В Третьяковской галерее вновь громкое событие. На этот раз это масштабная ретроспектива «главного русского художника» (по словам кураторов) Ильи Репина (1844-1930). Около 300 произведений из 21 российского и 7 зарубежных музеев и 7 частных коллекций, 3 (почти 4) этажа здания на Крымском валу, живопись, графика и ранее не выставлявшиеся работы обещают открыть для зрителей новый взгляд на художника, чье творчество в последние десятилетия потеряло тот ореол восторженного поклонения, которым его щедро одаривало советское искусствоведение.

С предыдущей персональной выставки «Самсона русской живописи» (выражение критика В. В. Стасова) прошло 25 лет. Я помню, как ребенком увидела виртуозно написанные портреты томных дам под вуалями, заплеванные окурками «Сходки» и впервые показанные после понятного советского молчания парадные портреты Александра III и Николая II, ставшие в то время сенсацией. Удалось ли музейщикам доступно и наглядно продемонстрировать зрителям новую оптику, сформировавшуюся, по их словам, за прошедшие годы в искусствознании, стоит судить по окончании нынешней ретроспективы. А то, что уж точно выгодно отличает современный показ, — это беспрецедентный масштаб и возможность увидеть в одном пространстве, наряду с хрестоматийными «Бурлаками», «Запорожцами», «Не ждали» и «Заседанием государственного совета», массу малоизвестных работ из музеев Финляндии, Чехии и частных собраний. Как известно, именно в Финляндии оказалось после революции имение Репина «Пенаты», что определило естественную эмиграцию художника.

Если позволите, на малоизвестных работах мы и заострим внимание. А уж «критический реализм» картины «Крестный ход в Курской губернии» предоставим каждому зрителю постигать самостоятельно. Особенно любопытно это сделать, поднявшись на антресоль, где на экранах среди прочего демонстрируются кадры кинохроники с аккуратно одетыми крестьянами, чинно и степенно идущими крестным ходом. Выводы из сравнения предлагаю сделать самостоятельно.

Итак, миновав своеобразный перформанс в виде пустой стены вместо главного произведения выставки, где должна была висеть многострадальная картина с Иваном Грозным, убивающим сына, и полюбовавшись автопортретом Ильи Ефимовича, танцующего за мольбертом в преклонном возрасте, мы встречаем ранние работы художника периода его ученичества в Академии художеств. В том числе дипломную работу «Воскрешение дочери Иаира», принесшую автору золотую медаль и право на пенсионерское путешествие за границу.

Композиция работы отчетливо делится на две части. Холодноватый колорит и торжественная статика Христа и умершей девушки контрастируют с эмоциональными, подвижными, шумными фигурами Иаира и его домочадцев. Скрещение монументальных горизонтали и вертикали всецело принадлежит вечности, в которой пребывают и Христос, и перешагнувшая ее порог девушка, в то время как группа справа захвачена переживаниями момента, это элементы мира, подвластного течению времени, изменению, тлению. И как будто только ради уступки этому временному, несовершенному, подверженному эмоциям состоянию теплый свет свечей выхватывает из незыблемого покоя отстраненно-прекрасные образы Христа и умершей. Мы словно видим ту невидимую грань, которая сейчас вернет усопшую назад, из объятий вневременного к пульсации жизни. От удивительного эффекта соединения на полотне двух измерений, от такого фантастически сложного по замыслу и совершенно ясного и естественного в воплощении сюжета захватывает дух. Кажется, что мы допущены в какой-то невообразимый момент перехода границы времен и видим перед своими глазами тот самый порог вечности, о котором все слышали, но никто из живущих не видел. На выставку стоит прийти ради одной этой фантастической и безусловно гениальной картины.

Эмоциональное чутье и художественная интуиция, воспетые сотнями, если не тысячами писавших о Репине, создали целый пантеон образов рубежа веков. Художники, писатели, музыканты, ученые, государственные деятели, военные, крестьяне, революционеры и монархи запечатлены художником с почти маниакальным энтузиазмом.

Особенным эмоциональным строем и безошибочным чутьем гения дышит великолепный портрет государя Николая II в звенящей пустоте тронного зала. Бесконечно, эпически одинокая фигура, окруженная зияющей бездной пустого пространства, подчеркнутого хрупким, как будто стеклянным лучом света и напряженными багровыми акцентами колорита, выглядит пророческим приговором еще молодому, только что вступившему на престол императору.

Тема пограничного состояния на пороге смерти проносится легким ветром сквозь портрет Модеста Мусоргского, выполненный в последние недели жизни композитора. В его неприбранных, взволнованных чертах взгляд ищет и, пожалуй, находит то потустороннее дыхание вечности, встречей с которым мы были одарены в «Воскрешении дочери Иаира».

Среди поздних работ Репина, написанных в пенатский период его жизни, особняком стоит виртуозный портрет писателя Леонида Андреева. Редкий для художника образ твердого и впечатляющего своей душевной мощью мужчины пленяет не только силой и красотой, но и восхитительным мастерством живописи. Диагональные складки белой рубахи вылеплены длинными смелыми мазками широкой кисти, чередующимися с сияющими участками белого холста, создавая поистине роскошный и энергичный образ.

