Каждый человек определяет свою собственную зону комфорта: для кого-то она замыкается в круге «работа-дом», а кому-то и целого мира мало… Наша сегодняшняя собеседница уютно себя чувствует и в тундре, и на просторах Карелии, и в пустыне. Её глаза излучают счастье и любовь ко всему живому, а рассказы о путешествиях завораживают. Знакомьтесь – Александра Марчук, путешественница, писатель, фотограф, исследователь природы и человеческих  душ. 

— Александра, первое, о чем Вас хотела спросить: почему Вы стали путешествовать? Вы учились в школе, потом в МГУ на мехмате, казалось бы, ничто не предвещало…

— Я считаю, что мехмат МГУ, наверное, дал какую-то основу, некую жизненную опору. Мне всегда говорили: «Почему ты не  поступила на геологию? Почему ты не поступила в институт культуры? Почему не пошла в театральный?» Если бы я пошла туда, у меня была бы узкая специальность, а математика, я считаю, хорошая база для разных направлений деятельности, хотя я туда пошла по папиным стопам. И МГУ – это хорошая база: и знаний, и туризма, и друзей.

Вообще, страсть к путешествиям во многом связана с тем, что мы очень много в детстве с папой ходили по лесам. Когда мне было 10 лет, мы купили дом в Тверской области, старый-старый деревенский дом, которому, как минимум, 200 лет на данный момент. Это место было для меня вообще самым любимым. Все лето – безвылазно в лесу, каждую травинку мы определяли в определителе, каждый грибочек знали, даже знали, что сегодня гриб будет расти вот здесь. Мы вместе с папой рисовали карты этого самого леса. 

— Ваш отец по специальности биолог?

— Нет, он математик, профессор математики.

— Это у него увлечение такое?

— Да, он очень любил лес. Он в горы вообще ходил, но не в какие-то крутые, не категорированные. Простенькие перевалы по Алтаю, Кавказу вдоль рек. Потом в школе, в старших классах, мы ходили в небольшие походики с классом. А потом многие из нас поступилм в МГУ, на мехмат, и в секцию водного туризма мы пришли компанией, около 10 человек. Я вообще, изначально – турист-водник.

— Водный туризм — это сплав по рекам?

— В данном случае это сплав по горным рекам. Причем тогда я совершенно не представляла, что это такое. Мне еще родители говорили: «Горные реки – это же так страшно!». Я говорила: «Какие горные реки, да вы чего?» А потом уже мы были одной из сильнейших групп в стране. Это спортивный туризм, походы от первой категории сложности, до шестой, самой сложной. 

— Как они различаются?

— Первая категория сложности – это самая простейшая равнинная река. Ты учишься, грубо говоря, грести, поворачивать, причаливать. Потом начинаются какие-то перекаты. Более сложные перекаты шиверами называются. Потом идут пороги, потом самый сложный вариант – это какой-то очень сложный порог со сложной линией движения между камней, со сложным маневром, и это не кончается спокойной водой, а дальше идет снова шивера, снова какой-то порог. 

— Где в России находятся реки шестой степени сложности?

— В основном, это Алтай и Средняя Азия. Саяны, Алтай – там пройдено большое количество рек. В Среднюю Азию ходили не много. Я – кандидат в мастера спорта, мой бывший муж — мастер спорта международного класса. Очень сильная была группа, мы почти 25 лет ходили в водные походы.

— Со студенческих времен?

— Да, со студенческих времен. Я всегда была помощником руководителя. Мы организовывали эти походы. Я всегда там была завхозом, продуктами занималась, походной аптечкой ведала (специально для этого окончила медицинские курсы). Я всегда дорожным обеспечением занималась, дневник писала, фото, видео. Я — как мама-курочка.  У нас многие ругались, что мы всё берем на себя, но по-другому мы не умели. В результате в моей дальнейшей судьбе это сыграло большую роль. Именно благодаря тому, что я так многому научилась в тех походах, я сейчас могу ходить так, как сейчас хожу. Могу себе высчитать раскладку продуктов в 300 грамм, потому что я 30 лет писала эту раскладку и варьировала, и калории высчитывала.

