Вряд ли в нашей стране можно встретить человека, который никогда не сталкивался с проблемой алкоголизма — если не в собственной семье, то в семьях друзей и знакомых. Как вести себя, если близкие и родные привержены этой зависимости? И где грань между безобидным «выпью, чтобы расслабиться» и болезнью? Об этом мы беседуем с аналитическим психологом Светланой Савкиной.

«Я терплю тебя до третьей рюмки»

Как понять, человек просто «немного расслабляется» или уже начинает спиваться? Например, вот прошли праздники, муж каждый день выпивал по бутылке вина, жена выражала неудовольствие, а он говорил: «Успокойся, дай отдохнуть, это же не водка!».

Если человек беспокоится, значит, причина для беспокойства имеется. Тут надо понимать, о чем женщина тревожится: о близком человеке, что он сопьется, или о чем-то своем?

Думаю, тревога за близкого человека никак не отменяет страха перед дискомфортной ситуацией: неадекватное поведение мужа, похмелье с утра и так далее.

Любая тревога о близком человеке — это и тревога за нас самих, это верно. Если есть негативный опыт, прецеденты в прошлом, если вы знаете, что человек перестает себя контролировать, с ним надо договариваться заранее: «Ты знаешь, что у тебя есть такая особенность. Знаешь, как я к этому отношусь. Знаешь, что это может обернуться ссорой, скандалом, выяснением отношений. Давай договоримся: ты выпиваешь ровно столько-то, или ровно до того момента, пока я не попрошу прекратить, не подам тебе знак». Но когда человек перешел границу, всякое выяснение отношений бесполезно. Если это произошло, самое лучшее — выйти из ситуации, не участвовать, не морализировать, не стонать. А потом, когда все закончится, сказать человеку: «Видишь, ты опять не остановился, хотя обещал».

Одна женщина сядет выпить вместе с мужем, чтобы взять ситуацию под контроль, другая — будет протестовать, выльет бутылку в раковину. Что хуже, что лучше?

Все зависит от того, чего ты хочешь достичь. Риски есть и там, и там. Надо осознавать эти риски. Если ты пьешь с мужем для того, чтобы ему меньше досталось, ты становишься жертвой, или «спасателем». Если ты пьешь, потому что тебе самой это нравится, то у вас полная гармония. В любом случае у непьющего и малопьющего родственника всегда есть выбор: принимать или не принимать в этом участие, и если принимать, то как долго. «Я терплю тебя до третьей рюмки», например. Но если жена вообще не может смотреть на пьяных, лучше предоставить мужу возможность отдохнуть в приятной для него компании, а самой уйти в гости — ну, или мужа отправить в гости, а самой остаться дома.

Важно, что подобные ситуации — еще и повод посмотреть, что в этой семье происходит, задуматься о подлинности отношений мужа и жены. Такие ситуации — всегда симптом, но надо разобраться, симптом чего: из-за перегруженности у человека накопилась усталость, и у него есть потребность хотя бы несколько дней вести себя бесконтрольно, или же это следствие того, что отношения в семье немного «замусорены», и тогда надо разбираться. Пьянство может служить индикатором более глубоких проблем.

Пьяному человеку нет смысла что-то говорить. Но говорить потом — это тоже проблема. Многие мужчины просто не помнят, как вели себя в пьяном виде. Если записать аудио или видео и показать — это может произвести нужное впечатление?

Если человек не помнит — это само по себе повод для серьезного разговора: «Ты понимаешь, что выпил столько, что у тебя случился провал в памяти? Ты не помнишь, что происходило». И нужно каждый раз возвращать человека к той реальности, когда он себя еще хоть как-то осознавал. Демонстрация записей не поможет, только разозлит. Показывать видео или аудио — то же самое, что трясти пальцем и говорить: «Ай-ай-ай, какой ты плохой!». Человек и так осознает себя «плохим», и показывать ему, что он еще хуже, чем про себя думает, — только вызывать внутреннее сопротивление, отчаяние, агрессию. Лучше просто поговорить: «Ты мне не веришь? А почему? Какие у тебя основания мне не верить? Я смотрела на тебя, и я это запомнила!». И это тоже, по большому счету, про отношения, которые есть в семье.

Как вести себя при проявлениях агрессии в пьяном виде? Имеет ли смысл пытаться успокоить? Или лучше подумать о сценарии побега?

Человек в таком состоянии опасен, и если ты не владеешь какими-то приемами самообороны, лучше не связываться. В нетрезвом состоянии у человека может быть очень много ярости, сконцентрированной агрессии садистического толка. Он получает удовольствие от того, что пугает, причиняет боль. Остановить его можно только насильственными методами. Психотерапевты и наркологи, которые выводят из запоя, обязательно изучают различные приемы физического воздействия. Я бы просто советовала не входить ни в какой контакт.

