Легко ли ужиться супругам, когда оба они — актеры? Наверняка кому-то придется жертвовать собой ради творческой реализации другого. Муж будет требовать от жены налаженного быта и тишины для репетиций. А она — пенять за то, что из-за декретов приходится оставить сцену… Да нет же! В этой семье все совершенно иначе! Встречайте: Андрей и Рита Свяцкие — о себе, о друзьях, о Боге в творчестве и о творчестве в семье.

Борщ и лишний билетик

Бывает, приходишь в гости и понимаешь без подсказок: здесь ты званый. Квартиру к твоему приходу прибрали, детей приодели, на стол постелили скатерть. Приятно. Но еще приятнее приходить в гости, где ты не званный, а желанный. Никто к твоему приходу никак специально не готовится, и тапочки у входа тебя не ждут, а ждут радостные лица, веселые возгласы и атмосфера полной непринужденности. Так встречают своих, родных, близких. Так встретили меня и в доме Свяцких, хотя мы виделись впервые.

— Садитесь, где удобно. Берите сыр, это наши друзья сами делают. Борщ? Да, да, это мы вам налили, сейчас все будем обедать. Андрей, вытри, пожалуйста, со стола.

— Ой, хотите завтра в театр? Есть лишний билет.

— Сейчас дети пойдут гулять с Еленой Александровной, а мы поговорим.

Во всей этой семейно-дружественной суете никак не могу понять, кто есть кто? У Свяцких двое детей, а тут в два раза больше. И взрослых тоже больше, чем я ожидала. Все это гости, которые так же свободно чувствуют себя тут, как и домочадцы. Даже за мытье посуды за пятнадцать минут принимались трое, каждого что-то отвлекало, и являлся следующий. Две маленькие девочки, совершенно счастливые, в платьях принцесс носились по бестолково-прекрасной в своей планировке, чисто петербургской квартире. Иногда появлялся белокурый шустрый парнишка двух лет, прибегал на кухню за яблоками. Приносили малыша, который гостит у Свяцких со своей мамой и сестрой уже несколько дней. А затем все снова растворялись где-то в этом большом гостеприимном доме.

Неожиданно вырос

Рита: Мы недавно сюда переехали, еще не совсем обжились. Хочется поскорее сделать ремонт, выкинуть ненужные вещи и успеть с этим до рождения малыша, — мы ждем третьего.

Андрей: Это квартира моих родителей. Они недавно умерли, сначала папа, потом мама… Прожили вместе пятьдесят лет и ушли тоже почти вместе. Для мамы всегда на первом месте стоял мужчина: папа, я. И всю свою жизнь она посвящала нам. Я рос под колпаком родителей, был меланхолическим юношей, артистом по природе. Правда, на актерское отделение Театральной академии меня не взяли из-за маленького роста, — не удивляйтесь, я потом неожиданно вырос на 13 сантиметров. В общем, поступил на кукольника, и только через год освободилось место на актерском у Владимира Викторовича Петрова — педагога от Бога. Он умел в каждом открыть талант, давал возможность поверить в свои силы, говорил: «Актер в вас уже есть», и мы этого актера из себя «доставали». И если учиться актерскому мастерству, то только у такого учителя. Владимир Викторович, не афишируя, доносил до нас евангельские истины, отметал всю пошлость и грязь. Благодаря ему я понял, что если в произведении есть какая-то искра, его можно подать и с христианской точки зрения. К этому времени я уже окончил консерваторию как режиссер оперы. Стал давать концерты, активно выступать. Но это был кризис.

До понимания кризиса при сложившихся обстоятельствах нужно было еще дорасти. И Андрей дорос не только до роста 180, но и до осознания: «Если в искусстве я на первом месте, здесь что-то не то».

Пошла налево

Рита тоже в свое время стояла перед подобным вопросом. Правда, сначала он для нее был облечен в более легкую форму.

Рита: Я с детства занималась в театральной студии и, конечно, хотела связать свою жизнь с театром, ведь в школе было скучно, зато в театре я дышала полной грудью. Помню, иду поступать в Театральный институт на улицу Пестеля и вдруг остановилась, подумала: «к театру налево, к храму прямо, а мне куда?» и, не раздумывая, пошла налево. Наверное, уже тогда во мне зародилось ощущение, что сцена и вера несовместимы. Но до глубокого переживания и преодоления кризиса нужно было еще дожить. Поводом для этого стала, как ни странно, тройка по актерскому мастерству после первого курса.

Тройка совпала с переживаниями из-за несчастной любви, тучи сгустились, и разгонять их Рита отправилась в Оптину пустынь.

Моя ли это дверь?

Моя ли дверь, в которую ломлюсь? Этот вопрос в некоторые периоды жизни перед собой ставит каждый: кого-то волнует, с тем ли человеком он пытается создать отношения, кого-то — ту ли профессию избрал. До отношений у Риты на тот момент еще время не дошло, а вот призвание оказалось под большим вопросом.

