Декабрь отсчитывает последние денёчки. Совсем скоро наступит всеми любимый новогодний праздник. Да ещё и не один! Во-первых, давно привычный, который приходит к нам в ночь с 31 декабря на 1 января. По григорианскому календарю. С этим праздником нас поздравляют резидент и губернаторы краев и областей России.

А есть и ещё один Новый год – старый. Вот уж воистину мозги у иностранцев пухнут: «Как это Новый год может быть старым?!» Да очень просто – в России всё может быть! Даже Новый год по китайскому или японскому календарю.

Тот, кто живёт на необъятных просторах страны Сибири, отмечает ещё и бурятский или якутский Новый год. У бурят он наступает где-то в начале февраля и называется очень поэтически – Праздник Белого месяца – Сагаалган. Связан он с началом пробуждения природы, с наступлением весны. Отмечает его этот коренной народ Сибири целый месяц.

В республике Саха (Якутия) древний новогодний праздник наступает позднее — в день летнего солнцестояния, с 21 по 22 июня. Слово Ысыах в переводе означает изобилие. По сути, как и у бурят, это языческий культ Солнца, плодородия и изобилия земли-кормилицы.

Во времена нашего «деревянного» (как в шутку говорят мои взрослые сыновья) детства мои родные вместе со всей большой страной, в которой мы тогда жили, отмечали Новый год 1 января. О таком, как сейчас, изобилии праздничного стола только приходилось мечтать. Помню, с каким трудом родители закупали по разнарядке диковинные в любое время года апельсины и мандарины. Даже яблоки, и те в сельповском магазине тогда тоже были далеко не всегда.

Может быть, именно поэтому новогодний праздник для меня и моих ровесников ассоциируется с запахом апельсинов и абхазских кисловато-сладких мандаринов. Эти солнечные фрукты моя заботливая мама складывала в сшитый ею полотняный мешочек с шоколадными конфетами — старалась побаловать своего единственного ребёнка. Мешочек этот я не забуду никогда – на нём красовалась вышитая ею тёмно-зелёная ёлочка и огромные голубые снежинки. Такого подарочного кулёчка не было ни у кого из моих знакомых ребят.

Кулёчки для подарков сначала были картонные или из плотной бумаги, позднее, уже в 70-е годы, появились целлофановые пакетики, содержимое которых не составляло никакой тайны. А вот мои подарочные мешочки оставляли простор для фантазии.

Обычно в Новогодний праздник я получала целых четыре подарка – с работы мамы и папы, со школьной ёлки, но самым красивым и вкусным был тот мешочек Деда Мороза, который чуть ли не за месяц до начала праздника собирали мои родные.

Мама ездила за подарками в Байкальск, где было какое-то особенное снабжение. Закупала новогодние подарки от профсоюза ЦРБ, где она работала главным бухгалтером, для огромного количества детей работников самой центральной районной больницы и её многочисленных фельдшерских акушерских пунктов и нескольких участковых больниц.

В детский сад меня не отдавали: «Чо это такой чахлый робёнок будет тама-ка заразу-то ловить? Чо, у ей баушки нету чо ли?» —  грозно вопрошала родителей моя бабуля, когда они пытались было «вякнуть» что-то насчёт того, что не худо бы хоть годик перед школой ребёнку в детский садик походить, попривыкнуть к детскому коллективу.

«Ишь, чо навыдумывали-то, ироды! – возмущалась бабушка Надя. – Не дам я вам Татку, даже и не заикайтесь боле об такой ерунде. Мы с ей, моей лапочкой, така хорошо дома-то сидим, покуль вы на работе. Спит робёнок, сколь хочет, нихто ей нервы не мотат, нихто её не обижат. Правда, Таня?»

Я с радостью с ней соглашалась, кивая головой. Прижимаясь к тёплому бабушкиному боку. Обнимала её за шею, и родители отступали.

Числа 25 декабря мы с папой отправлялись на Иркут за ёлочкой. Там на болотистых в летнее время полянках поодиночке росли небольшие, но очень ровные и красивые ёлочки. Выбирали попушистее, папа аккуратненько срубал лесную красавицу, укладывал себе на плечо, и мы шли домой.