А дальше произошло как? Вот мы ходили-ходили в походы, в походах проводили очень много времени. Майские праздники дней на 10, летом, по крайней мере, два похода – один на месяц-полтора, другой покороче. Потом на ноябрьские ходили очень много, зимой ходили иногда на лыжах, по крайней мере, когда учились в университете.

Потом у меня ощущение в какой-то момент стало возникать, что мне нужно какое-то свое личное время, что мне, с одной стороны, всё нравится, а с другой стороны, стала напрягать эта суета, движение по графику, «остановились, 15 минут посидели, дальше пошли». Мне уже хотелось писать, у меня стихи пишутся, мне хочется найти какие-то точки съемки, мне уже давно пора что-то записать в дневнике, какие-то размышления, а на это совсем не остается времени, бежишь и бежишь. Остановился на перевале, вот сейчас бы тут посидеть час-другой-третий, но нет — 15 минут и понеслись дальше с этим тяжеленным рюкзаком, и то хорошо, что ходили с пешими частями, не только сплав. Я не любила просто сплавляться – подъехали к реке и сплавились. Я всегда уговаривала людей пойти в пешку (пешеходная часть) через несколько перевалов на одну реку, потом переброситься на другую реку – опять пешком. У мужчин килограммов до 60 рюкзаки достигали, женские — до 35. 

— Вы, наверное, обладаете даром убеждения, если уговаривали их на лишний «крюк»?

— Ну, это же интересно было. Но для меня все равно всегда интереснее была пешая часть, заброска, а не сплав. Сплав, скорее, приложением для меня был. Еще, честно скажу, я боялась воды – это ведь действительно опасно.

Я стала понимать, что мне нужна маленькая группа, мне нужно что-то другое. Путешествия уже в крови, и без этого вообще невозможно. Я сначала организовала  велопоходы. Стали ездить маленькой компанией – это я и мой сын, и еще наши друзья – там папа и два сына. И разные вариации – потом девочки у мальчиков появились. Все равно стандартно человека четыре нас получалось именно из того набора.

Однажды я поняла, что очень хочу пойти пешком по тундре, по Ямалу, именно в сентябре, потому что осенью самые красивые краски в тундре, и очень хотелось повидать оленеводов, оленей, с кочевниками познакомиться. При этом в Москве уже все отгуляли отпуска, не было вариантов, чтобы кто-то пошел. Я к друзьям в Лабытнангах. У меня вообще друзья по всей стране, особенные точки у меня – Питер, Смоленск, Лабытнанги – там много друзей. Вроде народ собирался. Я приехала в Лабытнанги, вроде кто-то собирается, но к моменту выхода мне стало понятно, что никого с работы не отпустили. И вот тут: «Не отпустили и не отпустили – я пойду одна». У меня впервые пришла вот эта мысль: «Я пойду одна». К тому же, снаряжение уже было готово. Как-то оно подсознательно было уже подготовлено к тому, что я пойду одна: уже была килограммовая палаточка, горелка с крохотным котелочком. Уже было то, с чем вполне можно было идти в одиночку.

Я пошла, и это было совершенно потрясающее открытие для меня, что действительно идешь, одна, а вокруг огромное количество воздуха. Тундра – это открытое пространство. Этот воздух промывает голову, душу, хочется всех любить, всех прощать, удивительные совершенно мысли приходят в голову.  С тех пор для меня одиночное путешествие — самая большая ценность, которую я имею.

— Сколько лет назад это было?

— Это было лет 7 назад.

— Как долго Вы в одиночестве ходили?

— Тогда я ходила 10 дней. А так по-разному бывает. Даже если я уезжаю на 2-3 месяца из Москвы, то все равно я иду такими как бы лепесточками, возвращаясь в цивилизацию. Но это из-за разных соображений. Помимо того, что хочется объять как можно больше пространства, еще, конечно, важен выходной вес. 

