Расставшись с Александром Гезаловым перед Новым годом, мы вновь встречаемся после праздников, и вновь говорим о важном: о жизненном предназначении, о «внешнем впечатлении», от которого наш герой отрекается, о людях, с которыми можно пойти в разведку.

 Александр, на многих мероприятиях, и вообще, на многих фотографиях Вы в одной и той же шапке. Интересно было бы узнать об истории этого предмета, откуда у вас такой талисман?

Все довольно просто: дело в том, что я очень люблю произведения Сергея Есенина, родился недалеко от его родных мест. У него есть такие строки: «Я ношу цилиндры не для женщин, /В глупой страсти сердце жить не в силе./В нем удобней, грусть свою уменьшив,/Золото овса давать кобыле». Для меня эта шапка – своего рода протест.

Протест против чего?

Против каких-либо стандартов жизни. У меня длинные волосы, я шапку ношу, иногда рваные носки надеваю. Дело в том, что образ человека, который он создает для внешнего впечатления, часто не совпадает с его сущностью, а я пытаюсь свой образ с внутренним состоянием «сровнять». На всех мероприятиях — и крупных, и малых — я говорю: «А можно, я буду в шапке, потому что я вас об этом не прошу? Если вам очень не нравится моя шапка, вы можете встать и уйти». Еще ни разу никто не уходил.

Получается, Вы предъявляете ультиматум окружающим?

Это такой одиночный флешмоб. Существует понятие первого впечатления: первые пять минут человек на тебя смотрит, присматривается, и твоя задача в этот момент – понравиться. А я не хочу нравиться, я хочу, чтобы меня восприняли таким, какой я есть сейчас. Сегодня время внешних сущностей, внешнего образа: какие у тебя часы, костюм, машина, а я стремлюсь показать свою внутреннюю сущность. Меня всю жизнь пытались загнать в какие-то рамки: ты должен быть комсомольцем, таким, сяким… А я никому, кроме своего будущего, которое сам и созидаю, ничего не должен. Вот и ношу эту шапку просто потому, что мне так хочется.

А в какой момент жизни Вы начали выражать протест общественным стандартам?

Во мне всегда это было. Я, например, иногда кривляюсь. Это кривляние не имеет цели кого-либо оскорбить или нагрубить, оно просто является частью моего стремления в каждый момент времени быть самим собой. Это один из кирпичиков моего успеха, потому что когда я вышел из детдома, многие ожидали от меня какого-то определенного поведения, вот тут-то кривляние и помогло, потому что закосишь «под дурачка», и к тебе уже проще относятся. Чем ты серьезнее, тем серьезнее у тебя проблемы. Я считаю, что нужно несерьезно относиться к серьезным вещам, и тогда все будет серьезно.

Такая игра – это олицетворение самой жизни для меня. Того, что здесь главное — не дресс-коды, инструкции и номенклатуры, а сам человек. Благодаря этому ты можешь в своей жизни сделать больше, если не загнан в «раковые корпусы». Я считаю, что всегда нужно сохранять свое внутреннее состояние, несмотря на реакцию извне.

Вам приходилось когда-либо жертвовать чем-то ради того, чтобы сохранить свое естественное состояние?

Да, я оставлял людей, которые считали, что так вести себя неправильно, что нужно держать себя «в рамках». С ними пришлось распрощаться, но я об этом не жалею. Я никогда не стремлюсь сохранить что-то ради выгоды. Когда я 10 лет назад начинал говорить о проблемах, меня многие называли идиотом и сумасшедшим, а сейчас эти люди – мои друзья. Иногда ты ложишься в кровать и думаешь о том, что сегодня написал какую-то очень резкую статью, которая, скорее всего, вызовет много негативных откликов, но я работаю на перспективу и верю, что со временем эти резкие отзывы вырастут в какие-то качественные изменения. У меня нет желания угождать, чтобы чувствовать себя комфортно.

Александр, давайте представим гипотетическую ситуацию: какой-то фонд или государственное учреждение хочет оказать помощь в Вашей деятельности, которая поднимет Вас совсем на другой уровень «охвата аудитории», но для того, чтобы эту помощь получить, Вам нужно будет играть определенную роль…

Никогда. Я никогда не шел на такие компромиссы, мне неоднократно предлагали такие условия, была возможность стать депутатом Государственной Думы, иметь очень много. Но надо понимать, что в таких случаях ты должен продать все за то, что есть у кого-то. Я никогда не шел в политику, не лез на трибуны, не подписывал никаких обращений, просто занимался своим делом.