Рита: Все пять дней, которые я пожила в Оптине как трудница, меня терзал вопрос: учиться ли дальше театральному мастерству? Казалось, став актрисой, я всю жизнь буду только развлекать людей, никакого смысла в этом не виделось. Ответа на мой вопрос мне тогда никто не дал. Зато у меня появилось стойкое ощущение, что Господь готовит меня к чему-то большему. Я не думала, что это большее, возможно, тоже будет связано с театром, и уже мнила себя, например, регентшей. Вернулась в Петербург, на даче в Морозовке ко мне подошел священник Михаил Еременко и сказал, что едет к отцу Николаю Гурьянову, обещал задать и мой вопрос, с условием, что я последую полученному совету. Мне и в голову не приходило, что совет будет — продолжать учиться. Но так и вышло. Господь вернул меня на прежнее место, но с новыми переживаниями. Теперь я знала: это место мое, и надо попытаться стать полезной именно здесь, в театре. И все-таки мне продолжало казаться, что жизнь делится на две половины: в храме я одна, на учебе — другая. А потом мы выпустили спектакль «Сотворившая чудо», студенческую постановку, которая идет уже четырнадцатый год. С той поры я стала все чаще замечать, что Господь есть везде, и в театре тоже. Позже начались мои занятия в фольклорной студии, а оттуда, вслед за новыми друзьями, я попала в Феодоровский собор на Миргородской.

С гитарой на паперти

Личные истории Риты и Андрея — необходимая часть рассказа об их семье. В преодолении профессионального кризиса, точнее, кризиса самоопределения, они оба обрели себя настоящих, и только это обновление могло привести их к встрече.

Андрей: Мне казалось, что я зашел в тупик и застыл на месте. Не мог понять, в каком направлении развиваться дальше. На тот момент я был формально верующим человеком, но приближаться к Богу боялся. Мне казалось, что Он у меня непременно что-то отнимет, даст под зад — с воспитательной целью, конечно. Лучший друг Гриша посоветовал мне поехать в Латвию к архимандриту Виктору (Мамонтову). И я на полном серьезе раздумывал, ехать ли к нему или лучше к гадалке сходить. Все-таки поехал к отцу Виктору. Никаких прямых ответов я от него не получил. Но все сложилось само собой. Однажды после службы я взял в руки гитару и просто начал играть. Стою на паперти, пою, гляжу на закат и понимаю, что так хорошо я никогда еще не пел. Бог будто освободил меня от терзаний — с такой нежностью и так незаметно, через осознание Его безусловной любви. В этот момент, можно сказать, и началась моя профессия. Еще у меня с собой были перчаточные куклы, и я показал спектакль для прихожан отца Виктора «Лисицу сыр пленил» — всем известную историю на новый лад, где лиса раскаивается, а сыр участники делят поровну. Спектакль тронул зрителей, и тогда я отчетливо понял, что через искусство Бог касается людей. После этого у меня прошло отвержение профессии артиста. Кстати, там же, у отца Виктора, я познакомился с прихожанами Феодоровского собора, куда и отправился по возвращении в Петербург.

Театр под вопросом, а семья нет

Именно в Феодоровском соборе Рита и Андрей впервые встретились. Андрей ставил на приходе детские спектакли, делал это в одиночку и в конце концов выдохся, стал просить выделить помощника. Выделили Риту, профессиональную актрису. Свои спектакли они возили в детские дома и больницы. Творческий тандем сложился сразу, а семейный — лишь через пять лет. После свадьбы у пары родилась дочь Людмила, через два года появился Алеша, и вот-вот будет третий малыш.

Соединить правду жизни со сценической правдой им обоим удалось. Теперь настал черед примирить творческую натуру с бытом молодой семьи. И еще вопрос, что легче.

Рита: То, что я надолго осела в декрете, меня нисколько не расстраивает. Заниматься с детьми — это тоже творчество, да еще какое! Чтобы им заниматься, все время надо решаться на какие-то шаги, брать все в свои руки, не ждать, что кто-то сделает за тебя. Например, сейчас я мечтаю создать домашний театр, собрать детей — своих и чужих, даже из нашего двора, устраивать вечера со смыслом. То, что муж у меня тоже артист, только в помощь. Мы говорим на одном языке, понимаем друг друга, как никто. Кстати, между рождением детей мы многое успеваем сделать, я даже беременной умудрилась сыграть 13-летнего подростка. Так что обид на то, что я сейчас меньше провожу времени в театре, у меня нет. В конце концов, мое творчество у меня всегда было под вопросом, а семья — нет.

Не такая, как мама

Пока Рита рассказывает и режет овощи к обеду, Андрей кормит сына, потом вытирает разлитую им воду, носит на руках дочку, ушибившую руку: ей очень хочется, чтобы пожалел именно папа. А потом… потом я слышу, как он поет, за стенкой, хорошо поставленным густым бархатным голосом.