За себя и за того парня

Многие алкоголики говорят: «Если бы не выпивка, я не мог бы преодолеть стресс». Но ведь это не лекарство, это обман!

Обман в том смысле, что человек наносит ощутимый вред своему физическому здоровью. Но свою разорванную психическую конструкцию он «склеивает», субъективно для него это — лекарство. Поведенческий паттерн, то есть устойчивое, повторяющееся поведение, связанное с употреблением алкоголя или наркотиков, хотя и разрушает душу и тело человека, — в рамках онтогенеза, то есть многовекового опыта прошлого, является нормальным. Мы поддерживаем все то, что помогает нам чувствовать себя лучше. Психоактивные средства так и действуют: человеку плохо, он употребил их, и ему стало хорошо. Зачем ему отказываться от этого, если помогает? Это система верований. А система верований иррациональна, ее рациональными способами не сокрушить.

Что же делать?

Не переубеждать, а попросить рассказать, что именно происходит, как это «работает». Задача ближнего — помочь пьющему понять, что его способ неконструктивный. С помощью наводящих вопросов человек должен сам осознать, что то, что он делает, не очень хорошо. Может быть, есть какие-то другие «лекарства»?

Может быть, объяснить, что причина его «хорошо» заключается в зависимости от того или иного вещества, а если бы зависимости не было, ему было бы хорошо без веществ?

Нет. Чтобы человеку было хорошо без вещества, ему необходимо приложить много усилий, чего никому, по большому счету, не хочется. Наша внутренняя система ригидна, она стремится к стабильности, постоянству, устойчивости, а не к перманентному развитию. А тут мне предлагают войти в зону, где я не ориентируюсь…

То есть выйти из пресловутой «зоны комфорта»?

Именно. Но если нет высокой идеи, человек никуда выходить не будет. Если он просто так возьмет и откажется от веществ, а взамен ничего не получит, в его жизни появится пустота. Значит, нужна высокая идея и уверенность, что «там» точно хорошо. Какую громадную работу для этого необходимо проделать!

Каким же образом ее проделывать?

Душа человеческая перестраивается небыстро, и нужны не карающие методы, а вдохновляющие моменты. Репрессивные меры если и приведут к улучшению, то очень ненадолго — как в свое время советская карательная психиатрия не приводила к положительным результатам. Нужно не критиковать недостатки зависимого родственника, а всячески поддерживать его здоровую часть. То есть у близких должен быть огромный ресурс, чтобы хватило на себя и на «того парня».

А ресурса-то как раз обычно нет, ведь родственники зависимого сами в невротическом состоянии, им самим нужна помощь.

Тогда нужен «третий», это может быть специалист-психолог или священник — не важно, но он должен хорошо понимать суть проблемы. Третий человек не встроен в ситуацию, он с участием отнесется и к самому пьющему человеку, и к его жене и детям, он может вдохновлять, возможно, у него есть собственный пример построения нормальных отношений в семье. Или он душевно богат, и от щедрот своих ему не жалко поделиться.

Папа, мама, я – какая мы семья?

Откуда вообще берутся зависимости?

Корни зависимостей обычно лежат в далеком детстве. В младенческом возрасте самые важные отношения — между ребенком и матерью. Зависимость в этих отношениях — норма: младенец беспомощен, а мать — единственный человек, который может удовлетворить все его потребности. Если это состояние проживается не очень корректно (не всегда это по вине матери), потребность в зависимости остается, и человек ищет суррогат. Это может быть не только алкоголь и наркотики, возможны и сексуальные девиации: человек ищет таких отношений, «чтобы его любили, как не любили в детстве». Когда ты начинаешь это понимать, ко всем зависимым относишься с большим сочувствием: их просто что-то точит изнутри. Зависимый, по сути, остается голодным, ненакормленным ребенком.

Отсутствие отца или плохие отношения с ним могут приводить к появлению зависимостей?

Родительский образ — не только мать, но и отец. Искажение родительского образа всегда травмирует человека. А пьянство и наркомания — это неумение решать вопросы взрослым способом. И если отец не сумел научить ребенка необходимым навыкам, это тоже может привести к формированию зависимостей.

В примитивных обществах существуют жестокие обряды инициации, которые свидетельствуют, что мальчик перестал быть ребенком и перешел в другое, взрослое состояние. Травмы инициации вели к развитию. Мы живем не в примитивном обществе и можем применить другие способы психологического воздействия. Отец может поговорить так, что ребенок поймет. Научить чему-то. Показать пример. Наказать, в конце концов. Если человек останавливается в своем развитии (а зависимость об этом и свидетельствует), ему обычно не хватает именно болезненного пинка.

