Австралийский сенатор покормила ребенка грудью в парламенте

Австралийский сенатор Ларисса Уотерс впервые в истории покормила своего 3-месячного ребенка грудью прямо на заседании парламента, во время собственного выступления. 40-летний сенатор от партии «зеленых» известна своей активностью в борьбе за права женщин. Именно она была инициатором изменения правил, запрещавших женщинам кормить во время заседаний, и эти изменения были приняты в мае этого года. Дочка — третий ребенок Лариссы.

Для справки: Декретный отпуск в Австралии может длиться от месяца до года, однако он не оплачивается (при этом существующее ежемесячное детское пособие равняется 200 долларам и при появлении каждого следующего ребенка возрастает). Мамы, выходящие на работу, как правило, отдают ребенка в ясли или приглашают домой няню. В связи с этим распространена практика искусственного вскармливания младенцев (организовать грудное вскармливание женщине, работающей не из дома, очень энергозатратно: чего стоит одно только бесконечное сцеживание молока).

Могло ли публичное кормление грудью сенатором быть вызвано желанием привлечь внимание к проблемам работающих матерей? Это демонстративный акт или естественное материнское побуждение, продиктованное необходимостью сочетать уход за ребенком и работу? Мнения разделились, что заметно по комментариям в соцсетях как австралийцев, так и россиян: одни приветствуют поступок женщины-сенатора, радуясь тому, что наше общество постепенно становится более лояльным к кормящим матерям, другие — осуждают мать, которая пренебрегла мнением и чувствами окружающих и «намеренно эпатировала публику».

Комментирует Анастасия Бондарук, психотерапевт психодинамического направления:

Австралийский сенатор Ларисса Уотерс кормила ребенка грудью во время слушаний в парламенте. И она гордится этим. «Кто сказал, что материнство и политику нельзя совмещать?». Да, в наше время материнство хотят совмещать с работой, занятиями наукой, политикой, путешествиями и посещением церкви. Женщине, привыкшей жить активной и разнообразной жизнью сложно оказаться одной с ребенком в замкнутом пространстве. Отказаться от социального одобрения, признания, зеркала: «ты молодец», без связей, своей нужности. Как это совмещать?

Как к этому относится общество? Готово ли оно расстаться с иллюзией, что «мать создана для материнства в одиночестве, и ей должно быть легко?». Например, готово ли оно принять кормление грудью в специально не отведенных для этого местах, которые, как показывает практика австралийского парламента, могут превратиться в специально отведенные?

Люди не могут совпадать в своих взглядах, ожиданиях и желаниях по отношению к миру. То, как каждый из нас переживает акт кормления ребенка матерью грудью в общественных местах, зависит от того, какие ценности мы ставим на первый план, как мы воспитаны, в чем испытывали дефицит в детстве и чего было в избытке. Можно выдвигать много различных требований и аргументов, но главное, что мы ставим во главу угла: заботу о ребенке и его комфорте, заботу о матери и ее чувствах, заботу о чувствах окружающих и их ценностях (а они всегда очень разные)? Кто что видит в обнаженной (или слегка приоткрытой) груди? Для кого-то это элемент соблазна, для кого-то элемент заботы о ребенке. Зависит от того, кто смотрит и что в это вкладывает. Например, для кого-то вид кормящей матери может вызвать даже агрессию, т.к. всплывают неосознанные воспоминания о рождении младшего брата или сестры, впоследствии ставших «царьками», забравшими мать себе. Эти чувства, обычно, тщательно вытесняются. И в сознательных воспоминаниях отношения с сиблингами воспринимаются как доброжелательные.

Невозможно навязать другому способ интерпретации происходящего. Но, конечно, его можно расширить. «Да, я все равно вижу в этом то-то и то-то. Но согласен, что моя интерпретация не есть истина. Я слышу, что другой говорит, что это о другом». Однозначность же толкает нас в категоричность: «Нет, это только соблазн» или «Нет, это сугубо забота». Для кого-то дань необходимости: «В Австралии отсутствует декретный отпуск». Желание видеть в своем взгляде истину толкает нас на борьбу с другим.  Однозначность — признак архаичного мышления. Стоит ли так за нее держаться?