— Выходной вес – это сколько Вы на себе несете?

— Всё, что в рюкзаке, да. Все-таки больше 20 килограмм – это уже тяжеловато. Если в молодости и 35 можно было нести, то сейчас хочется идти комфортно, не думать все время, что на мне вот эта тяжелюха висит. Всё-всё-всё минимизируешь, по возможности. Основное, на чем можно сэкономить вес,  — это на продуктах. Я иду с раскладкой в 300 грамм сухого питания в сутки. Это очень мало, конечно. Для водных походов, дальних, с пешей частью, я писала совсем крохотные раскладки – до 550 г, притом продумываешь каждую калорию, откуда ее взять. Все это всегда было продумано, и потом, когда уже я одна пошла, я решила сделать 300 г, и поняла, что я на этом могу идти, хотя даже в моей логике не укладывается такое количество.

— Получается, Вы сделали себе такой вызов?

— Я бы не назвала это вызовом… Мне просто больше было не взять… И это оказалось возможным. Первый раз я встречала много людей, относительно много, конечно, людей в пути, и меня кормили. Первый раз эксперимент был не чистый. Потом были еще чистые эксперименты, оказалось, что это совершенно нормально для меня. Еще я несу газ с собой, не жгу костры. Изначально было – я шла в тундру, там дров нет. Потом я оказалась в Крыму, в заповеднике. Потом я оказалась в Чарских песках в пустыне, потом был морской берег, там тоже дров нет. Изначально было из соображений, что дров не будет, и нельзя почему-то жечь костер. Потом я поняла, что это колоссальнейшая экономия времени, и притом ты не завязан на том, что, не дай Бог, дрова будут мокрые, и не факт, что я их разожгу. Потом еще к этому приложилась идея экологическая. 

— Вы перечисляете путешествия – и Крым, и пустыня, и морское побережье. По какому принципу Вы выбираете свой маршрут?

— Во-первых, я хожу только по России. Наша страна настолько красивая, настолько разнообразная, такая удивительная, мне хочется пешком пройти каждый ее сантиметр. У нас такие удивительные люди. Понятно, что на то, чтобы обойти вот так всю Россию, не хватит ни одной жизни, ни двух, ни пяти. К тому же, что я делаю? Я же не просто иду, не просто путешествую, не просто гуляю. Да, это мой образ жизни, я по-другому не могу. Мне очень важно собрать знания, собрать красоту на дорогах, собрать красоту природы, фотографии, знания, собрать красоту человеческих душ. Я с людьми разговариваю, записываю то, что они рассказывают. Всё это потом надо принести в Москву, в Питер, в большие города. На самом деле востребованность моих рассказов в маленьких городах гораздо больше, но хочется принести свои знания именно в большие, именно туда, где люди жестче, где меньше любви к природе, стремления к природе. Хочется подарить эту любовь к своей родной стране и вообще умение любить на самом деле, в глубинном смысле.

И вот я возвращаюсь в город, пишу там книги. Я выступаю в разных местах – в библиотеках, клубах, песенных клубах, школах. Участвую в разных образовательных программах. 

— Когда Вы общаетесь с людьми, собираете этнографические знания, как на Вас реагируют местные жители?

— Очень приветливо. Скорее, даже на контакт первыми идут, потому что людям обычно очень интересно, что это за человек идет, что это за женщина одна с рюкзаком. Даже чаще от них исходят вопросы. Люди на дорогах все время норовят подвезти – на машине, на лодке. Норовят все время накормить, уложить спать, в гости пригласить – это постоянно, это везде.