Есть такой фильм, «Адвокат дьявола», в котором очень хорошо показан момент искушения человеческой души. И если тебя искушают, то радуйся, что у тебя есть возможность не поддаться на искушение, потому что это дорога в один конец. Один раз поддавшись соблазну, ты уже не сможешь вернуть все, как было. Я один раз венчался, один раз обручался и с женой, и со своей работой, и не собираюсь развенчиваться. Тема предательства для меня очень актуальна, потому что меня неоднократно предавали, так что я очень стараюсь сохранить свое лицо перед теми, кто мне доверяет.

Как Вы относитесь к такому современному явлению, как «мода на благотворительность»? Многие известные люди становятся «лицом» какого-либо фонда и помогают своей известностью искать спонсоров, привлекать внимание к проблеме. Вы за какой формат благотворительности: за тихую, незаметную помощь или за «благотворительный пиар»?

Очень интересная тема. Клара Лучко, с которой я дружил, очень много сделала для детских домов, для церкви, никому об этом не говорила, потому что ей, видимо, это было нужно для себя. Думаю, это выбор каждого – насколько ему комфортно, интересно, увлекательно делать подобные дела. Я нахожусь «на передовой» — между теми, кто хочет сделать что-то полезное, и теми, кому эта помощь нужна, поэтому мне публичности не избежать. Если известный человек приходит в благотворительность для того, чтобы изменить кому-то жизнь, помочь от сердца – то это очень хорошо. Если же он это делает ради дополнительного пиара – это довольно быстро становится заметно, потому что скрыть сердце невозможно. Намерения человека легко читаются в его глазах, словах, поступках, так что здесь легко отделить зерна от плевел. Я считаю, что если человек пришел для того, чтобы заработать для себя дополнительные очки – ну Бог ему судья. Жизнь всегда расставляет все по своим местам. Я предпочитаю верить в добрые намерения людей.

Если человек делает добро для того, чтобы загладить свои грехи или заработать политические очки, – это его выбор. Иногда смотрю на деятельность некоторых людей и понимаю, что они пришли в эту сферу, потому что решили, что здесь проще. На самом деле – здесь сложнее, и именно здесь они ломаются. Чтобы доломать себя окончательно, они и приходят в благотворительность.

А что значит «доломать»?

Есть такое понятие – эмоциональное выгорание. Вот кто-то пришел в благотворительность, попиарился, а проблема как стояла, так и стоит. Когда человек что-то делает «под доброго», то важно понимать, как он созидает самого себя. Если это как у Матери Терезы, есть его суть и предназначение, то он выдержит. Вот я стараюсь себя сравнивать с такими высотами и понимаю, что они ушли из жизни, но остались в сердцах тех, ради кого жили.

Как Вы думаете, есть в вашей работе некая критическая точка, достигнув которую, вы поймете, что пора заниматься чем-то другим?

В моем случае – нет, потому что однажды войдя в эту воду, еще будучи младенцем, я понимаю, что уже не могу из нее выйти, потому что она для меня спасительна. Если я займусь чем-то другим, то быстро выдохнусь, потому что вся эта внешняя успешность, область фальшивых достижений и престижа, мне не интересна. Когда я, например, приезжал и выступал перед наркоманами и предлагал некоторым знакомым тоже приехать и выступить – они отказались. Это очень важный момент: значит, еще нечего сказать, время еще не пришло. А для меня это уже не работа, не добровольничество, а просто жизнь. Когда ты живешь этим, то и не выгораешь, а когда живешь в режиме добровольца, «спасителя», то быстро разочаровываешься в этой работе. У меня есть время на развлечения, на семью, я не пытаюсь свернуть горы, я просто живу этим.

У меня были в жизни случаи, когда какие-то обстоятельства вставали передо мной «в полный рост» и заслоняли горизонт. Я не знал, как решить какую-то проблему. Но я не из тех, кто, встретив на своем пути реку, ищет лодочника, чтобы ее переплыть, я просто иду вброд. И вот это умение при любых обстоятельствах идти вперед, не останавливаться – это и есть маяк для невыгорания. Не нужно работать с проблемой, надо работать с собой. Многие бросаются решать какую-то глобальную проблему и быстро выдыхаются, а когда ты перерабатываешь свои внутренние установки и убеждения, то обретаешь внутренне равновесие. Не зря моя общественная организация называлась «Равновесие», потому что в общем хаосе проблем увидеть росток созидания и добра помогает только работа со своим внутренним миром.

