В семье родился малыш. Родился и вместе ни с чем несравнимой радостью принес множество вопросов. Что это за существо, так похожее на меня и одновременно совсем другое? Поймем ли мы с ним друг друга? Что я должен ему дать? Буду ли я хорошим родителем, что для этого нужно?

17 июля в Московской школе христианской психологии открывается психологическая мастерская «Философия и психология родительства». Ее проводит Алексей Лызлов, кандидат психологических наук, сотрудник МПИ святого Иоанна Богослова.

Мы попросили Алексея рассказать «Матронам» о замысле мастерской.

Мама, папа, это я!

Мой замысел состоял в том, чтобы обсудить родительство, начиная с самых основ.

Важным моментом для меня является то, как родитель может относиться к ребенку, начиная с того момента, когда рождение малыша только ожидается. Ведь это отношение может быть очень разным.

С одной стороны, мама или папа могут надеяться в лице ребенка продолжить что-то, важное для них самих. Могут относиться к нему, как к «недоделанному» существу, которое нужно еще сформировать, или же как к существу глубоко непонятному. Некоторые родители бывают всерьез дезориентированы появлением на свет младенца: «Как с ним общаться? Как понять, чего он хочет?!»

На мой взгляд, очень важно при подготовке к родительству помнить о том, что на свет появляется не «материал моих влияний и воспитаний», нет — рождается новый человек, со своей неповторимой душой.

Первая тема, вокруг которой строится разговор на этом курсе: ребенок как «другое ты». Этот маленький человечек, готовящийся родиться, — не моя проекция, а тот, кому я могу говорить «ты» и кто мне будет говорить «ты».

Рождается другая личность, и это совершенно удивительно. Да, он совсем кроха, но ты уже узнаешь в нем нечто единственное и неповторимое, узнаешь уже по тому, как он движется в животе матери, на что отзывается. Мой сын, например, очень живо реагировал на ритмические мелодии, еще будучи в утробе: тут же начинал двигаться, «пританцовывать». И действительно, сейчас он очень хорошо чувствует музыку: импровизирует, подпевает, танцует. И в этом чувствуется не просто какая-то черта, чувствуется стиль — то, через что личность, единственная и неповторимая, дает себя видеть очень ясно.

И по мере взаимодействия с ребенком ты узнаешь его все лучше и лучше.

По сути, родитель не только воздействует на ребенка — он постоянно с ним знакомится, как с любым близким человеком, другом или интересным тебе писателем и художником. Различие только в том, что это не другой взрослый — это ребенок. Ему только предстоит пройти те этапы, которые ты уже миновал, но ты не можешь напрямую перенести свой опыт на него. Это возможно только в диалоге, потому что ребенок отличается от тебя.

Я сам понимаю это на каждом шагу (у Алексея маленькие сын и дочь. — Ред.). Даже дочери, хотя по характеру мы с ней более схожи, чем с сыном, я не могу попросту «передать все свое».

Вот такой диалог, возникающий с самого начала между родителем и ребенком, позволяет очень внимательно и сообразно самому ребенку выстраивать взаимоотношения и давать ему то, что он способен взять. Говорить с ним на том языке, который он способен услышать.

Но это — постоянный труд. Ты не можешь увидеть мир его глазами и из раза в раз оказываешься в творческом тупике! То, что меня убедило бы в детстве, для сына совершенно не убедительно. Напротив, то, что мне показалось бы недостаточным, оказывается ему в самый раз. Когда я не могу его угадать — это самый интересный, тяжелый и творческий момент.

И задачей-максимум нашего небольшого курса было бы помочь участникам группы подступиться к такому диалогу со своими детьми.

Как всякая большая задача, эта задача невозможная. Все настоящее — невозможно: настоящее искусство, настоящая любовь, по-настоящему глубоко прожитая жизнь. И тем не менее все это есть. Самые насущные человеческие задачи нерешаемы, но именно поэтому и стоит их решать.

На практике задача услышать своего ребенка тоже бесконечна, но тем самым и обнаруживается, что она подлинно серьезна. Серьезные задачи — бесконечны. Сколь бы хорошо мы ни слышали ребенка, мы никогда не можем сказать, что наше слышание абсолютно чисто, что мы сами совершенно открыты ему и в то же время являемся до конца самими собой.