Рита: Я росла в шебутной семье с двумя младшими братьями. У нас нравы были совсем простыми, и, видимо, я выросла не такой аккуратной, как хотелось бы Андрею. При этом мне казалось, что я прекрасная хозяйка, однако у Андрея было другое мнение. Разумеется, его претензии меня задевали. С другой стороны, я знаю, откуда они взялись. Семья Андрея совсем не похожа на мою, она более тонкого свойства. Папа Андрея — известный переводчик, с мировым именем, знал в совершенстве восемь языков, переводил в основном поэзию. Мама всегда вставала раньше всех, готовила, убирала, чистила ботинки мужу и Андрею. В этой семье был настоящий культ мужчин. В день концерта мама Андрея не делала никаких своих дел, чтобы его не отвлекать. Я смотрела с удивлением и считала, что все это лишнее.

Ломать ли копья за посуду

К этому времени Андрей уже вернулся на кухню и присоединился к разговору.

Андрей: У меня было много претензий к Рите, я невольно сравнивал ее с мамой, такой щепетильной и аккуратной. Мне хотелось, чтобы Рита поддерживала порядок, была более организованной и как хозяйка, и как мама. Но у нее совершенно другая натура. Если бы я продолжал сравнивать, отношения бы разрушились. Я понял, что сохранить мир в семье важнее всего остального. Теперь я просто благодарю ее за то, что она многое делает, за то, что занимается детьми и так вкусно готовит. В итоге у меня изменилось отношение к быту. Например, я полюбил ходить в магазины, люблю долго и внимательно выбирать продукты, а потом готовить из них.

Многое меняется, когда вместо того, чтобы осуждать человека, начинаешь просто рассказывать ему, что ты хотел бы видеть. Так не только близкий человек меняется, но и ты сам перестаешь быть требовательным, примиряешься с тем, что есть, даже преисполняешься благодарностью.

Рита: Из-за переезда и неустроенного быта у нас летели копья друг в друга. Я обижалась, что Андрей не помогает, зато от меня требует слишком многого. Он стал помогать, мыл по ночам посуду. Но никакого удовлетворения мне это не принесло. Наоборот, мне было жаль, что он тратит силы и время на такую ерунду, ведь ему надо готовиться к концертам. С другой стороны, успеть все в одиночку я тоже не могла. И тогда пришло осознание, что успевать все и не надо! Помните Марфу и Марию? Ведь Марфа сначала тоже ждала Христа не для того, чтобы Его хорошо принять и накормить, она хотела живого общения с Богом, но попала в плен суеты, своих представлений о том, как надо. Но любовь намного важнее, ее надо успеть принять и вместить.

А еще у нас очень много друзей. И они здорово помогают. Иногда остаются у нас на несколько дней, вместе приводим в порядок квартиру, делаем ремонт. Вещи, одежду детям мы вообще не покупаем, тоже друзья отдают.

Андрей: Люди тянутся к Рите, потому что она добрая.

Рита: А к Андрею — потому что он веселый.

Чем больше отдаешь семье — тем больше получаешь на сцене

У Андрея скоро концерт, нужно репетировать, но возможно ли готовиться в такой обстановке? Как совместить то, что совместить невозможно: полную вовлеченность в жизнь семьи и творчество, для которого нужны тишина, раздумья и просто свободное от всего время?

Андрей: В начале семейной жизни я считал, что для творчества придется обособляться. Даже думал уезжать к родителям, чтобы готовиться к концертам в тишине и покое. Но вовремя осознал, что нельзя отделять свое «я» от семьи. Наоборот, когда начинаешь отдаляться, ничего не выходит, а когда тратишь время на семью, то все получается. Каким образом? Сам не знаю. Но вдруг удается за короткое время сконцентрироваться, сделать за час столько, сколько раньше за день не успевал. Мама за меня беспокоилась и говорила: «Тебе нужно больше времени уделять репетициям». Я спросил: «Разве качество моих концертов стало хуже? Разве я не вырос как артист именно в семье?» И она согласилась со мной.

Искать вдохновения в себе невозможно. Для артиста материал — это он сам. Вот что мы собой представляем, то и можем дать зрителю. А значит, работать надо не над репертуаром, а над собой, в первую очередь. Говорят, искусство строится на самовыражении, но такое искусство зайдет в тупик. Боговыражение — вот каким должно быть творчество. И ему семья не помеха. Наоборот, чем больше отдаешь себя близким, тем больше получаешь, то есть открываешь по-новому давно известные произведения и просто красоту мира.

Тем временем Рита уже оделась, чтобы вести детей на прогулку. Я собираюсь вслед за ней. Андрей ищет для меня книгу, которую советует непременно прочесть. Книгу беру, теперь будет повод прийти еще, чтобы ее отдать. Меня приглашают наведываться при случае, и я почему-то верю, что это не форма вежливости, а искреннее приглашение. Да, здесь я точно была не званной, а желанной — и не потому, что журналист. Свяцкие умеют принимать и любить просто так.

Марина Ланская

Фото из личного архива семьи Свяцких