Когда меня накрывает хандра, я делаю все то же, что и любая другая девочка, – наряжаюсь, крашусь, фотографируюсь. Тем более что у меня есть подруга – прекраснейший фотограф и фоторетушер высокой квалификации в одном лице. Можно приехать, одеться, отдаться в чуткие руки визажиста. Получается, как в сказке Сутеева про раскрашенного петушка: «такой стал красивый – себя не узнал». Потом фотовспышка – и ты улетаешь в цифровое бессмертие образом, который не узнаешь не только ты, но и родные и близкие. А потом, конечно, — сменить аватар на странице фейсбука, раз уж я часть своей личной жизни делаю осколком публичной.

Два месяца было тихо, а потом в личные сообщения пришел он, ветеран американской армии, британский ветеринар Эрик, выпускник Оксфорда, пятьдесят девять лет, прописка – Лондон. «Ваш профиль, — сообщил мне за него гуглоперевод, — ваш обожаемый, очаровательный, несравненный профиль!», и «давайте станем друзьями», и «как дела». Фи, сказала я высокомерно, что за рассадник извращенцев этот ваш интернет, что за немыслимая наглость обожать мой профиль – даже если речь идет не о лице, а о странице в интернете! Ребята, мысленно возопила другая часть меня, спасите самооценку, неужели меня некому любить, кроме пожилого лондонского ветеринара? Человек я потенциально вежливый, людям сразу хамить не приучена, дай, думаю, отвечу по-честному всё, как есть. Эрик, пишу я ему, такие дела, в целом I’m fine, но вообще-то мне сорок, я замужем, у меня сын почти пяти лет, я — эколог и писатель, и это всё, Эрик, что я могу сообщить во славу нашего виртуального знакомства (между строк подразумевая – ну зачем вам вот это всё в вашем спокойном, обеспеченном Лондоне).

«Ваш обожаемый, несравненный профиль, — отвечал мне уже еnglish без перевода, — привлекает меня не меньше, чем ваш холодный ответ, но мы могли бы начать с дружбы, которая впоследствии станет ближе, и разве есть что прекраснее, чем тепло дружеского общения?» Хороший вопрос! Остапа тут же подняло воображение – и понесло. Вот эти пригороды Лондона с однообразной коттеджной застройкой, полдома на семью, палисадничек с розами, задний двор для барбекю. Лев (мой сын) развивал бы чувство прекрасного, мирно играя с вылеченными Айболитом пекинесами, британскими голубыми и шотландскими вислоухими (или кого там лечат приличные лондонские ветеринары?), я бы сервировала стол на файф-о-клок. И так жива была эта картина в моем воображении, что… Тут не скажу, что сердце мое не дрогнуло, нет. Ведь каждой даме нужен не столько принц на белом коне (их, принцев и коней, я остерегаюсь, честно сказать), сколько хотя бы иллюзорная уверенность , что гипотетически есть где-то на земле мужчина, готовый принести тебе миллион алых роз и желательно — не посредством продажи картин и крова. Особенно эта уверенность греет в минуты хандры. Прямо скажем, в минуты черной хандры эта надежда просто живительна.

Я промолчала в ответ, однако Эрик был настойчив, пожелав мне спокойной ночи и доброго утра и послав мне тысячи улыбок и лучей солнца. И тут все смешалось в доме Облонских, и пекинесы, и персы, и капибары, и гуанако. И чуть не вылилось на клавиатуру.

Эрик, хотелось мне сказать ему, Эрик! Я – честная женщина, и меня смущают тысячи улыбок от постороннего мужчины, да еще иностранца. Должна сказать, вы сильно ошиблись во мне, ибо с таким профилем я по жизни не хожу – я полтюбика лосьона извела, смывая с себя красоту в вечер фотосессии. Эрик, вы видите картинку, но не видите жизни моей, ибо это всего лишь фейсбук. А у меня аврал по двум работам, и за третий фриланс деньги съедены, а характер моего сына таков, что в минуту гнева он живьем сожрет любого крокодила и персидской кошкой закусит – у меня же куча проблем, Эрик, которые не вместит наша дружба, даже становясь всё теплее. Не говоря уже о чувствах, которые не называются дружбой… Эрик, пишу я ему, Эрик! У меня на родине есть целый классический роман почти на ту же тему, и я знаю, чем заканчиваются тысячи улыбок в купе от случайного попутчика-офицера, я совсем не хочу ненавидеть уши господина Каренина, и поезда теперь тоже не те – сразу и насмерть, некогда будет мучительно умирать на публику с десяток страниц. Эрик, пишу я ему, загадочная русская душа откликнулась на ваш призыв, но я другому отдана, и даже после бала, случайно, никак не получится увезтись под венец на резвой тройке.

Но тут западает клавиша, и я беру паузу. И внезапно понимаю, что есть некоторые обстоятельства: родная промышленная экология ждет моей легкой руки, книга у меня не дописана, британской визы на себя и ребенка нет, и вообще-то законный отец Льва меня никуда не отпускал и вряд ли одобрит пекинесов в пригороде Лондона даже ради гармоничного развития сына. Я захожу в профиль адресата, окидываю взором его страницу и примерно слышу общий мотив серенады. Стираю все неотправленное, пишу many thanks и, роняя слезу сочувствия несбывшейся мечте, отправляю переписку в игнор.

И прямо вижу этого Эрика – немолодого, слегка потрепанного, очень одинокого городского ветеринара. Есть у него эти полдома в пригороде, и палисадник без роз, и задний двор с холодным мангалом, и стиралка, и посудомойка, и кофеварка, и пекинесы каждый день. Три из пяти вечеров после работы он проводит в пабе, засыпая за чтением газеты и одной неразменной пинтой, потому что приходит туда поговорить, а не выпить. И даже машина у него есть, только не та, рядом с которой он сиротливо сидит на корточках на заглавном фото, – уж слишком она красная и слишком спортивная для его возраста и внешних данных. И всё у него есть, только послать вживую тысячи улыбок – некому. Совсем некому, понимаете? И вот он сидит за ноутбуком каждый вечер, перелечив с десяток опостылевших британских голубых, и выбирает ту, кому бы искренне подарить тот самый миллион виртуальных роз, из своего виртуального перечня богинь на фейсбуке.

И одна из них – вы.

Я вот о чем. Если вам в сети кто-то внезапно послал тысячи улыбок, не спешите сразу записывать его в извращенцы – сначала хотя бы скажите «спасибо»: возможно, вы подарили ему немножко вдохновения для жизни, немного солнца в холодной воде одиночества.