И здесь возникает еще одна важная тема. Если мы не являемся самими собой (или не движемся к этому), то не сможем услышать другого в его подлинности. И это вещи взаимосвязанные: мы не можем быть собой без другого и не можем услышать другого, не будучи самими собой.

Открытие вселенной с помощью ложки

Ребенок — это радость. Это такое существо, к которому невозможно относиться без трепета.

Ты думаешь о малышах, они тебя встречают, когда ты приходишь, ты общаешься с ними, укладываешь их спать, и каждое мгновение — это радость и настоящая школа благодарения. И вот еще один важнейший момент о родительстве: первичные отношения, которые важно сохранить между родителем и ребенком, — это отношения дарения. Дара и ответного дара. Начиная с того, что ребенок получает дар жизни просто так. С точки зрения верующего человека, это дар Божий, участие в котором принимают родители.

И участие это очень серьезно. Телесно серьезно — со стороны матери. Вынашивая ребенка, мать самим своим телом как бы говорит ему «будь», соучаствует в дарении ему жизни.

Ребенок родился, он жив, он есть. За этим стоит материнская любовь, принятие, труд, в том числе на уровне, который гораздо глубже сознательного.

Отец как будто не слишком участвует в этом труде. Но если семья любящая, то труд отца не менее конкретный, насыщенный, полнокровный. Муж на этом этапе постоянно заботится о своей жене, и эта забота очень трогательная, совсем иная, чем была до этого. Участие мужчины очень важно. Без его поддержки женщине трудно проходить период беременности и ожидания ребенка.

Родители одаривают малыша любовью, заботой, ожиданием… и что они встречают в ответ?

Малыш одаривает их. Первая его реакция на взрослых — комплекс оживления. Он реагирует всем существом, ликует телесно, радуется, веселится тому, что ты пришел. И это тоже любовь. Мы дарим друг другу не что иное, как самих себя.

Приведу мой любимый пример из Клода Леви-Стросса, знаменитого французского антрополога. Часто в провинциальных французских ресторанах на стол посетителю ставится бутылка простого вина. И вот сидят два человека, им скучно в одиночестве, и один из них берет эту бутылку и подливает вина другому, а тот делает то же самое со своей бутылкой. Вина осталось столько же, но произошло дарение. Чем они одаривают друг друга? Общением. Самими собой. Важно, что есть я и ты. И мы друг друга можем одарить — присутствием, беседой.

И ребенок может одарить как никто — открыть мир по-новому, фантастически расширить восприятие. А главное, ты узнаешь в этом его, своего любимого сына или любимую доченьку. Скажем, мой сын постоянно обнаруживает, что в каждой вещи заключен целый мир. Вот он исследует ложку. Конечно, ложкой прежде всего едят. Но, кроме этого, она может и звенеть, и стучать, и падать на пол, ей можно плескать воду — что только нельзя делать с ложкой! И я со своим более шаблонным мышлением, который думает, что ложка — это предмет для того, чтобы класть в рот еду, вдруг узнаю, какая это на самом деле удивительная и многосторонняя вещь!

И так происходит на каждом шагу, если ты внимателен к ребенку как к другому человеку.

Отношение дара и ответного дарения фундаментально. Когда эти отношение замутняется, исчезает любовь.

Неудобный другой

Кажется, с этим поспорить трудно, когда речь идет о малышах. Они представляются милыми и умилительными, особенно тем, кто еще не имел с ними дела, или тем, у кого этот этап уже давно пройден. Но вот ребенок растет, становится школьником, потом подростком — и уже окончательно перестает быть умилительным, удобным и «хорошим». И можно усомниться, сохраняется ли эта радость тогда.

Но дело в том, что ребенок никому не обещал быть удобным.

Вот моему сыну 3 года, ему надо все «делать самому» (к слову, кризис 3-х лет не менее радикален, чем кризис подросткового возраста). Как-то он залез в машину и хотел сам за собой закрыть дверь. А я совершил ошибку — я этого не понял и закрыл дверь сам. В течение следующих 20 минут я выслушивал рев, возмущение, негодование: «Я хотел сам!!» — «Давай мы остановимся, я открою дверь, и ты ее закроешь сам?» — «Нет, я хотел сначала сам!» Потом бунт стихает, но еще около часа он вспоминает этот эпизод и жалобно протягивает: «Я хотел са-ам…».  

