: тщеславие и гордость; они, по «Лествице», как отрок и муж, как зерно и хлеб, как начало и конец.( о. Александр Ельчанинов)

Нам часто говорят о том, как гадко и некрасиво превозноситься, нас научают не лезть вперёд, не возвышаться над собой, не пытаться быть лучше, чем ты есть на самом деле. Всё так. Вызывающее поведение кажется нам глупым, смешным, незрелым. Нам, православным христианам, обитающим внутри церковной ограды.

А недавно я нашла в себе гордость там, где совершенно не ожидала. Удивительное открытие!

Но обо всём по порядку.

С детства я была ребёнком покладистым, послушным, тихим и спокойным. Слушалась маму и кушала кашу. Красиво писала в прописях, мыла руки после улицы и вообще представляла из себя образец правильного ребёнка. А ещё, я постоянно анализировала, подвергала сама себя критике, зрила в корень собственных поступков и ни в коем случае не проявляла неудобные для окружающих реакции. Терпела, когда хотелось рыдать и ругаться. Соглашалась, когда хотелось возмутиться. Зажималась, когда другие дети меня били, и никогда не пыталась дать сдачи. Соглашалась на вторые и третьи роли, хотя по способностям вполне могла бы тянуть лидерские позиции.

Моя мама всегда мне говорила: «В тебе совершенно нет честолюбия!» И мне это льстило.

Послушная девочка выросла и попала в церковь.

В книжках и с амвона регулярно говорили о смирении, послушании и грехе. Я видела в себе грех и пыталась воспитывать смирение и послушание. Но, выходило коряво. Выработанная с детства привычка не высовываться сыграла в этом хорошую службу, но вот внутри было что-то совершенно не то, какой-то надрыв, какая-то тяжесть. Не было внутреннего согласия с происходящим, а только зашкаливающее чувство долга, которое меня придавливало к земле как каменная плита. Я это понимала, но никак не могла понять, откуда ноги растут?

Я работала над собой, даже добивалась каких-то более-менее сносных результатов, но потом меня начинало крутить. Я выходила из-под контроля самой себя. Поскольку я не могла подвергать сомнению слово церкви, я весь удар своего недовольства выливала на себя. Я сидела тёмными ночами, плакала и проговаривала про себя известную мантру «Я — ничтожество, жалкий грешник, урод, всё во мне, что есть — это зло и грех, мне приготовлены вечные муки, страшный суд, ад и погибель. Вечные муки, страшный суд, ад и погибель. Вечные муки, страшный суд, ад и погибель».

Особенно такие приступы самобичевания случались, когда уходили внешние предпосылки для самоуважения. Когда я работаю и получаю деньги, я могу себя оправдать, что не дармоедка. Когда я мою посуду и готовлю вкусную еду, мне спокойно, что я не белоручка, не лентяйка. Но вот если случится со мной обычная ситуация, не влезающая в рамки перфекционистского мозга, то тут же – сбой. Приехали. Я хуже всех я хуже всех я хуже всех я хуже всех.

Несколько лет я пыталась сделать всё возможное, чтобы воспитать в себе самоуважение. Я старалась наносить себе добро, причинять пользу и подвергать ласке.  Но Господь милостив, и ничего подобного мне не давал. От этого я унывала ещё больше, но всё же иногда в моей голове появлялись зачатки здравого смысла. Смирение – терпение – послушание — нервные срывы. Активный образ жизни – жизнерадостность – искушения – падения – нервные срывы. Боязнь всего на свете – страх – забитость – уныние – нервные срывы. Может, в консерватории что-то подправить?

Однажды я сидела на лавочке в сквере и пыталась выяснить у мужа, в чём смысл моей жизни. Я не понимала, за что Господь послал нас на землю. Я не видела смысла в том и в этом. Я не могла понять, что мне делать, как быть. Зачем наполнять жизнь рутиной, когда её цель – спасение! Муж сначала отшучивался, что, мол, живи, раз живётся. Наслаждайся. Лови момент. Но я не сдавалась.

«Зачем всё?», — сокрушалась я, — «Я не понимаю!»

Супруг посмеялся надо мной и сказал: «Хочешь знать всё? На меньшее не согласна? А не гордыня ли это?»

Я была просто ошарашена этим простым и ясным ответом. Точно. Гордыня.

Нет, я догадывалась, что страдаю этим грехом. Но я просто потеряла дар речи, когда оказалась один на один с тем спрутом, который полез на меня из глубин подсознания, когда я поняла, что я не там искала.

Я поняла, что моя гордость пряталась в полном самоуничижении.

Я почитала святых отцов и поняла одну вещь: все они писали о гордыне как об излишнем внимании к собственной персоне. Но враг не дремлет, и часто в современной церковной среде, гордыня прячется именно в ложном смирении и неумении принять себя со всеми потрохами и идти дальше. Постоянное самокопание, сравнение с идеалами, постоянная сосредоточенность на своём внутреннем мире – это тоже гордыня. Только – наоборот. Я так тщеславна, что даже сама себе боюсь в этом признаться. Я так высокомерна, что даже во сне запрещаю себе об этом думать. Я слишком порабощена мыслями о себе, что они мешают мне радоваться, видеть мир таким, какой он есть. А главное, я не могу пустить в себя Бога, ведь Ему здесь не место. Внутри меня живёт всепоглощающая, великая и ужасная Я!

