Часть первая: не будьте как дети!

Недавно я посмотрела нашумевшую драму 2011 года «Прислуга» — о сегрегационных законах в южных штатах и борьбе чернокожих женщин Америки за свои права в 60-е. «Прислуга» — это фильм о том, что могла бы рассказать нам Мамушка из «Унесенных ветром» о своих белых хозяевах. Если бы кто-то интересовался ее мнением, конечно.

Рабыню Мамушку и чернокожих служанок начала 1960-х разделяет почти век, но для консервативного Юга столетие – это ничто: здесь по-прежнему завещают горничных и нянек по наследству, оскорбляют в лицо, называя «негритосками», и считают источниками всевозможных болезней. А «заразная» прислуга воспитывает тем временем позабытых-позаброшенных детей своих белых хозяек – тискает, целует, играет с ними, меняет пеленки, вытирает слезы, дает мудрые житейские советы.  Дает им ту безусловную родительскую любовь, которой они тщетно ждут, но не могут дождаться от вечно занятых собой матерей, играющих в бридж, выкуривающих одну за другой и озабоченных устройством пышных вечеринок.

Главная героиня фильма Эйбилин Кларк, вырастившая за жизнь 17 белых детей, говорит о своей последней хозяйке: «Мисс Лифолт не стоило беременеть. У детей не должно быть детей». И знаете, эта фраза так зацепила меня! Вслушайтесь в слова мудрой негритянки: у детей не должно быть детей, потому что дети вовсе не готовы к роли родителей, им самим еще предстоит вырасти, отказаться от инфантильных установок, взять на себя ответственность хотя бы за свою жизнь – не говоря уж о маленькой чужой. Ведь научиться заботиться о ком-то, кроме себя, – для этого мало быть половозрелым, правда?

Столько раз в своей не очень еще долгой жизни я сталкивалась с тем, что у женщины внутри установлен метроном, которые тикает созвучно ходу ее биологических часов. Сколько еще осталось времени, сколько здоровых яйцеклеток? Надо, надо как можно раньше обзавестись ребенком и разделаться с этим раз и навсегда! Отмучиться в 18, в 19, да пусть даже в 20! Ну, в крайнем случае – в 25. Главное – поскорее…

Когда советуют поскорее родить, часто думают о физическом здоровье женщины и гораздо реже – о психологическом. А мне, кощуннице, кажется, что второе гораздо важнее первого. Хотя, конечно, в идеале будущая мама должна быть и физически здоровой, и психологически зрелой. Но жизнь не всегда является отражением картинки из глянцевого журнала, увы.

В минувшие выходные я занималась стендом как раз одного такого глянцевого журнала про детей на фестивале для беременных и младенцев. На стенде нас работало трое – Ольга, модная девушка чуть за 30, увлеченная работой в крупном издательстве и не готовая пока к детям, Екатерина, женщина 36 лет с 18-летним сыном, и я – 28-летняя девица, вполне себе думающая о том, не пополнить ли семейство в скором времени. Глядя на нескончаемую вереницу женщин разной степени беременности, а также на кавалькаду мам с колясками, мы, конечно, не удержались от разговоров о материнстве и детстве. Ольга сказала, что видит себя «молодой мамой 40 лет» — с ее графиком и сложностями в личной жизни вряд ли получится иначе. Я поделилась мечтой о том, что хотелось бы родить до 30. А Екатерина вздохнула: «Какие вы, девочки, смелые! Я своего родила в 18, и тогда это было легко, а сейчас – не решилась бы уже. Не могу не спать ночами, да и здоровье уже не то…»

А я подумала, что скорее застрелилась бы, чем родила в свои 18.

Тогда в глубинах моей черепной коробки только-только начинал зарождаться крошечный и примитивный, как первая жизнь во Вселенной, мозг. Дети вызывали во мне одновременно животный и священный ужас (ниже объясню, почему), я не зарабатывала достаточно, чтобы обеспечивать ребенка, и не была замужем, чтобы переложить финансовые тяготы на супруга. Даже не уверена, была ли на 100% физически здорова – я раскачивалась в ту пору на таких маниакально-депрессивных качелях, что впору грешить на гормональный сбой. И, конечно, эмоционально и психологически я была совершенно не готова к ребенку, хотя физически была вполне способна произвести его на свет. Многие знакомые девушки тогда радостно рожали в свои 17, 18 – одного, двух детей. Дети вскоре отправлялись к бабушкам, а молодые мамы – искать на свои вторые девяносто новых приключений. Я не хотела оказаться на их месте.

В 19 лет я ощущала себя абсолютным ребенком. Да что там, я им и была, когда впервые пришла на психотерапию, чтобы разобраться с детскими травмами. Я хотела одного – вырваться, наконец, из театра теней, в котором прошлое показывало мне увлекательные, но грустные спектакли. Запись шла по кругу, и у меня не было сил сопротивляться. Тогда я пообещала себе, что обзаведусь ребенком, только когда буду абсолютно уверена, что не передам ему своих болезненных содержаний, в свою очередь унаследованных от родителей. Хорошо меня поймут те, кто читал статью Людмилы Петрановской «Травмы поколений». Я боялась детей, потому что понятия не имела, что с ними делать. Когда я говорила терапевту о детях, о себе-ребенке, я невольно хваталась за низ живота. Мне снилось, что внутри меня растет монстр, который уничтожит всю мою жизнь.

