В начале 80-х мне довелось побывать в порту Байкал, где мой любимый писатель Валентин Григорьевич Распутин срубил избушку, которую тамошние жители с гордостью называли «дачей Распутина». Не желая нарушать творческого процесса, из деликатности они старались лишний раз не попадаться ему на глаза.

Глядя на нынешние дачные особняки, в изобилии выросшие по всему байкальскому побережью, не уступающие роскоши московской и иных «рублёвок», понимаешь, сколь скромен и незатейлив был писатель, построивший себе домик на берегу Байкала, в месте, где любимая им с детства Ангара убегает из Байкала, и где так хорошо думается под неторопливый шелест волн священного сибирского моря.

Каждый год душа моя рвётся к этим берегам, где более полувека назад я появилась на свет. Дня три-четыре здесь дают бодрости и умиротворения на весь год. Мне ближе и спокойнее на восточном побережье Байкала, где пока ещё нет такого наплыва туристов (российских и зарубежных), как на Ольхоне, в Листвянке или бухте Песчаная, с её белыми песками и знаменитыми на весь мир «соснами на ходульных корнях».

На восточном берегу, где есть съезд к водной глади Байкала, от Ново-Снежной до Танхоя, перед тобой раскрываются необъятные байкальские шири. Неповторимая панорама Байкала – с его синеющими сопками, бескрайней водной гладью. Иногда кажется, что Байкал уходит куда-то ввысь, сливаясь с небом.

По каменистому берегу разбросаны нанесённые штормами, обточенные едва ли не до зеркальной глади брёвна топляков. Лежащие в воде почернели от влаги, а выброшенные на берег, без коры, побелели и пожелтели настолько, что уже и не угадать породу деревьев. Следом за топляками на берегу поверх камней ровными полосками лежат сухие ветки и сучья.

«Дикому туристу», приехавшему на личном автомобиле отдохнуть в эти места, не нужно заботиться о пище для костра: были бы только с собой пила и топорик. Не то что на Ольхоне, где дрова на вес золота!

… Ты сидишь на брёвнышке на берегу и всматриваешься в спокойно-величавые дали. Прямо перед тобою, километрах в сорока-пятидесяти виднеются тёмно-голубые сопки противоположного байкальского берега, а слева, там, где раскинулись Байкальск и Слюдянка, синеют отроги Хамар-Дабана, уходящие от Байкала к монгольской границе.

Гольцы (так называют местные жители хребты Восточного Саяна) здесь не видны: они в сорока километрах от Байкала и тянутся параллельно Хамар-Дабану ко всё той же монгольской границе.

В июле вода у берега «цветёт» от обилия тёмно-зелёных, как мне кажется, вредных для воды, дурно пахнущих водорослей, по внешнему виду напоминающих болотную растительность. К ночи они ложатся на дно, и рано утром из Байкала можно набрать воды для питья на весь день.

Метрах в двадцати от берега вдоль побережья тянется полоса бирюзовой, как в Ангаре, воды. Оказывается, там песчаное мелководье. Мужчина, который заплыл на надувном матраце до этого места, радостно сообщил об этом своим домочадцам. А чуть поодаль, где пески кончаются, начинаются таинственные байкальские глубины. Вода здесь до самого горизонта становится голубовато-серебристой. К вечеру водное зеркало Байкала начинает темнеть, приобретая пугающий свинцово-серый оттенок.

Под неторопливый мерный плеск волн в душе поселяются покой и умиротворение. Так бы и сидел часами здесь, вглядываясь в эти бесконечные сине-голубые дали, вслушиваясь в ласковый плеск волн, всматриваясь в сияющие серебром водные блики.

Медленно тает вечер, переходя в непроглядную мглу ночи. По всему берегу горят костры. Тишину сонного моря-озера нарушают гудки и шум поездов, движущихся вдоль побережья, да ровный рокот моторов рыбацких катеров и лодок. Местные жители выходят на рыбалку ближе к ночи, когда туристы спят, да и рыбнадзор не тревожит.

В Танхое, где мы отдыхали прошлым летом, людей на берегу почти не было. Только мы и Его Величество Байкал! Познакомились с «дядей Колей», который выходил на лов на дедовских времён деревянной лодке, на вёслах. Ловил он рыбку «для себя и своей старухи», совсем как пушкинский старик из «Сказки о золотой рыбке». Добрейший дядя Коля угостил нас свежим омульком, из которого мы наварили ароматной ухи, а три рыбки запекли на костре.

Нынешним летом такого единения с природой не получилось, хотя ухи из омуля мы всё же отведали.