Сначала я говорила, что люди такие только на севере. Например, когда я прихожу в чум, там приглашают: «Оставайтесь у нас до завтра, до послезавтра, хоть до зимы» – начинают уговаривать, кормят, естественно, «на убой», с утра до вечера. Рыбаков, где ни встретишь, что на том же Ямале, что на Сахалине, все: «Девушка, да куда же Вы пойдете, там медведи, давайте оставайтесь у нас в рыбацких станах. Да мы Вас завтра подвезем на лодке, там Вам тяжело пройти будет». Теперь я могу сказать: такие люди — все. И те чище, что к природе ближе… 

— Вы соглашаетесь, когда Вам предлагают помощь? Или Вы говорите: «Нет, у меня свой маршрут, у меня свои планы, я сама пойду»?

— Люди просто не поймут, если отказываться. Я отказываюсь, когда что-то действительно никак уже, никаким образом не лезет в мое представление. Такого практически и не бывает. Например, в первый раз, когда я была у оленеводов, я прожила у них два дня, а не до зимы, как они звали, но зато договорилась и приехала к ним в зимний быт, потом уже к ним кочевать.

Например, шла по тундре, едет вездеход, я голосую. Может, немножко, километров двадцать, вперед провезут, пока такая дорога, неинтересная. Они говорят: «А мы едем 80 км вперед туда-то, туда-то». Это на моем пути, но я собиралась идти немножко другим маршрутом. Думаю: «А почему бы не поехать? Я лучше там подальше схожу в какие-то радиальные выходы, подальше уйду в горы». То есть у меня появляются дополнительные возможности. Почему бы не проехать?

— То есть Вы гибко относитесь к маршруту?

— Да. Когда мы ходили в водные походы, спортивные, там каждый день прописан в маршрутной книжке: откуда и куда мы должны пройти, в конце маршрута нужно отчитаться о выходе с маршрута, все это жестко, серьезно. Здесь я, конечно, прописываю примерный маршрут, у меня время примерно просчитано. Но я стараюсь обратный билет не брать, у меня все-таки есть люфт какой-то по времени на возвращение. В любом случае, может что-то возникнуть неизвестное, а я хочу сходить сюда в радиальный выход. Если тут подвезли, еще появилось время. Вот на Сахалине меня долго-долго везли вдоль побережья, я раньше вышла и благодаря этому смогла еще небольшой маршрутик пройти, второй, по тому же Сахалину.

— Как Вы находите общий язык с такими разными людьми? Как Вам удается с ними общаться?

— У нас с ними один язык. Я Вам могу сказать, что в городе, наверное, сложнее найти общий язык со многими людьми, чем там. С людьми глубинки мы живем чем-то общим, я гораздо более чужда для жителей больших городов, чем для жителей глубинки. Мне они понятны, я им понятна. Особенно те, кто живут природой. Мне тут как-то задавали вопрос про оленеводов: как же они так живут там, отказавшись от цивилизации. В том-то и дело: как раз они не отказывались от цивилизации. Мы с ними похожи тем, что мы живем вне цивилизации. Но разница моя и их в том, что я это знаю, это для меня не имеет ценности, я от этого отказываюсь как бы не в ущерб себе, а потому что мне лучше там. А они просто в ней не жили. Мы общи тем, что мы не стремимся к той самой цивилизации. Мы не стремимся в этот большой город. И мне, и им хорошо там. Собственно, на этом мы и находим общий язык. 

— Как Вы решаете вопрос безопасности? Одиночные походы, автостоп – предприятие довольно опасное.

— Самая-самая главная моя философия заключается в том, что если идешь в мир с открытым сердцем, если идешь в мир без оружия, просто с открытым сердцем, с доброй душой, то и мир к тебе точно так же идет с добром. Это первое и главное правило. Если начать чего-то бояться, то этот страх обязательно притянется, а если не бояться, то будет все прекрасно. Поэтому, по большому счету, если идти с таким настроем, то ничего нигде никогда произойти не может.

Если говорить по поводу зверей, то на самом деле звери – они же очень боятся человека, и ни за что сами вылезать к человеку не будут. Это должно точно от человека что-то идти, какая-то минимальная агрессия – либо он должен нести оружие, запах звери почувствуют, либо где-то дорогу перейдешь этому самому медведю перед носом. Просто не нужно относительно зверей производить никаких действий. Не надо активно махать руками. Как-то спокойно, тихонько, в другую сторону отойти, если уж встретился с мишкой. Если не вообще не хочешь зверя встретить, идешь, поешь песенку. Я пою громкие песни, когда я точно знаю, что где-то медведи. С другой стороны – высший пилотаж это, когда, наоборот, звери к тебе выходят – олени, например.