Честно говоря, глубина Ваших мыслей и откровенность просто поражает. Откуда в Вас стремление к бесконечному самопознанию? Как удалось достичь  внутреннего равновесия, ведь многие люди идут к этому всю жизнь?

Дело в том, что я умею быть одиноким. Все люди одиноки, но немногие могут принять свое одиночество и находиться один на один с собой. Мне с собой интересно. Я пытаюсь разговаривать с собой, со своими внутренними проблемами, конфликтами, рассматривать их с разных ракурсов. Наверное, когда ты находишься в трудной жизненной ситуации и мало кому в ней нужен, то учишься обращаться к себе и понимаешь, что кроме себя ты никому другому не интересен. Ты начинаешь прорабатывать это внутри себя. Кажется, что я очень говорливый, но я люблю наедине с собой поразмышлять о жизни. Это и творчество, и личностная проработка. Это процесс, который происходит во мне всю жизнь. Я как та старуха Изергиль, которую отвергли. Гезалов – старуха 🙂

Я сейчас скажу то, что раньше не говорил никогда: еще в детстве я посмотрел на несправедливую жизнь и как-то внутренне состарился. Я принял в себе необратимые изменения и превратился в зрелого, ворчливого человека лет пятидесяти. С одной стороны, это вроде и печально: казалось бы, молодой еще человек, а внутри у него уже песни Окуджавы, Галича и других, а с другой стороны – это та самая содержательная часть, которая позволяет держаться в своем времени и не пытаться встроиться в ту среду, которая тебе не нравится. Мне чужды многие элементы современной культуры, просто потому что у меня уже есть устоявшиеся взгляды и симпатии. Например, мне очень сложно принять современных актеров, меня все время «относит» к Леонову, Папанову, Казакову. Моя внутренняя «ортодоксальность» оказывается для меня спасительной, потому что я не распыляюсь на то, что мне неинтересно. Мне жена говорит: «Тебе как будто уже лет 80, ты такой зануда».

Иногда слушаешь человека, который вдохновенно говорит о чем-то, и понимаешь, что он еще не пережил каких-то трудностей жизни, не искал способы решения серьезных проблем. И радуешься за него, и грустно становится.

Я полагаю, что когда постоянно находишься на таком уровне самопознания, самоисследования, размышлений о жизни – довольно сложно подбирать круг общения. Людей вокруг много, а поговорить о важном – не с кем. Вам знакома такая ситуация?

Сложный вопрос. Есть такое понятие – потребительское общение, его у меня очень много, а настоящего, когда ты «знаешь, о чем с человеком молчишь», — очень мало. Для меня важно, чем и как личность живет. Если человек вроде обладает набором талантов, но при этом теряет человеческий облик, я с ним не могу рядом идти. Я могу попытаться с человеком контактировать, но если вижу в нем какую-то «гнилинку», то прерываю общение немедленно. По-другому не умею.

Я был в Санкт-Петербурге на кладбище, где захоронены мощи Ксении Петербуржской, и мне там рассказали одну историю: в 1920 году красноармейцы поставили под ружье 40 священников и сказали, что те, кто снимет с себя крест и подрясник, тот останется в живых, а остальных они закопают заживо. Никто крест не снял, их закопали, и в течение нескольких часов из-под земли шло пение. Для меня вот это главный критерий – чтобы мы могли петь даже из-под земли. Если человек способен самосохраниться даже в самой тяжелой ситуации, то я пойду с ним в разведку. А если я вижу в нем податливость, которая в критической ситуации его подведет, я просто отойду. Помните, как у Высоцкого: «Колея эта — только моя! Выбирайтесь своей колеей».

Есть ли в той сфере, которой Вы занимаетесь, – поддержке сирот, заключенных – те люди, с которыми Вы бы «пошли в разведку»?

Конечно, есть. Например, Рустам Исламгулов, который уже семь лет занимается кормлением бездомных в Москве. Инесса Валулина, она снимает в Самаре программу «Право на маму», помогая детям-сиротам находить приемные семьи. Отец Андрей Верещагин и отец Григорий Михневич, которые спасали людей из горящего самолета. Я дружу с некоторыми представителями государственных социальных служб, например, с Владимиром Львовичем Кабановым. Достойных людей много. Мы созваниваемся, встречаемся.

Как раз для таких людей я учредил именную медаль «За спасение детства», чтобы отметить тех, кто бескорыстно занимается добрыми делами. Я взял на себя такую смелость, потому что хочется отметить их работу, которая не всегда заметна, но очень важна.