Ребенок может плохо спать, капризничать, вредничать, на то он и другой человек. Люди не обещали быть удобными друг другу! Но если это любимый малыш, то радость в конце концов покроет все.

Напряжение, которое испытывают родители, зачастую связано с их собственными психологическими трудностями.

Взросление — это процесс постепенной сепарации ребенка от родителей, роста его самостоятельности. В конце концов он становится взрослым и может жить самостоятельной жизнью. Трудности начинаются, как только родитель перестает воспринимать его как другого человека. Если ребенок — это только мое «продолжение», осуществление моей мечты, моих надежд и желаний, тот, который повысит мой собственный социальный статус, став успешным выпускником престижного вуза, то ребенок неизбежно начнет своей жизнью опровергать родительские «планы», потому что он не чья-то проекция, он другая личность. И возмущение родителя ожидаемо: «Ты все делаешь не так, неправильно! Ты должен быть другим!»

На мой взгляд, надо любить свободу человека больше, чем свое видение ситуации. Действовать так, как поступает отец блудного сына в Евангелии. Отец едва ли был рад выбору своего ребенка, но он отпускает его и дает пройти весь путь до конца. Только поэтому в конце возможной оказывается радость встречи.

Если ты не любишь другого в его свободе, тебе будет тяжело. Если же тебе интересен ребенок как человек, и в сильных, и в слабых сторонах, и в падениях, и во взлетах, то будет иначе — может быть, тревожно, больно или горько, но опытом разочарования это не станет. Это будет опытом любви. А любовь не может быть без радости — она несет в себе ее зерно, даже когда ты болеешь душой за другого и не согласен с ним.

«Место под солнцем»: искать ли?

Может показаться, что при таком воспитании родитель никогда не может сказать ребенку «нет». Но это, конечно, не так. Когда младенец пальцем тянется к розетке или к газовой духовке, или лезет через перила балкона, другим словом, когда существует прямая опасность для жизни — звучит четкое «нет». Причем обоснованное: ребенку важно говорить, почему это опасно, а в некоторых случаях можно показать — «здесь горячо, не лезь».

Возьмем такую ситуацию: старшекласснику нужно готовиться к поступлению в университет, а он и в ус не дует. Мать всеми правдами и неправдами пытается заставить его взяться за голову, ведь она понимает, что его ждет без хорошей профессии. Разве это не единственно верный путь в данном случае?

Но для меня как отца такое поведение совершенно немыслимо.

Современный мир очень мобилен, это не готовая система, в которую надо встроиться (и горе тебе, если ты не сумел этого сделать!). Человек может найти свое место в мире, создав авторский проект или новое направление в каком-то виде деятельности.

Какая фатальность в том, чтобы не поступить в первый год или не пройти по конкурсу в престижный вуз? Мне кажется, человек должен искать. Если у него не горят глаза и при этом он понимает все риски (состоящие, например, в службе в армии) и идет на это осознанно, почему надо становиться у него на пути?

Для меня было бы странно не доверять. Я как родитель хотел бы, чтобы мои дети учились, но я не могу заставить человека со мной соглашаться. Мне было бы приятно, если бы мы с ними могли в непринужденной обстановке поговорить о том, что они думают о дальнейшем пути. И мне интересно было бы их услышать, как они видят этот путь, и рассказать, как вижу его я.

В итоге я бы лучше понял своего ребенка, а не «продавил» бы свое.

У нас в обществе достаточно силен страх никуда не устроиться, не попасть, не занять своего места. И этот страх, по сути, рабский. Мы не привыкли смотреть на человека как на самостоятельное существо, которое выстраивает свою жизнь творчески и свободно. Который к «месту под солнцем» относится с большой мерой ответственности, поскольку он связан с другими людьми, но не как к тому, что определяет его жизнь целиком и без остатка. Он радуется, если это внешнее совпадает с его внутренним, и ищет чего-то другого, если это внешнее — не совсем его.

Очень важно, чтобы молодые люди чувствовали эту самостоятельность, брали на себя инициативу и риски творчества. Без этого «замеса» мы рискуем погрузиться в новый тоталитаризм, другой по форме, но тот же по сути.

Мой подход к воспитанию ориентирован на воспитание человека, который сам является инициатором того, что он делает. Который свободен.