Моей маме было 22, когда я родилась. Она доучивалась в медицинском, у них с папой были ой какие непростые отношения. Он тоже был студентом, и к трудностям, связанным с рождением маленького человека, оба были категорически не готовы. Так в два неполных месяца меня отправили на деревню дедушке. И бабушке…

Моя бабушка – знаете, она из тех людей, что так и не вернулись с войны. Ей сейчас 92 года, и большую часть своей жизни она провела в мире – но не с самой собой и не рядом с другими людьми. Эмоционально отстраненная, нечуткая, закрытая для чувств, тревожная, сосредоточенная на страшных воспоминаниях, она вся будто нацелена на плохое. Например, две ее любимых присказки – «Какой кошмар!» и «Это же трагедия!» Она отвергала любой намек на душевную близость, а ее собственная женственность оказалась прихлопнута, как испуганный серый зверек, мышеловкой войны. Я представляю себе, что такая женщина – выжившая, но не живущая, — могла передать своему позднему ребенку, моей маме, которую родила в 43 года. В глубине души бабушка сама оставалась младшим нелюбимым ребенком, которому не уделяли достаточно внимания в родительской семье. Она потеряла родителей в мясорубке Великой Отечественной и так и не сумела простить их за гибель, которую восприняла как предательство.

Моя мама боялась детей. Она не успела толком вырасти, она была зажатой дочкой при нечуткой матери, когда на нее свалились замужество и беременность. Думаю, к папе она просто-напросто сбежала от бабушки, а когда тот выполнил свою функцию, бросила его и с головой окунулась в бурную и такую еще молодую жизнь. Она была занята собой, приезжала раз в несколько месяцев — и как же я ее ждала! Но бабушка не научила ее быть эмпатичной – отзывчивой к чувствам ребенка, потому что сама не умела быть такой. Мои чувства вызывали у мамы настоящий ужас, так что она изо всех сил отталкивала меня.

Так вот они меня и растили – как умели, а вернее, не умели. Не повзрослев.

У каждой были на это свои причины, и я не виню их. Зато годы спустя я познакомилась с психотерапией, и, кажется, сама научилась тому, что не умели они.

А сколько тебе – 18 или 28, 30 или 40, – по большому счету не имеет определяющего значения при нынешнем уровне медицины. Конечно, бывают разные случаи, но я знаю много детей, которые родились у мам слегка за 30, и все в порядке, так что в этом суждении я руководствуюсь исключительно эмпирическими наблюдениями. Разумеется, и в 18 можно быть готовой к материнству – каждый взрослеет в своем темпе. Но мне становится теплее от мысли, что сегодня мы уже можем позволить себе роскошь рожать детей, не будучи при этом детьми. Рожать просто потому, что хочется поделиться с новым маленьким человеком радостью, которую получаешь от мира. Рожать, чтобы познать, что такое материнство. Рожать, потому что этого хочешь, а не потому что «пора», «надо» и «потом будет поздно». Рожать, понимая, что мы делаем. Эйбилин Кларк гордилась бы нами.

Часть вторая: не вижу зла, не слышу зла, не говорю о зле

Я уже давно думаю о том, что многие люди негативно относятся к детям, не потому что это и в самом деле маленькие мерзкие орущие личинки человека (говорят, каждой матери хотя бы раз да хотелось швырнуть ребенка в стену), а потому что они, эти люди, в глубоких неладах с собой. Я не собираюсь оспаривать право женщины или мужчины на то, чтобы не иметь потомство: у каждого свои резоны поступать тем или иным образом, делать жизненный выбор. Но некоторые особенно активно выступают против младенцев – открыто и громко выражают по отношению к детям чувство брезгливости, презрения или омерзения. Я хочу поговорить как раз о таких экземплярах, потому что мне интересны причины, по которым они выбирают подобную линию поведения.

Недавно я была на дне рождения одного из своих друзей. Компания за столом собралась разношерстная. И черт меня дернул спросить: мои дорогие, а что будет, если я вдруг соберусь обзавестись ребенком? Будете ли вы со мной общаться и дальше, как прежде? «Конечно, нет, — ответили многие. – Ведь ты будешь озабочена только подгузниками и цветом того, что выходит из твоего младенца, как Наташа Ростова». Далее компания пустилась в бурные рассуждения о том, как ужасно путешествовать в одном транспорте с плачущим ребенком, о том, как современные дети избалованны и не умеют себя вести, а родители не желают их одергивать. На лицах было написано подлинное возмущение тем, что ребенок заставляет их – даже на время, ведь речь шла о чужих детях, — отказываться от привычного уровня физического и душевного комфорта. Как будто этот самый комфорт – абсолютная ценность в нашем измельчавшем мире.

