Вот и подходит к концу развеселая Масленичная неделя. Раньше у каждого ее дня было собственное название, и каждому соответствовали свои традиции. Сейчас эти обычаи вспоминают больше для интереса, а на первый план выходит кулинарная сторона вопроса. В домах и в столовых пекут блины, и то и дело слышишь споры о том, какие удаются вкуснее – на опаре, на молоке или на воде, тонкие или потолще. «Теперь потускнели праздники, и люди как будто охладели», – грустит в «Лете Господнем» Иван Сергеевич Шмелев. Конечно же, говоря о традициях и праздниках, в первую очередь хочется обратиться именно к этому произведению, так подробно и поэтично описывающему годовой круг жизненного уклада русского человека. Шмелев вспоминает ощущение праздника, которое чувствуется даже в природе, почти готовой к весне: «И Бог на небе, за звездами, с лаской глядел на всех: масленица, гуляйте! В этом широком слове и теперь еще для меня жива яркая радость, перед грустью… — перед постом?» Не только блины масленые, все вокруг будто маслится и жмурится от радости и солнца. У работников в мастерской «намасленные головы», «масленые красные руки». И даже снежная дорога «замаслилась на солнце», «оттепели все чаще, снег маслится». Все маслится и плывет, работников умасливают и кормят, прощают хвативших лишку. «Ветерок сыроватый, мягкий, пахнет печеным хлебом, вкусным дымком березовым, блинами. Капает в темноте, — масленица идет». Впрочем, все-таки невозможно себе представить Масленицу без праздничных яств. И писатель даже и не пытается этого сделать, а напротив, перечисляет и перечисляет через запятую: «За ухою и расстегаями — опять и опять блины. Блины с припеком. За ними заливное, опять блины, уже с двойным припеком. За ними осетрина паровая, блины с подпеком. Лещ необыкновенной величины, с грибками, с кашкой… наважка семивершковая, с белозерским снетком в сухариках, политая грибной сметанкой… блины молочные, легкие, блинцы с яичками… еще разварная рыба с икрой судачьей, с поджарочкой… желе апельсиновое, пломбир миндальный — ванилевый…» Конечно, все набранные калории сжигаются, когда сердце замирает от катания на санках с гор, да всю эту еду нужно приготовить, да еще предстоит генеральная уборка, ведь впереди – Великий пост… Антон Павлович Чехов в «Масленичных правилах дисциплины» основательно готовит читателя к тому, чтобы без особых последствий пережить этот кулинарно-алкогольный беспредел. «Перед масленицей сходи к мастеру и полуди свой желудок, – мудро советует он. – Сбивай с окружающих тебя предметов зеленых чёртиков, но не выбирай городских голов, не женись, не строй железных дорог, не пиши книг нравственного содержания и прочее». В «Масленичной теме для проповеди «О бренности» писатель показывает, что будет, если этими советами пренебречь. Надворного советника Семена Петровича Подтыкина от одного вида аппетитных блинов с рыбкой и икрой разбивает апоплексический удар – не успел несчастный даже донести все это великолепие до рта. Трагическая история. Ну и, конечно же, чаще всего, говоря о русском масленичном размахе, вспоминают чеховский рассказ «Глупый француз». Клоун из цирка братьев Гинц Генри Пуркуа в московском трактире Тестова решает, что молодой человек собрался покончить жизнь самоубийством через переедание. Но оглядевшись, понимает, что если это так, то тогда он не в едальном заведении, а в клубе самоубийц. «Не только климат, но даже желудки делают у них чудеса! О, страна, чудная страна!» – заключает про себя француз. Валерий Сыров — Масленица, 1998-1999 гг. В рассказе «Блины» Чехов и вовсе теоретизирует, направляет в научное русло кулинарную составляющую Масленицы: «В антропологии они должны занимать такое же почтенное место, как трехсаженный папоротник или каменный нож; если же у нас до сих пор и нет научных работ относительно блинов, то это объясняется просто тем, что есть блины гораздо легче, чем ломать мозги над ними…» Выпекание же блинов, по Чехову, сродни алхимии, домашнему женскому колдовству: «Да, блины, их смысл и назначение — это тайна женщины, такая тайна, которую едва ли скоро узнает мужчина». Однако надо признать, что А. П. Чехов посмеивается все-таки по-доброму. Совсем не такие пасторальные картинки рисуют Аркадий Аверченко и Михаил Зощенко. У Аверченко в «Широкой Масленице» высмеяно не только чревоугодие, но и желание «умаслить» нужного человека, лицемерие, скупость. Начинается рассказ с удивительного предложения покупателя в магазине: «Вы мне дайте коробку зернистой в фунт, а завтра по весу обратно примете… Что съедим — за то заплачу. У нас-то ее не едят, а вот гость нужный на блинах будет, так для гостя, а?» Гость, на беду рачительного хозяина, оказался с завидным аппетитом, и для того все заканчивается натуральной истерикой (хорошо хоть, не сразу ударом, как для упомянутого уже чеховского героя). Михаил Зощенко пошел еще дальше и в рассказе с многозначительным названием «Веселая Масленица» показывает практически все существующие пороки. А начинается все, как водится, с блинов: «Управдом Конючкин любит блин поджаренный, с хрустом, причём с солёненьким, а жена управдома Марья Петровна блин обожает рыхлый, бледный, да ещё, противно сказать, со снетками, тьфу на них!» И вот, случайно зайдя на блины «с большим хрустом» в одну «подозрительную» квартиру, Конючкин не смог остановиться и продолжил вином и общением с прекрасным полом. За что, разумеется, ему пришлось поплатиться. Ну что тут скажешь, кроме как не слова самого Зощенко: «Ах, до чего трудная должность управдома! В особенности на масленой». После всех этих шуточных историй, казалось бы, совсем не к месту вспоминать красивый рассказ Ивана Алексеевича Бунина «Чистый понедельник». Однако там выразительно показана московская жизнь начала XX века на масленичную неделю, а, кроме того, содержится отличное напоминание: следом за веселой Масленицей обязательно придет Великий пост. И в заключение хочется порекомендовать прислушаться к полезным «масленичным» советам А. П. Чехова (врач все-таки!) и закончить этот обзор рассказов о Масленице его же словами: «Поддаются времена и исчезают мало-помалу на Руси древние обычаи, одежды, песни; многое уже исчезло и имеет только исторический интерес, а между тем такая чепуха, как блины, занимает в современном российском репертуаре такое же прочное и насиженное место, как и 1000 лет тому назад. Не видно и конца им и в будущем…»