Евангельская вертикаль

Евангелие учит ценить свободу, стоять в ней, любить ее. Если всерьез задумываться над тем, что говорит Христос, к чему призывает апостол Павел, свобода занимает одно из главных мест.

Мы видим, что Бог с потрясающей бережностью относится к свободе человека. Фактически Он отпускает его на тот путь, который ведет к смерти, но при этом Он Сам до конца верен и готов пройти (и идет) за человека на смерть. Как из этого не научиться ценить и любить свободу другого?

Как человек, я нахожусь в еще более деликатной ситуации. Бог — знает, а я — предполагаю. Тем не менее, я решаюсь доверять свободе другого человека.

Если с ребенком у нас изначально любящий диалог, велика вероятность, что он, по крайней мере, услышит меня и задумается. Но мне хотелось бы, чтобы он, задумавшись, пропустив сказанное через себя, принял свое решение. Не потому, что «папа сказал, а сын услышал и покорно сделал».

Моя помощь будет состоять в том, чтобы подарить ребенку свое видение. Именно подарить, не требуя мое видение принять.

Отец блудного сына, отпустив своего ребенка, не ушел в сторону, он был с ним весь его путь за счет того, что носил его в сердце. Вспомните картину Рембрандта! Это путь страданий для отца. Но он не бежал за младшим сыном, потрясая кулаком, и не орал: «Вернись домой!» Он сидел и ждал, пока сын придет назад. А когда тот пришел, был пир. Это квинтэссенция отцовской позиции.

Сопротивление? Отлично!

Порой родителю кажется: я вкладываю в ребенка все, что могу, стараюсь изо всех сил, а на выходе — совсем не то, чего можно было бы ждать. Почему же эта «схема» не работает в жизни?

Я бы сказал так: это неизбежно, ведь ребенок — это не банковский счет. Я дарю. И если я доверяю его свободе, то мой дар — это мой дар, ничего больше.

Представьте: пришел человек и подарил мне что-то. Для меня будет странно, если он потом будет проверять, что я сделал с его подарком. Подарил и подарил, от чистого сердца, и этим дар дорог.

Если мы относимся к тому, что даем детям, как ко вкладу, то совершенно точно разочаруемся. Если мы просто дарим, любя и ничего не ожидая за это получить, то радость наша умножится.

Что я сам хотел бы для своих детей?

Как отец, я хотел бы, чтобы мои дети прежде всего научились быть самими собой и не бояться этого. Не терять себя, даже если для этого понадобится подвиг. Чтобы они имели возможность, если я недостаточно их слышу и делаю что-то, что уводит их от самих себя, сказать: «Нет, это не наше, мы так не хотим!» Я очень ценю это.

Сейчас чаще подобные ситуации возникают с сыном. Я пытаюсь ему что-то внушить и вижу сопротивление. Он не поддается. И он меня учит. Да, я кипячусь, потому что мне было бы удобно вот так, но это просто эгоистическое удобство. Нет, здесь я должен выдержать паузу, посмотреть, что «идет» с его стороны, и тогда на это отвечать.

Это очень хорошо, когда ребенок не теряет сопротивляемости. Иначе он рискует вырасти человеком, который не знает, чего он хочет — какой путь избрать, что его, а что не его.

Кому будет интересна мастерская родительства

Мы видим, сколько вопросов встает, как только мы прикасаемся к теме родительства. И это вопросы, которые не имеют единственно верного ответа, но которые могут быть и являются предметом серьезного разговора, где, как и во всяком разговоре, возможны разные позиции. Моя позиция, наверное, в общих чертах стала понятна тем, кто прочитал эту статью. Но, разумеется, много важных и интересных вопросов остались за ее рамками.

Тех, кто хочет подробнее погрузиться в тему родительства, обсудить ее, быть может, о чем-то поспорить, я приглашаю на свою мастерскую.

Эта мастерская может вас заинтересовать, если:

• роль родителя кажется вам неизведанной зоной, новой и немного пугающей;

• вы хотели бы научиться лучше понимать своего ребенка;

• вы хотели бы привнести в родительство творчество;

• вы боитесь, что не сможете стать «хорошим родителем»;

• вы хотите избежать ошибок собственных родителей, но не знаете, как это сделать.

Познакомиться с программой мастерской «Философия и психология родительства» и зарегистрироваться можно по ссылке. Начало занятий — 17 июля.