Что сказал бы Пушкин о типичной российской семье 21 века

Ребенку понравилась «Сказка о рыбаке и рыбке». Каждый день рассказываю ее с новыми вариациями, комментируя пушкинский текст (Александр Сергеевич, милый, прости). И думаю: «А почему, собственно говоря, все ругают старуху? И фраза-то крылатая стала «Перед нею разбитое корыто»! А если старуха не так уж и виновата?».

Давайте попробуем разобраться. Только для наглядности перенесем ситуацию в наше время. Муж и жена, детей нет, есть однушка в хрущевке на четвертом этаже, соседи сверху регулярно заливают. Он работает в госучреждении, она — медсестра в больнице. И вот ему в госучреждении говорят: мы выиграли тендер на разработку стратегии развития для крупного региона, будешь участвовать — будет большая премия. Ты ведь специалист по этому вопросу, подключишься? А он думает про себя: ответственность-то какая! Это же целый регион. И деньги большие, что не так сделаешь, три шкуры сдерут. И отвечает: «Нет, дорогой товарищ начальник, у меня текущей работы навалом, спасибо». Плывите себе в синее море. Приходит домой и жене рассказывает. А она только собралась порадоваться — в кои-то веки мужа по заслугам оценили, да еще деньги замаячили. А он: «Отказался я!».

Вот приходит в ветхую землянку старик, который даже рыбы в этот раз не принес, и сообщает старухе: «Был у меня шанс, поймал я рыбку волшебную, но отпустил». А старуха опускает глаза — а перед разбитое корыто (а корыто, между прочим, делали из дерева, и сделать — выдолбить его — должен был именно мужик). Землянка покосилась. И так ей обидно становится, слов нет! Ведь тридцать лет и три года ловил он рыбу, и наконец море подарило ему шанс, а он отпустил! Первое, что она может — срывается на мужа: «Дурачина ты! Хоть бы корыто попросил!». На что взгляд упал, то первое и вспомнила. Помните все иллюстрации к «Золотой рыбке»? Там старуха сидит, а перед ней корыто. И что делает старик? Не возражает. Видимо, и сам понимает, что попросить что-то — не так уж страшно. Идет, просит. Возвращается. А старуха огляделась, поняла, что проблемы не в корыте.

И тут возникает три вопроса: зачем старик ходил и просил? Почему старуха сразу не захотела стать царицей? И как можно было повести себя мудрее?

Наш современник, известный скрипач, искусствовед и лектор Михаил Казиник объясняет: старик просто очень любил старуху. Любил безусловно. Поэтому не просто «жили старик и старуха», а «жил старик со своею старухой»! Интересно, что эту же мысль Пушкина подчеркивает и режиссер Роберт Уилсон в своем спектакле «Сказки Пушкина» в московском Театре Наций (сам спектакль — это отдельная тема, но вот что старик старуху любил безусловно, сомнений не вызывает). Но это все про отношение старика к старухе. Любил, поэтому ходил и просил.

Но спрашивается в задачке: а если любил, почему сразу, когда рыбка предложила выкуп, не попросил для любимой старухи ничего? Не для себя. Для нее? Избу и корову, например. Или избу и соболью душегрейку? Видимо, считал, что раз ему ничего не надо, то и ей ничего не надо. А тут вдруг оказывается, что ей надо! И понеслось. Однако вместо того, чтобы сесть с супругой рядком и поговорить ладком, обсудить, что нужно для спокойной жизни, старик идет и просит самое ненужное — корыто, которое он сам вполне в состоянии выдолбить (хотелось бы надеяться).

А теперь я хочу задать вопрос на засыпку. Перечислите, пожалуйста, десять отрицательных женских героинь произведений Пушкина. Именно отрицательных. Вот таких, про которых в школе говорили: «На ее примере Пушкин показывает, как не надо себя вести!» Однозначно отрицательная одна — царица-молодица из «Сказки о мертвой царевне и семи богатырях». Она решается умертвить падчерицу. Ткачиха с поварихой с сватьей бабой Бабарихой, хоть и думают извести молодую царевну, но понятен мотив их действий: ревность (страшная сила!). Неслучайно ведь царь Салтан их простил.

Большинство женских образов, созданных Пушкиным — живые, порой трогательные, порой капризные, нередко — противоречивые. Неужели же поэт вдруг создает схематичный образ потерявшей от жадности голову старухи? Конечно, ее заносит под конец, но разве дело в этом?

Ведь старуха тоже любила старика! Потому и жила с ним тридцать лет и три года. Старик со своею старухой — это не только про то, что она — его. Это и про то, что он — ее. Две половинки одного целого. А что же гоняет? Да просто устала она, вам не кажется? Устала от пряжи, от покосившейся землянки (кстати, это просто дом с земляным полом, представляете, сколько там сырости, у моря-то?). И вот от этой усталости она уже плохо соображает, что и как делать. Свет замаячил, рыбка есть — и тормоза отказали!

А старик-то, старик зачем ходил? Боже мой, да ведь он тоже устал! Он тоже вымотался, приуныл от этой жизни, от ежедневной рыбной ловли, от того, что женщина хоть поплакать и упрекнуть может, а он — мужчина — нет. Вот он и поплыл по течению. Ходит и просит, ходит и просит. Вроде как все довольны же будут! Ведь и служащий наш из хрущевки почему от проекта отказывается? Устал он от рутины, от того, что, как ни бьется, любимой жене не обеспечит хотя бы достойный быт.

Кажется мне, кабы сказал старик старухе своей: «Эх, старуха, давай-ка, раз уж просить надумали, не корыто попросим, а избу хорошую, и больше ни о чем просить не будем», то были бы они счастливы и довольны. Недаром говорится, что муж — голова, а жена — шея. Жена попросила — муж обдумал, как лучше. Или обсудили.

Ну и последнее.

Пушкин, конечно, любил законы жанров нарушать — и роман у него в стихах, и поэму в прозе присоветовал написать Гоголю. Но мог ли он нарушить главный принцип сказки — счастливый конец? Нет, конечно! Старик воротился к старухе. Перед ней разбитое корыто. Значит, пора долбить новое. Собраться с духом и начальнику сказать: давайте техзадание, посмотрим, что там за стратегия.  Но сначала — обнять жену да пожалеть. А она поддержит.