 — Вы встречались когда-нибудь с медведем нос к носу?

— Да.

 — И как это произошло?

— В принципе, я медведя в разных ситуациях встречала достаточно много раз. Когда я была вдвоем с охотником, у него были ружья. Мы подбирались тогда специально поближе, чтобы сфотографировать, эксперимент был по фотографированию.

Один раз я одна натыкалась, совсем близко, в метрах, наверное, 15, на Сахалине. У меня был очень тяжелый день, самый тяжелый переход был за всю дорогу… Сначала на моем пути были рыбацкие станы, песчаный берег, где худо-бедно машины проезжали. Потом стали встречаться все больше и больше всякие каменные лабиринты, камни крупнее, крупнее, крупнее. Побережье устроено так: песок, дальше налево море, направо высокий склон, весь поросший гигантской сахалинской растительностью – мхи выше роста человеческого, медвежья дудка, шиповник гигантский какой-то. Слышно, что там огромное количество зверья, на песке медвежьих следов огромное количество, куч медвежьих.

Очередной раз преодолеть каменные лабиринты мне не удалось. Я решила делать дорогу – вверх пробираться по склону, а потом по этому же склону обойти. Я долго билась с этими растениями, потом получилось так, что дальше бамбучник на самом верху оказался, такой острый. Это жуткое совершенно растение – тот же самый бамбук, только гораздо более мелкий, тоненькие стебли и очень-очень острые. Было жарко, я в топике, в шортах, уже пораздирала руки, тело в кровь. Я поняла, что я уже туда не выберусь и в отчаянии спустилась. Тут пришел отлив, я пробралась по морю…

Но я потратила на это приключение, на это лазание, часов шесть. Я уже устала, никаких сил нет, иду, о песнях забыла. Иду и думаю: «Вот сейчас местечко там такое хорошенькое впереди, сейчас я в ручейке наберу водички и всё, становлюсь на ночь». Устало снимаю рюкзак, начинаю вынимать из рюкзака бутылку, чтобы набрать воду… и вдруг, краешек левого глаза вдруг видит какое-то движение, поднимаю глаза – миша сидит фактически на том месте, где я собиралась ночевать. Сидит, ягоды какие-то ест. Я понимаю, что забыла петь, и начинаю тихонько петь. Я понимаю, что, опять же, за своими приключениями я не заметила, как разгулялся прибой. Начинаю громче петь – опять не слышит. Я тогда начинаю кричать – опять не слышит. Я начинаю доставать из рюкзака всякие вещи, чтобы постучать. Ну, куда-то его нужно же прогнать, не пойдешь же пересекать ему дорогу, нужно, чтобы он куда-то ушел. Начинаю стучать — не слышит. Достаю, наконец, котелок и нож, получился такой звон, как у колокола. Мишка поднимает глаза, и так несколько шагов, еще не понимая, что происходит, в мою сторону делает. Я про себя думаю: «Дурак! Не ко мне, от меня!» Он останавливается, смотрит на меня, разворачивается медленно-медленно и уходит. Понятно: здесь уже вставать не будешь. Рюкзак собрала и быстренько по берегу дальше пошла.

— Удивительная история с медведем, просто завораживающая. Расскажите про Вашу работу со школьниками, я знаю, что вы организовываете какие-то лекции, рассказываете о своих путешествиях?