Мама не любила огромных, под потолок, ёлок. Да и дом, в котором мы тогда жили, был небольшим и тесным даже для нашей небольшой (в четыре человека) семьи. Ёлочку ставили в ведро с сырым песком, чтобы подольше стояла и не теряла иголочек. Оттаивавшая с мороза ёлочка сильно пахла первые дни, так что все заходившие в нам в дом замечали её присутствие.

На зелёненькие лапки ели мама аккуратными мазками укладывала снежок из ваты, потом мы не спеша вынимали красивые ёлочные бусы из стекла («Эксклюзив!» — как сейчас  в шутку говорит мой муж),  развешивали их по кругу, после чего начинали украшать лесную гостью ёлочными игрушками: всевозможными колокольчиками и шишечками, овощами и фруктами – кукурузой, огурцами, стручками гороха и бобов, грушами, яблоками.

Но большую часть ёлочных украшений составляли длинные витые сверкающие сосульки и шары разных размеров и цветов. Гордость моих игрушек составляли стеклянные часы, дирижабль и фигурка космонавта в скафандре с буквами СССР. Верхушку ели украшала большая пятиконечная звезда.

Последним штрихом в украшении ёлочки был серебристый струящийся дождь, который мама как-то так умело развешивала, что потом и снимала его и собирала в том самом виде, в котором он продавался в магазине. Её дождик никогда не скручивался и не ломался на короткие фрагменты, как у других.

Прозаическое ведро с песком укрывали белой детской простынёй. Отойдя поодаль, любовались на дело своих рук. Ёлочку ставили ко дню моего рождения, 27 декабря.

Новогодний стол был очень вкусным, благодаря кулинарным способностям и мастерству главного повара нашей семьи – бабы Нади. Родители любили беф-строганов или котлетки с картошешным (по словам бабушки) пюре. Пожалте вам то, что вы хотели! Салат оливье появился позднее. Сначала, как я помню, готовили винегрет большими чашками (чтобы не нарезать все овощи заново, если гостей вдруг много набежит) и селёдку под шубой. Бабушка тушила свою любимую кислую капустку, доставали из погреба огурчики и помидоры, которые солили в аккуратненьких небольших кадушечках. Ну, и без квашеной хрусткой капустки стол не в стол. В неё добавляли специально пророщенный заранее зелёный лучок, сбрызгивали подсолнечным маслом.

А ещё чуть ли не за неделю до Нового года всей семьёй по вечерам лепили и морозили в сенцах разложенные на огромных листах пельмени. После заморозки лёгким постукиванием их сбрасывали с листа в большую двухведёрную кастрюлю.

Тортов во времена моего детства не было, зато в больших количествах стряпали сдобные булки и хворост. Хворост выпекали в форме розы (кольца, как их у нас называли), складывали в рядки в картонные коробки. Мастеровитая бабуля пекла огромнейших размеров пироги с брусникой, которые к столу нарезали большими кусками. Кипятили ведёрный самовар родниковой воды и ждали гостей. Чай в моей семье обычно пили с молоком. Городские гости предпочитали «швыркать пустой чай» — так называла бабушка чай с вареньем.

Она грустила: «Нонешный новый год скоромный уж больно-таки, прям нехристиянский какой-то!» Но родители были с ней не согласны: «Где ж тот-то твой новый год взять? Не зря ведь он старый. Его теперь никто не отмечает!»

Но старый новый год в нашей семье всё же отмечали – приходили к бабушке её любимые подруги, садились чаёвничать и разговляться – в отличие от своих взрослых детей старушки пост держали. Их праздник был очень душевным и негромким. Они долго сидели за столом, общались и пели какие-то очень жалостные и не совсем понятные мне тогда старинные песни о расплетании длинной девичьей косы, сватовстве, злой свекрови и неласковом муже…

Гостевание бабушкиных подруг длилось два-три дня, после чего они разъезжались по соседним деревням чуть ли не на год, до новой такой же тёплой и душевной встречи.