Тот, кто, образно говоря, даст пинка, должен обладать авторитетом, иначе ничего не получится, «ребенок» не признает его правоту и решит: «Он поступил со мной жестоко, потому что он плохой».

Для этого должны сформироваться определенные отношения до того, как ребенок стал подростком.

Надо ли изолировать детей от выпивающего отца, уводить их из кухни, когда на столе появляется бутылка водки? Или пусть, наоборот, пристыдят? Или это непедагогично, если ребенок говорит: «Папа, не пей»?

Общей рекомендацией тут не обойдешься. Бывает, дети копируют реакцию матери, а бывает, мама ругает папу, а ребенок его жалеет, но не может открыто выразить свое отношение, чтобы не обидеть маму. В любом случае мать ни в коем случае не должна говорить, что отец плохой, ругать его при детях. Если ребенок приучится ненавидеть отца, у него будут сложности с мужчинами, наделенными властью, ему будет трудно выстроить отношения в социуме. Ребенок учится любви с детства, и главный пример для него — родители, их отношения друг с другом. Если ребенок растет в любви, он научится любить, а если в нелюбви, научиться не любить. Не получая в семье опыта любви, люди выносят его из других отношений. Или из книг. Большинство людей ищут любовь, движутся к ней, но изначально это не норма. Норма — вырасти в любви.

Если у человека в семье было все плохо, это шлейф, который он тащит за собой по жизни, и его уже не отстегнешь?

Бывает, что люди выросли в невыносимых условиях, а с душевными качествами у них все в порядке — значит, они опираются на какое-то внутреннее чувствование. Это, кстати, доказательство того, что у человека есть душа и свобода воли. А если человек опирается на что-то деструктивное, шлейф прошлого действительно тянется за ним. У родителей, к сожалению, бывает много отрицательных качеств, и маленький человек выстраивает себе домик, чтобы защититься, а бывает, что так и остается в этом домике: у всех разные уровни развития интеллекта, разные способности к критическому осмыслению.

Весело веселье, тяжело похмелье…

Вся наша культура заточена на употребление горячительных напитков. Представление человека о счастье — это сидеть за столом, есть и пить с приятными ему людьми.

Даже не о счастье, а, скажем больше, о рае… У всех людей есть очень личное, глубинное чувствование рая (поэты-символисты называют такое чувствование воспоминанием) — это праздник, абсолютная радость, отсутствие напряжения, жизнеутверждающая насыщенность бытия. Это пир в евангельском смысле. Да, вино может быть не только ядом, но и лекарством — все дело в мере. Важно не напиться до бесчувствия, а создать определенную атмосферу. Но у нас, к сожалению, нет культуры пития, как, например, в Грузии или Сербии. Сами грузины, например, свои традиционные многочасовые винные застолья называют не только искусством, но и сравнивают со священнодействием, где каждый тост — пожелание добра и благоденствия — воспринимается как молитва.

В 1960-1980-е сформировалась своеобразная «культура пития» — разрушительная. Пьянству придавался характер важнейшего, практически сакрального дела. Не говорили: «Пойдем в гости», говорили: «Пойдем пить». Не говорили: «Мы общались с тем-то», говорили: «Мы пили с тем-то». Причем «пить» означало напиться как можно сильнее, да еще желательно, чтобы какой-нибудь курьез произошел — кто-нибудь не дошел до дома или, к примеру, выпал из окна. Это была, конечно, протестная культура, направленная против окружающего ханжества

Пьянство — это всегда протест, несогласие. И до революции так было, вспомните из литературы рассказы о гусарах. Даже глагол в языке образовался — «гусарить», то есть под воздействием алкоголя вести себя буйно. Но это, по сути, подростковый протест, когда человек вышел из привычных границ детства и еще не вошел в другие. Он начинает лихо осваивать то, что раньше было нельзя, а культура — это всегда границы. И общество эти границы установит, объяснит человеку, что вот тут он молодец, а тут — уже свинья. Поэтому важно, чтобы нормы поведения сформировались в семье, были заложены с детства.

Но чтобы они формировались, должна пойти на спад чрезмерная алкоголизация общества, из которой мы не можем вылезти с 1990-х.

Чтобы это произошло, нужна альтернатива. Наше общество травмировано. Если есть «раны», есть и потребность их «залечить». Если ни в семье, ни в обществе достойных альтернатив пьянству не будет, алкоголь останется самым распространенным «лекарством».

Беседовала Татьяна Кириллина

Читайте также: #винишко: искупала, уложила, выпила бокальчик: как женщины начинают пить в декрете