Об этом не очень принято говорить, но зачастую молодая мать оказывается в социальной изоляции. Если в ее окружении нет тех, кто способен разделить с ней новый естественный интерес к детям, то плохи ее дела. Папа малыша пропадает на работе, пытаясь обеспечить нужды семейства. Друзья же, особенно бездетные и бессемейные, начинают избегать новоиспеченную мадонну с ее младенцем. И никакие волхвы с дарами не посещают яслей, ведомые путеводной звездой. Напротив, тропинка к дому потихоньку зарастает, ведь ее протаптывают только бабушки. И молодые мамы, изголодавшиеся по общению, ищут новых знакомств в парках, на детских площадках и возле песочниц. Если, конечно, имеют силы общаться.

Но чего же на самом деле боятся те, в ком сама идея материнства вызывает внутреннюю дрожь? Чтобы разобраться в этом лучше, я обратилась к книге знаменитого детского психолога Алис Миллер «Воспитание. Насилие. Покаяние», а также поговорила со своей подругой – юнгианским психоаналитиком Анной Владимирской, которая специализируется на работе с детьми и подростками.

Вот что нам удалось выяснить.

Прежде всего, неприязнь к детям – очень сложная тема. Среди людей, которые не любят детей, есть не только те, кто не хочет иметь детей и иметь что-либо общее с ними, но и те, кто имеет детей и не любит их (любит только своего ребенка).

Наиболее распространенный вариант нелюбви к детям среди старшего поколения – их неудобство. Дети производят много шума, бегают, задают вопросы. Для человека, который чувствует дефицит собственной энергии, детская энергичность весьма неприятна. Она утомляет, нервирует, вызывает раздражительность. Часто от таких людей можно слышать жалобы на невоспитанность. Их обычно вполне устраивают дети-тихони, застенчивые и молчаливые. Так часто думают люди, страдающие от каких-то заболеваний или находящиеся в депрессии.

Есть люди, которые когда-то отказались от деторождения из страха перед родительской ролью. Они, вроде, ничего особенного против детей не имеют, но просто боятся, что они плохие родители. Но с возрастом вокруг этой темы много чего нарастает. Сначала человек живет с мыслью: «У меня много психологических проблем, я буду плохой матерью (плохим отцом), поэтому лучше просто не буду иметь детей». Но, на самом деле, детей хочется (или кажется, что они обязательно нужны), и со временем собственное чувство неуспешности в данном вопросе проецируется на людей с детьми. В этом случае, неприязнь к теме связана, скорее, с неприязнью к родителям детей. Тут зависть, чувство вины, чувство неполноценности – в общем, комплекс сложных эмоций вокруг родительства. Особенно это усугубляется в обществе, в котором царит культ семьи и семейных ценностей.

Третья причина для неприязни к детям – потеря контакта с частью собственной психики, которая обычно зовется Внутренним Ребенком. Быть Взрослым для некоторых людей – гарантия безопасности. Это значит, что ничто не затронет слишком глубоко их чувства, переживание стабильности мира и собственную авторитетность. Дети создают для них целую серию неприятных испытаний: неожиданные и слишком искренние вопросы, провокация эмоциональных всплесков, необходимость обсуждать «глупые» темы и тратить время на «бесполезные» вещи. Это наиболее распространенная причина для отвращения к детям у тех, кто родил собственного ребенка, но не переносит чужих. Свой ребенок – необходимая работа, а вот чужие кажутся уже лишними.

Ненависть дети вызывают еще и у тех, кто перенес подобное отношение со стороны своих родителей. Их обычная позиция: «Ребенок — презренное, слабое, бесполезное существо. Он не умеет держать себя в руках, не способен ни к каким привлекательным поступкам и не достоин ни уважения, ни внимания». К сожалению, часто эти люди так относятся к своим собственным детям, в первую очередь. В раннем детстве им не удалось получать поддержку и уважение от своих родителей. Презирая маленького ребенка, они переносят на него те чувства, которые получали от тех, кто их воспитывал.

Дети способны многому нас научить, и это не просто красивая фраза, как мы видим из вышеприведенного текста. Они способны заставить нас заглянуть в глаза наших внутренних чудовищ, всколыхнуть давно забытые болезненные чувства. Равно как и пробудить непосредственность, любопытство, творческие навыки и развить созерцательный взгляд на мир.

Это круг жизни – мы помогаем детям осваиваться в новом незнакомом мире, а они учат нас заново открываться жизни. Или заставляют закрываться от нее – если одним своим присутствием лишают душевного спокойствия.

Подытоживая, можно сказать с уверенностью лишь одно: дело не в том, каковы они, дело в том, каковы мы. И наша реакция на своих или чужих детей может многое рассказать о нас самих. Потому что дети сталкивают нас с реальностью – как с внешней, так и с нашей внутренней. И по-настоящему повзрослеть – это, ко всему прочему, спокойно выдержать это столкновение, быть способным справиться со своими неоднозначными чувствами и остаться для ребенка чутким и эмпатичным родителем.