Я вспомнила ещё одну забавную вещь. Меня часто хвалят, и делают это вполне обосновано. За дела, за реальные осязаемые поступки. Но какая реакция на эту похвалу! Я вся сжималась, на меня накатывала волна самоодобрения, но в ответ я не говорила ничего. Или вообще пыталась себя принизить: «Да что вы, я вообще зелёная и облезлая, только сейчас у вас очки грязные, и вы смели подумать, что я белая и пушистая. Что вы-что вы!» И так ещё живописно ножкой покрутить. Мол, засмущали.

Я стала думать, как же бороться с такой гордыней? Ведь не самопревозношением же! Оказывается, и здесь надо искать золотую середину. Надо как-то научиться воспринимать себя естественно. Признавать свои недостатки, но и признавать достоинства. Видеть свои слабые стороны, но видеть и сильные. Надо, в конце концов, научиться любить себя, любить в себе именно образ Божий, иначе как полюбить ближнего, когда с самой собой не в ладах? Ну а главное, как возлюбить Бога, если в сердце нет чувства любви ни к чему. Только сплошные вечные угрызения совести и погоня за идеалами, маячащими на линии горизонта. Мне было очень тоскливо жить с самой собой, и я решила, что надо меняться. Но как?

Во-первых, борьбу за себя надо начать с исповеди. Искренне раскаяние и желание меняться – это первый шаг на пути к выздоровлению. Без этого шага – никак. Надо осознать, что я страдаю именно гордыней, когда пытаюсь себя с остервенением уничтожить, сравнять с землёй и выдать за худшего из грешников. Ведь если быть честной, ну не считаю я себя последним из последних, а мысли о том, какая я последняя из последних, доставляют прямо таки мазохистическое упоение.

Здесь важно понять суть этого механизма, чтобы суметь действительно пережить покаяние. Обычно я вытесняла мысли о собственной нормальности чувством этого ложного смирения, меня распирало от этих чувств «я делаю как в той книжке написано», но за это я ждала награды. И награда эта заключалась в том, что меня не поразят громы небесные здесь и сейчас, и я ещё немножко поживу. А вот если признаться себе, что я горда, то всё. Пиши пропало. Не сойти мне с этого пути. Меня накажут.

А для раскаяния как раз нужно, увидев в себе нехорошее чувство, погрузиться в него, пережить его, пережить себя в этом чувстве и ужаснуться тому, как хорошо и гармонично мы с ним срослись. Да, я горда. Я до такой степени пребываю в этом состоянии, что мозг мой реагирует дичайшим двоемыслием, а глаза перестают видеть свет Божий. Да, мне так комфортно в этом чувстве живётся, я нашла для себя отличные объяснения всему и сняла с себя ответственность за необходимость меняться.

Мне куда проще рядиться чучелом, чем соответствовать своему внутреннему состоянию и развивать свои таланты. Мне больно, что я столько времени потратила впустую и не хотела видеть очевидного. Мне хочется это отрицать, мне хочется сделать вид, что ничего такого не было. Но оно было! Да, я признаю, что это было. Что это был мой личный выбор. Но за этим шагом я вижу свет. Зелёный свет изменений. Я пережила эту страшную встречу со своей сущностью и хотя бы понимаю, как делать нельзя. У меня есть мотив измениться. Вот я. Вот грех. Мы больше не являемся единым целым. У нас разные дороги. У меня – дорога на исповедь.

Я заметила, что искреннее покаяние, та самая метанойя, изменение ума – это единственный способ начать избавляться от непосильных грехов. Я ни за что сама с ними не справлюсь. Но Господь, видя желание человека, всегда идёт ему на встречу. И не всегда, но иногда получается пожить по-человечески, то есть спокойно, без перегибов и излишнего внимания к собственной персоне. И такие моменты ободряют, дают силы действовать дальше.

Во-вторых, надо научиться по-хорошему гордиться теми талантами, которые дал Господь. Именно радоваться, что Он так благ ко мне, что наградил меня от души. Теперь мне даже не так страшно получать комплименты. Ведь я знаю, что это – не столько моя заслуга, сколько Его. Каждую похвалу я адресую Богу. И часто искренне радуюсь, когда я смогла потрудиться и таланты взрастить. К тому же, я свои силы тоже приложила к созданию осязаемого результата, который кто-то решил похвалить. Я что-то делала, я училась, я старалась, я тратила своё время. Правда, время и силы мне тоже дал Он. И здесь я увидела огромную разницу между гордыней и здоровым чувством удовлетворения от выполненной работы. И мне больше не нужно искать в глазах посторонних подтверждения того, что я – хорошая.

Ну а если опять хочется собой погордиться, я знаю, куда идти и что делать.

В-третьих, обязательно надо помогать другим. Искренняя помощь растапливает сердце. Радость ближнего – лучшая похвала и награда. К тому же, вокруг нас всегда есть люди, которые нуждаются в помощи. Я даже не говорю о сирых и убогих. Я имею в виду тех людей, которые являются ближними по духу, по территориальному признаку или по родству. И тогда даже каждодневную рутину можно обернуть на пользу себе. Вот, я вымыла ту же посуду, я приготовила ту же еду. Но я сделала это не для того, чтобы перестать себя кушать за лень, а чтобы накормить мужа. Он работал, он устал, и так нуждается в моей заботе.

Понуждая себя на добрые дела, мы боремся и с ленью, и с равнодушием, и с унынием даже.

В конце концов, лишний повод возблагодарить Бога, что есть муж, есть еда, есть работа.

И, наконец, если перестать концентрироваться на себе, в жизни появляется место для Бога. А это – начало всех начал и основа всех основ.

Конечно, с гордыней бороться сложно. На этом пути постоянно случаются падения. Но, на то, видимо, жизнь и дана, чтобы идти, падать, вставать и снова идти. Движение – жизнь. А гордыня так этому мешает!