Сегодня поклонились Пресвятой Богородице. С вечера собрали вещи на подвиг: три теплых детских одеяла, дополнительные свитера, шарфы, варежки, крем для холодной погоды…

С утра было + 1 и мелкий дождик.

Встали в 4.45, в 5.40 выехали, в 6.30 были там. На середине дороги Алешку вырвало вишневым киселем, который он перед этим попил. Поскольку я не успела адекватно среагировать, залитыми оказались его куртка снаружи и немножко изнутри, весь верх комбинезонных штанов, моя юбка и моя куртка. Все непромокаемые поверхности отчистились легко, но изнанка его куртки и моя юбка остались мокрыми. Я поняла, что это – только начало наших испытаний и искушений.

Но это оказался их конец.

Детская очередь начиналась чуть вбок от храма, мы влились в общий поток (тот, который остается после последнего кордона), тут же услышали: «Максим, Дуня!» Это была наша раменская прихожанка – они встали в 11 вечера, мы заходили вместе с ними. Очередь медленно, но двигалась, папин рюкзак с приспособлениями для грядущих подвигов не вызвал у дядей никаких вопросов. Зато сами дяди вызвали глубочайший восторг у нашего младшего. Появление каждой группы милиционеров он приветствовал соответствующим радостным восклицанием. На последнем этапе, где дядей уже не было, и при этом движение очереди почти прекратилось, Алешка было загрустил, но тут же восторженно закричал: «Дядя! Дядя!» Это он заметил барельефы на Храме и углядел в них сходство со столь полюбившимися ему милиционерами. Так что все время остановки он рассматривал то храм, то «сет» (свет от множества фонарей), то Ната с папой.

Стояли мы минут десять.

Затем началось то, чего я боялась больше всего – сам Храм, толпа, которую обычно так не любит Алешка и по поводу которой впадает, как правило, в состояние громкого возмущения. Но он сначала был настроен вполне благодушно, правда, настойчиво предлагал не стоять в очереди, а пойти в замеченную им дверь. Пока мы его уговаривали ( это очередь, как вот мы на Причастие стоим, помнишь… И смотри, вот девочка тоже стоит… И Нат стоит…), сбоку от нас стало доноситься взволнованное: «Женщина с ребенком, идите сюда! Женщина с ребенком!» Оказалось, это к нам.

Из очереди в ответ стали кричать, что тут еще и папа с ребенком (то есть Максим с Игнатом). В итоге нас четверых «выцепили» из толпы и по пустому, отгороженному от остальных людей коридору провели прямо к Поясу. Я поцеловала, приложила Алешку (за спиной дяденьки-охранники советовали: «Можно и ручкой просто, можно не целовать» – но очень мягко; а я не то чтобы не слушалась, просто «навык» сработал). А папа так растерялся от неожиданного нашего «ВИПства», что Игната приложил, а сам… забыл. Опомнился, только когда мы уже стояли у самого выхода. Мы еще минутки две постояли, помолились, потом охранники настойчиво стали предлагать не задерживаться – не нам, но оч-чень рядом с нами. Так что мы вышли.

Дяденька, раздававший на улице пояски, решил Алешкину долю выдать лично ему в руки. Это был не первый дяденька, к кому стояла огромная очередь, а примерно четвертый, до которого никто не доходил. Так что он не разрешил мне забрать Алешкин пояс и терпеливо ждал, пока Алешка переборет свое недоверие и возьмет его сам.

…Наши с мужем впечатления совпали в двух вещах: 1) все ОЧЕНЬ хорошо организовано (по крайней мере, в той части, с которой столкнулись мы), все очень четко и продуманно и 2) так приятно быть частью целого (ну совсем мы не диссидентствующие)! Выходишь из машины на Парке Культуры – и тут же к тебе подходит случайный прохожий и говорит: «Вам вот туда, очередь там!». Мы говорим – ну, мы с детьми, наверно, все-таки в 6.30 утра детская очередь где-то рядом с храмом? Он говорит: «А, да, точно, тогда вам туда» – в сторону метро показывает.

Пока мы идем по переходу, нам навстречу попадаются тетенька с дяденькой – тетя в платке и в юбке, и мы с ней широко друг другу улыбаемся.

Когда мы спускаемся вниз по лестнице на станцию, нам попадается тетенька в юбке, которая издалека громко спрашивает: «А взрослая очередь – сюда, я правильно иду?»

Ну а уж про чувство общности, которое возникает ближе к храму, я и не говорю. Интересно, что люди, отстоявшие всю ночь, радовались только что пришедшим мамам с дитями совершенно искренне. А мамы-папы точно так же радовались друг другу. Наш папа помог снести коляску вниз по лестнице какой-то одинокой деловой маме (я бы одна так, наверно, не рискнула пойти на поклонение). И вообще, как точно заметила Саша Сопова, там все радостные. И те, кто еще раньше был и отстоял по многу часов, тоже радостные. Наша крестная стояла 12 часов – и до сих об этом без слез говорить не может. А бузят и ругаются в основном те, кто туда «по идейным соображениям» не пошел! По крайней мере, мне так показалось.

…А разошлись мы с мужем в самом главном пункте. Я была ПРОСТО СЧАСТЛИВА, что мы прошли так быстро. Потому что когда наш младший начинает рыдать, я сразу начинаю нервничать, и на этом весь «молитвенный» или «праздничный» настрой у меня заканчивается. Не знаю, почему его плач на меня так действует, но ничего поделать с этим не могу, мы уже в нескольких паломнических поездках с этим сталкивались. Поэтому, если честно, я долго к Поясу не хотела ехать, представляя, в какой психологический кошмар для меня может вылиться эта поездка с нашим возбудимым младшим. И заметка «почему «нет» – это был в том числе результат обдумывания своего внутреннего настроя – почему мне не хочется туда идти и почему все, чем я себя успокаиваю, на самом деле просто отговорки, подогреваемые дискуссией, развернувшейся в Интернете.

И то, что сегодня все прошло «как по маслу» и Алешка просто не успел расстроиться, для меня было самое главное чудо, свидетельство того, что Господь действительно выше сил испытаний не дает, и что ТАМ нас жалеют больше, чем мы друг друга…

А муж расстроился. И сказал, что надо было ему до нас, раньше, в другую ночь поехать и отстоять «со всеми». А иначе – как-то не так, не по-настоящему, не успеваешь почувствовать радости от поклонения.

По свойственной теткам вредности я напомнила ему, что во время нашего годового «жениховства» он все время норовил пройти к святыням без очереди: и к прп. Сергию, и к апостолу Луке, и к другим. Муж на критику не обиделся, а добродушно рукой махнул: «Да что я понимал тогда, мальчишка!». Так семья воспитывает в людях вкус к подвигу (на его примере говорю, не на своем, к сожалению).

Когда мы вернулись домой, настроение было ого-го. Хотелось перечитать какую-нибудь книгу про Афон (как согрело душу изображение Ватопедской обители, вложенное в поясок!). Хотелось еще раз прочитать акафист. Хотелось всем позвонить и рассказать, как это здорово – что есть святыни, что есть столько верующих людей, что мы православные.

Но вместо этого мы просто отправили папу спать, а сами запустили стиральную, посудомоечную, сварили кашу и стали играть в метро.

Потому что метро – это то, что больше всего поразило нашего старшего (он был в нем первый раз в жизни, т.к. мы живем в Подмосковье).

И когда моя мама по телефону спросила у детей, куда они ездили сегодня утром, про храм вспомнил только младший. Что тоже заставляет о многом задуматься…