В первый же день пребывания на Байкале наше внимание привлекла семейка из восьми уточек, деловито проплывавших в поисках пищи вдоль берега. Вначале издали мы приняли их за поплавки заброшенной рыбаками сети: так ровно, в одну линию, держались они на воде. Мы замерли, чтобы не спугнуть уточек. Деловито ныряя, не глядя на берег, они ловили вдоль берега маленьких, размером с гольянов, сереньких рыбёшек с полосками вдоль тела. Не спеша проплыв вдоль берега, они пропали в байкальской дали.

Народ на берегу вёл себя тихо и скромно. Очевидно, все, как и мы, наслаждались царящим здесь покоем, ласковым плеском волн и свежим ветерком с Байкала.

К вечеру шум волн усилился, небо затянуло серыми облаками. И только голубые окна в небе над озером радовали глаз сиянием лазури и солнечного света.

Неужели будет дождь? В конце июля – начале августа дожди здесь совеем не редкость, а привычное явление. Но так хочется, чтобы погода ещё постояла! Хочется удержать сияние спокойного Байкала и солнечный блеск в небесах.

Вспомнилось, как года три или четыре назад мы с друзьями ночевали на берегу штормящего Байкала. Зрелище незабываемое! Свирепые волны с шумом и рёвом неслись к берегу и разбивались о защитную дамбу, взметая ввысь сверкающие снежно-пенные фонтаны.

Вода штормящего Байкала из голубовато-бирюзовой превратилась в свинцово-серую, почти чёрную. С ровным, страшным и сильным рокотом, одна за одной, летели волны к берегу, догоняя друг друга. Байкал гудел как грозный и мощный орган.

Чёрное, без звёзд небо, разъярённый ревущий Байкал, вызвали в моей памяти слышанные в детстве легенды о предстоящем единении Байкала с монгольским озером Хубсугул, которое монголы и буряты называют «младшим братом» Байкала.

Говорят, что в расположенном за сотни вёрст от Байкала Хубсугуле вода аналогична байкальской. В монгольском озере встречаются те же виды водорослей, планктона и рыб, что и в нашем море-озере. У живущего на берегах Байкала народа (бурят и русских) бытует мнение, что в некоем отдалённом будущем на дно Байкала уйдёт территория нынешнего Тункинского района Бурятии, образуется новый Провал, который заполнится байкальской водой, соединив тем самым два озера в единое море.

В возрасте 11-12 лет в детском журнале «Костёр» я прочла статью о Байкале, которая врезалась в мою память навсегда – «Байкал – будущий океан». Автор (учёный-океанограф) рассказывал о том, что тектоническая деятельность на побережье Байкала (а тут есть спящие до поры до времени вулканы) никогда не утихает и со временем будет только усиливаться, произойдёт смещение земной коры и значительная часть территории, прилегающей к Байкалу, уйдёт на дно. Байкал раздвинет свои границы, соединится с Северным Ледовитым океаном.

Охотно верю этому: ведь запасов воды в Байкале больше, чем в Балтийском море! Представляете, какая сила воды зажата в том ложе, где Байкал покоится сейчас!

Во время ночного шторма в памяти моей всплыла старинная бурятская легенда о силе и мощи Байкала, его суровом и неукротимом нраве. Он представлялся мне огромным седым великаном, стремительным и резким в движениях, всплывшим и поднявшимся откуда-то из глубины бушующим вод, ударом кулака обрушивающим прибрежные скалы. Рёв Байкала приобрёл был апокалиптически ужасен, неподвластен воле и сознанию человека.

Казалось, страшная эта ночь никогда не кончится и тот самый берег, на котором мы стоим, вот-вот с шумом и грохотом опустится на дно морское. Байкал виделся мне живым, разгневанным и диким существом, способным снести со своего пути всё живое, наносное, созданное человеком.

В эти минуты думалось о том, как мал и ничтожен человек на фоне вечности, воплощением которой стал для меня Байкал.

Я забылась тревожным сном, а утром проснулась …от тишины. Сияло ослепительно яркое солнце, по успокоившейся глади Байкала бежала сверкающая золотом прерывистая дорожка. Байкал успокоился: вода опять сияла неповторимым голубовато-бирюзовым оттенком с проблесками серебра.

Тревожные мысли ушли в небытие, как и мой беспокойный сон.

И вновь, глядя на эти необъятные дали, я ощущаю всё величие, красоту и силу Байкала, его первозданность и неповторимость, вечность его бытия и своё недолгое пребывание в этом мире.

Что было до меня на этих благословенных берегах и что будет после? Думаю, и после того, как я исчезну и уйду из земного бытия, моя душа будет вновь и вновь стремиться к этим берегам…