— Собственно, у меня программы примерно одинаковые — что для взрослых, что для детей. Только для детей, естественно, они адаптированные под разный возраст. Понятно, что дети, в основном, могут слушать какую-то информацию 45 минут. Хотя, бывает, что и 1,5 часа мне дают, и дети слушают. Когда мне говорят: «Как это программа на 2,5 часа? Люди не выдержат». Я говорю: «А вы послушайте». Четыре часа слушают. Говорят, что дети не выдержат 1,5 часа. Я говорю: «Хорошо, не выдержат, я не настаиваю, давайте 45 минут. Если дадите 1,5 часа, я буду 1,5 часа, и они будут слушать». И по опыту, слушают с удовольствием и задают вопросы.

Вот я сейчас проработала год, мы уже написали план на второй год – совершенно потрясающий проект – «IMAX-образование». Это происходит в самом первом IMAX-кинотеатре, который на пересечении Ленинградки и МКАДа. Там показывают потрясающие фильмы — об Арктике, о подводном мире, о космосе… Чтобы этот канадский фильм адаптировать под Россию, перед фильмом дается 45-минутная лекция. По космонавтике космонавты приходят, приходят профессора МГУ, кто-то из института океанологии. Меня тоже пригласили, у меня было 5 лекций в прошлом году, и будет 4 лекции в следующем. Это рассказ об Арктике, оленях, оленеводах, отдельно – экология. Здесь я рассказываю  про 4 района – о Чарских песках и Куршской косе, о Приморье и Северной Карелии. Есть программа о палеонтологии Анабарского плато (Таймыр). Отдельно рассказываю о Шантарских островах, о природе, о жизни на труднодоступной метеостанции. Это в IMAXе. А так – у меня уже около двадцати программ по тем регионам, где я хожу.

— Как, по-Вашему, можно донести молодой аудитории, насколько интересно путешествовать? У Вас есть какие-то идеи по поводу того, как популяризировать такие походы, экспедиции?

— На самом деле я занимаюсь популяризацией, но не того. Я не призываю людей ходить, путешествовать, как я. Я призываю любить страну. Если вы вышли в лес, в ближайший лес, во-первых, обернитесь, не утыкайтесь в свои эти шашлыки, посмотрите, какой лес красивый, полюбите его. Если вы его полюбите, вы не будет оставлять эти кострища мусорные, вы не будете мусор оставлять.

Я сама  – ведущая Клуба путешественников в «Библио-Глобусе». Я, соответственно, к себе приглашаю интересных людей. И в другие клубы путешественников я тоже прихожу со своими программами.

А донести любовь можно только любя. Любя свою страну и людей. Тех людей, о которых рассказываешь и тех людей, которым рассказываешь.

— Когда Вы общаетесь в путешествии с различными людьми, Вы берете от них что-то, перенимаете какие-то ценности? Соприкасаясь с ними, Вы остаетесь такая, целостно нетронутая, или принимаете в себя что-то новое?

— Я, бесспорно, принимаю. Я принимаю и из людей, и из природы, и из планеты. Бесспорно, любое общение оставляет след в человеке, даже мы с вами сейчас общаемся, в любом случае, что-то от вас в меня войдет. От любого человека, любой ситуации мы что-то получаем. И, конечно, что-то отдаем… 

— Когда Вы возвращаетесь в большой город, как Вы себя чувствуете по сравнению с экспедицией?

— Плохо, однозначно плохо. Сначала, в первый день, у меня, вообще, сознание уплывает. Мне очень тяжело в городе. Я в город, по большому счету, возвращаюсь из двух соображений: у меня здесь сын и мама, и я здесь выступаю. Обычно я выстраиваю очередность встреч, и приезжаю на эту неделю в город, ни на день больше. Я просто четко, ровно приезжаю в тот день, на который у меня назначена какая-то встреча, выступление, и уезжаю в тот день вечером после встречи или на следующее утро.

— Вы уезжаете куда?

— Либо в путешествие, либо в деревню, в Тверскую область.

— Ваш сын в Вашем стиле жизни вас поддерживает?

— Во-первых, он с двух лет в байдарке… 

— С двух лет в байдарке?