Но, тем не менее, мы часто встречаемся с протестами общества. С чем они могут быть связаны? Причин много (кроме описанной однозначности мышления, скрытой агрессии, определенной иерархии ценностей). Можно рассмотреть вопрос: могут ли у самой матери быть бессознательные желания, усиливающие протесты общества? Все бессознательное корректируется уже при одном осознании, я начинаю этим управлять. В противном случае бессознательное управляет мною.

Например, для многих детей грудь становится «игрушкой»,  ребенок как бы чувствует себя хозяином груди и в своем психическом может переживать грудь как свою  собственность. Матери сами часто от этого устают, но не осознают, что границы утрачены. Обычно такое отношение у ребенка возникает, когда его приучали к кормлению по требованию, что является хорошим начинанием, но постепенно границы утратились в принципе. Другими словами, вместо требования «дай покушать молочко» мы имеем требование «отдай мне грудь, это моя грудь». Поэтому важно поставить вопрос: что происходит в моих отношениях с ребенком в связи с тем, что границы утрачены? Как это влияет на характер ребенка? Это развивает в нем безграничность (с другим не надо считаться): я могу претендовать на чужое тело. Развивает чрезмерную властность: «как я хочу, так и будет». Тогда как я могу положить границы там, где их нет?

К сожалению, общих выходов не бывает. Лакан говорит об том так: «Для начала отбросим среднестатистического человека, которого не существует. Это лишь статистическая фикция. Существуют индивиды, и это все. Когда я слышу разговоры о неком человеке с улицы, опросах, феноменах масс или же похожих вещах, то я думаю обо всех анализантах, которые прошли через кушетку в моем кабинете за 40 лет. Не было ни одного, который был бы каким-то образом похож на другого: у них не было ни идентичных фобий, ни одинаковых тревог, ни идентичного способа рассказывать, ни одинакового страха не понимать. Среднестатистический человек, кто это? Вы? Мой консьерж? Президент Республики?»

То есть проблемы только при первом уровне приближения кажутся одинаковыми. Потом они распадаются на тысячи разнообразных историй и причин, а значит и тысячи выходов. Например, мать, зная, что ребенок недавно поел и видя, что он тянется к груди как к игрушке — то прикладывается, то отрывается, не сосет, но и не отпускает, — уже может твердо сказать: «Ты поел, хватит» и найти замещение, например, игрушку. Да, в этом возрасте ребенок не понимает смысл слов. Но он понимает интонацию строгого требования и жест рук матери, он видит ее взгляд и ухватывает выражение ее лица. Все это производит на него впечатление. Он прислушивается к звукам голоса матери, к вибрациям и интонациям ее речи. Ее речь создает необходимое пространство еще не понятых слов, которое готовит ребенка к овладению речью. Эти слова уже оставляют свой след. Но, конечно же, ребенок, который утвердился в позиции «я хозяин груди», выдаст такую протестную реакцию, что все окружающие сами попросят: «Да дай ты ему уже». Такая ситуация заслуживает индивидуального подхода, и ее решение зависит от многих факторов.

Также, продолжая разговор о бессознательных желаниях, Лакановская школа описывает бессознательное желание матери, такое, как «маскарадность». Его суть — делать что-то напоказ со своим ребенком и получать от этого свое наслаждение. Силой и эксклюзивностью своего материнства. В принципе, прекрасное желание. Но оно может быть не совместимым с желанием других людей быть увлеченными другим процессом, другой личностью. Речь идет о том, что в позиции «маскарадности» никакой другой реакции, кроме восхищения и умиления, женщина не приемлет. И простая направленность внимания на другое ее задевает и обижает. Одна женщина делилась со мной историей о том, как рассказывала своему мужу о ребенке, восхищаясь сыном и собой. Муж умиленно слушал. 5 минут, 10… потом отвлекся и посмотрел в окно. И заговорил о том, что его заинтересовало за окном. Женщина сама удивилась той истерике, которая с ней случилась. Только на сессии она осознала, что так негодовала ее внутренняя эксклюзивность: «Да как ты можешь! Я и ребенок достойны умиления и восхищения. Да от моей истории о нем нельзя оторваться».

Думаю, что материнство меняет свой формат, и этого невозможно избежать. Как это будет сочетаться с общественной жизнью, частью которой является сама семья, зависит от всех участников этого процесса. От того, насколько мы умеем понимать, что нами движет, и управлять своими импульсами и желаниями. Не давая бессознательному управлять нами.