Как Вы относитесь к государственным наградам? Когда Вы узнали, что вам вручат медаль ордена «За заслуги перед Отечеством» II степени, Вы почувствовали что-то особенное?

Это была удивительная история, потому что люди, которые эту награду для меня делали, фактически мне ее всучили. У меня не было московской прописки, я был зарегистрирован в доме ночного пребывания, и было интересно, что они мне, бездомному, решили вручить награду. Я тогда даже не понимал, что это даже не Отечество, а конкретные люди отметили мою работу. Это были скорее межличностные отношения между людьми, когда один что-то полезное делал, а другой имел возможность это отметить. Мне было приятно, что я смог выбраться из ямы под названием «детдом», сделать что-то в своей жизни, а мне еще и медаль дали. Но странное дело: когда мне в детдоме дали коньки, я спал в них несколько дней, а когда дали медаль – я положил ее в коробочку и больше не вспоминал, только несколько раз надевал по чьей-то просьбе.

У Вас есть книга «Соленое детство» — воспоминания о жизни в детдоме, весьма известная, очень трогательная повесть. Вам не хотелось написать еще что-то по результатам длительного периода общественной работы? Поделиться своими открытиями, опытом?

Вы угадали. Как раз такая книга выходит скоро, 7 февраля. Она называется «Шпаргалка для добровольца», в ней мои размышления о том, зачем люди приходят в добровольцы, что такое сострадание, помощь и т.д.

Она предназначена только тем людям, которые приезжают в детские дома, или всему волонтерскому движению?

Она будет полезна всем, кто размышляет о своем предназначении, о том, что происходит там, за забором. Что делать: хлеб туда перебросить или самому перепрыгнуть? Я думаю, что лучше перепрыгнуть, потому что человеку это даст гораздо больше.

Хочется еще спросить Вас о воспитании детей: как Вы это делаете, как с ними общаетесь?

Во-первых, я стараюсь не вмешиваться в их размышления, не давать готовых рецептов, не навязывать свое мнение. Они очень разные: Федор в три года уже активно читает, очень артистичный, Тихон в свои полтора уже сам относит использованный памперс в мусорку 🙂 Моя задача – не сломать их, а помочь им развить свои таланты. Со временем мы начнем с мальчишками заниматься боксом, футболом.

Я видел случаи, когда на скамейке сидели мальчик с девочкой, и тут подходил какой-то хам, начинал к девчонке приставать, а мальчик не мог ничего сделать. Это грустно наблюдать, потому что в мужчине очень важны качества и навыки, которые позволили бы ему защитить свою женщину. Так что я стараюсь своим сыновьям дать эти знания, чтобы им потом в жизни не приходилось пасовать перед возможными трудностями.

Вы в разговоре очень часто приводите цитаты из стихов, песен… Есть какие-то строки, которые лучше всего бы охарактеризовали Александра Гезалова?

Я очень люблю Высоцкого, это мой любимый поэт. Я, кстати, 25 января еду в Быковский детский дом в Московской области — рассказывать детям о его творчестве, петь песни под гитару. В одной из песен у него есть замечательные, известные многим строки:

Мы успели — в гости к Богу не бывает опозданий.

Так что ж там ангелы поют такими злыми голосами?

Или это колокольчик весь зашелся от рыданий,

Или я кричу коням, чтоб не несли так быстро сани?

Чуть помедленнее кони, чуть помедленнее!

Умоляю вас вскачь не лететь!

Но что-то кони мне достались привередливые,

Коль дожить не успел, так хотя бы допеть!

Жизнь действительно такая: то аллюром, то галопом, то рысью. Мы все несемся вперед, как лошади. А что мы за собой оставляем? Везем ли повозку, которая перевернулась, а там – дети, просто бежим куда-то или несем в себе какую-то миссию… Через какое-то время, когда ты ушел из этого мира, ты можешь вернуться – через своих внуков, которые продолжают твое дело, через написанные книги, которые кого-то цепляют спустя много лет. Мы должны оставлять свой след в этом мире. Жить, любить, заниматься любимым делом – чтобы в конце на лице были морщины не от страданий, а от улыбок.

Фильм об Александре Гезалове, снятый 5 лет назад. 

Беседовала Вероника Заец

 Внимание! Вы можете задать любой вопрос, касающийся работы с сиротами (усыновление, опека, гостевая семья, волонтёрство), лично Александру Гезалову! В феврале мы разместим ответы на страницах журнала Матроны.РУ.