Поздний период творчества художника, начало которому положила эмиграция вместе с имением «Пенаты» на территорию Финляндии, представлен на выставке достаточно полно и увлекательно. Невзирая на прогремевшие уже взрывы символизма, «Мира искусства», сезаннизма, футуризма, кубизма и даже (сложно в это здесь поверить) супрематизма, на склоне лет Репин остался верен художественным принципам 1860-х. Разве что живые и трогательные портреты детей сменились образами внуков, палитра его посветлела, мазок стал еще смелее и виртуознее (несмотря на то, что после изнурительного труда над «Запорожцами» проблемы с правой рукой заставили мастера овладеть левой и писать в конце концов обеими, закрепив палитру на талии).

Масштабная работа, занимавшая воображение Ильи Ефимовича в последние годы его жизни, «Гопак», была вдохновлена одноименным музыкальным произведением Мусоргского и голосистыми песнями и плясками родных мест художника. Буйство линий, форм, красок и мазков, с одной стороны, продолжают удачно найденную еще в «Запорожцах» украинскую тему, а с другой — демонстрируют ту запредельную степень художественной свободы и экспрессии, на которые был способен признанный и заслуженный мастер, достигший в своей творческой эволюции максимального раскрепощения и независимости.

Отдельный очень интересный раздел выставки — графика Репина, которая будет экспонироваться всего 3 месяца из-за особых условий хранения материалов. Виртуозное мастерство и идеальное чувство формы, с которыми художник лепит объемы несколькими точными штрихами, пленяет своей легкостью, смелостью и точностью характеристик.

К сожалению, далеко не все произведения в экспозиции демонстрируют подобный уровень мастерства и чувства меры. Более того, обилие неожиданно слабых, претенциозных и откровенно заурядных работ несколько обескураживает. Можно сказать, что главным открытием настоящей выставки стала удивительная неоднородность проявлений художественного почерка знаменитого и, казалось бы, досконально изученного автора.

Эмоционально невыдержанные, аффектированно-пафосные образы создают удручающий диссонанс с выставленными рядом шедеврами. Излишне надуманными и неестественными выглядят портреты экзальтированного Гоголя, совершающего «самосожжение», неврастенично-интеллигентского Христа или апатично-тревожных политических деятелей. И если настроение последних можно объяснить желанием художника запечатлеть «последний день Карфагена перед разрушением», то частота такого рода эмоционального строя среди портретируемых иногда вызывает вопросы.

Очень разные и неоднородные по художественным качествам и степени проникновения в глубины характеров героев, многочисленные образы этой выставки несут на себе не только (и, пожалуй, не столько) документальные черты эпохи или «энциклопедии русской жизни». Скорее это отпечаток той особенной «оптики» (возвращаясь к упомянутой уже терминологии музейщиков), которая характеризует прогрессивные общественные настроения забродившей предреволюционной общественности, замешанные на буржуазной эстетике эмансипированного салона, моде на двусмысленные женские образы и эротически-экзальтированных откровениях нового века. В этом мутном вареве появление таких спорных и порой в худшем смысле салонных творений как «Садко», «Какой простор» и портрет пианистки графини Луизы Мерси д’Аржанто кажется явлением совершенно закономерным.

Привезенный из Чехии «Крестный ход в дубовом лесу. Явленная икона», работа, начатая как «второй том» знаменитого «Крестного хода в Курской губернии», но почти полностью переписанная для чешского покупателя в 1924 году, производит впечатление дикой фантасмагории, где смесь воспаленного воображения с мутно-пастозной фактурой налипших комьями грязноватых мазков заставляют увидеть творческие эксперименты художника с достаточно неожиданной стороны.

Некоторые произведения вызывают, как и больше века назад, определенное замешательство. Согласно документальным сведениям, композиция «17 октября» была сочинена Репиным с искренним восторгом и воодушевлением. Однако свидетельство самого художественного материала — карикатурно написанные аффектированные персонажи почти брейгелевского характера — заставляют усомниться либо в его искренности, либо в чувстве живописной меры. Возможно, однако, это тот самый воспетый критиками эффект художественной интуиции, которая, не подчиняясь доводам рассудка самого же автора, выплеснула на холст весь ужас перед разъяренной толпой, который позже вполне сознательно Репин воплотит в картине «Большевики» 1918 года. Здесь пугающие брейгелевские или даже босховские уродцы весьма отчетливо отразили восприятие художником политических перемен, к которым он несколько десятилетий так пламенно призывал в своих звучных творениях.

При всем разнообразии и противоречивости отзывов, которые собрала выставка уже в день открытия, бесспорно одно: как и при жизни автора, творческое наследие Репина вряд ли оставит кого-то равнодушным. Нас ждут нескучные пять месяцев в эмоциональном диапазоне от возмущения пошлостью его художественных пристрастий до восторга перед фактурой живописной пластики. В любом случае — нам точно будет что обсудить!

Выставка будет работать до 18 августа. Залы графики доступны для осмотра до середины июня.

Фото обложки: Российская газета