— Да. Уже в такие, серьезные походы ходио. Не просто как с детьми ездят на озеро, постоять или по простой речке проплыть. Этот уже сразу в категорированные походы ходил. Сейчас он смеется, говорит: «Мама, а что мне в опыте в маршрутной книжке написать?» Весь опыт в младенчестве. Куча первопрохождений, например, рек карельских, у него было в младенчестве. Когда мы развелись с мужем, у сына в качестве путешествий был полный кайф – и с мамой на велосипеде, под парусом, и с папой – в водные походы. Походов стало в два раза больше.

Сейчас все-таки он уже взрослый, ему 23 года. Это уникально, я считаю, что в таком возрасте сын куда-то ходит с мамой, и ходит с удовольствием. Обязательно на майские праздники мы ездим на велосипедах, в основном в Крым. Два года мы «изменяли» Крыму: в прошлом году мы были в Закарпатье, в этом году в Белоруссии. И он сам ездит, сейчас они с друзьями собираются в Карелию.

 — У него походы тоже стали естественной частью жизни?

— Конечно, естественной и абсолютно неотъемлемой. Интересно, часто люди удивляются: «Как? Вы живете в палатке – это же так не комфортно». Я все время объясняю, что для меня это как раз в зоне моего комфорта. Мне некомфортно в гостинице, мне некомфортно в каких-нибудь кемпингах. Мне комфортно одной в своей палатке. Мне вообще лучше всего спится либо в деревенском доме, либо в палатке. В городе, в своей квартире, мне спится гораздо хуже. А сынуля… Мы приехали в Белоруссию, в первый день поставили палатку, улеглись, говорит: «Мама, дома, как хорошо дома! Вот мы из дома выехали, проехали в поезде, ночь переночевали в поезде, а теперь снова ночуем дома». Такое у него восприятие: палатка – это дом.

— Вы во всех своих проектах используете псевдоним Ксантипа. Расскажите, откуда он появился?

— Это имя со мной еще со школьных времен. У нас компания была, там пять девочек, пять мальчиков, и мама двух девочек-близняшек нам стала имена давать какие-то такие, чудные, по-своему называть. Катя – это была Катрюшечка, Машка – Машишка, А Саша почему-то Ксантипкой получилась. Потом пошло – портреты Сократа стали дарить. Ксантиппа – жена Сократа. Я недавно встретила эту женщину, спросила ее про эту версию, она говорит: «Нет, совсем не так, я приехала откуда-то из командировки, впервые нашу компашку увидела и сказала: «А вот красавица Ксантиппа»». Вот ее такая версия.

 — И это осталось с Вами на всю жизнь?

— Да. С компании пошло на класс, потом 30 человек из нашей параллели поступило в университет, 10 из них —  на мехмат. Понятно, в университет перенеслось, потом в туристскую секцию, и всё, приклеилось.

Потом, когда первый фильм я делала, я написала заставку «Ксантипа–видео», тут уже всё, оно с этим делом пошло по людям и в интернет.

— Вы думали когда-нибудь о том, что если бы Вы не стали постоянно путешествовать, то кем бы стали? Чем бы занялись после мехмата?

— Без вариантов, наверное. Да, мне математика со школы давалась легко, но я жила исключительно художественной самодеятельностью, всякими театральными постановками, танцами, творчеством. Стенгазеты выпускать – это было мое. Когда я школу закончила, я даже не поняла, что происходит. Для меня как будто вообще жизнь закончилась. Меня просто родители отправили на мехмат, потому что «надо учиться». А в университете пошли походы, опять же какие-то газеты, какие-то песни и так далее. Все равно всегда было творчество, так или иначе.

Я пишу, то есть я писатель. Много лет проработала в журналистике, у меня бесконечное количество публикаций в разных журналах. Могло это остаться, но мне неинтересно, что мои статьи переделывают. Поэтому я перешла к книжкам. В принципе, увлечений много. Это в любом случае никак не математика, никак не что-то точное. Это в любом случае творчество. Собственно, я занимаюсь всем, чем я могла бы заниматься более узко, но одновременно.

Беседовала Вероника Заец