Екатерина Третья

Судьба вознесла Екатерину Фурцеву очень высоко — от простой ткачихи до члена правительства, но за командными интонациями властного голоса она прятала бесконечную ранимость любящего женского сердца. Она была окружена мужчинами, но внутренне оставалась одинокой. На работе мужчины ей подчинялись, а в жизни — изменяли с другими. Фурцева все принимала слишком близко к сердцу — и свои перемещения по карьерной лестнице, и свои личные события, и поэтому, наверное, злоупотребляла крепким алкоголем и даже покушалась на самоубийство. Ее внезапная смерть породила загадки, неразрешенные до сих пор.

Хотя Катя Фурцева стояла за ткацким станком всего два года, начав работать на фабрике в 15, прозвище «ткачиха» привязалось к ней на всю жизнь. Особенно если она, находясь уже на посту министра культуры, принимала какое-либо некомпетентное решение, то слышала за спиной: «Ну что вы хотите — ткачиха!».

Родилась Фурцева в Вышнем Волочке 7 декабря 1910 года. Она рано лишилась отца, Алексея Гавриловича, рабочего-металлиста: его убили на фронте в начале Первой мировой войны. Эта потеря закрепилась у нее в виде страха быть брошенной, страха остаться одной. Подсознательно Фурцева, уже став взрослой, чувствовала себя маленькой осиротевшей девочкой, нуждавшейся в сильном мужском плече. Внешне ни в чем не желавшая уступать мужчинам, в то же время внутренне она искала защиту и опору.

На жизненном пути ее сопровождала мать Матрена Николаевна, так больше и не вышедшая замуж, неграмотная женщина, но пользовавшаяся большим авторитетом благодаря своему решительному и стойкому характеру. Фурцева зависела от властной матери, не позволявшей ей отдыхать и расслабляться и заставлявшей жить в бешеном темпе. А что стало ценой ее непомерному энтузиазму? Покорность? Усталость, которая проглядывает на многих ее фото? Желание угодить?

Полтора года Катя проработала секретарем Кореневского райкома комсомола в нынешней Курской области, а в 1931 году ее перевели в Феодосию секретарем горкома комсомола. Энергичная, спортивная, бойкая девушка, вполне в духе своего времени, Фурцева увлеклась планерным спортом и прошла обучение на Высших академических курсах Гражданского воздушного флота в Ленинграде.

А в Саратове, куда Катю направили на комсомольскую работу, она встретила летчика Петра Биткова и отчаянно в него влюбилась. Это была большая взаимная любовь, и в конце жизни Битков признавался, что по-настоящему любил только одну женщину — Екатерину Фурцеву. Вскоре молодая семья перебралась в Москву. Фурцева работала в аппарате ЦК ВЛКСМ, окончила Институт тонкой химической технологии имени Ломоносова. Счастливую жизнь омрачало только одно: у супругов не было детей. Но, когда в 1942 году родилась долгожданная дочь Светлана, Битков неожиданно ушел из семьи, объявив, что давно уже изменяет жене с другой.

Справиться с личной драмой Екатерине помогли служебные обстоятельства: в том же году началась партийная карьера Фурцевой в столице. Первый секретарь Фрунзенского райкома партии Петр Богуславский, неравнодушный к ней не только как к товарищу по партии, но и как к женщине, взял ее к себе. Служебный роман закончился, когда Богуславского сместили с его поста и исключили из партии по делу о космополитах. Через год после смерти Сталина Фурцева стала хозяйкой Москвы, а затем заняла место на партийном Олимпе: вошла в состав президиума и секретариата ЦК КПСС.

Что вознесло ее на вершину власти? Конечно, в первую очередь, незаурядные личные качества. Свою роль сыграла и удача. И не надо сбрасывать со счетов симпатии вождей к очаровательной женщине, какой была Екатерина Алексеевна. Ее невозможно было не заметить: красивая, элегантная, всегда модно одетая и причесанная, Фурцева привлекала всеобщее внимание. Недаром в кремлевских кулуарах за красоту ее прозвали Мальвиной. Она производила яркое впечатление: и тем, что выступала на собраниях без бумажки, говорила свободно и с жаром, и тем, что не боялась признаться и покаяться в грехах, и тем, что, находясь рядом с мужчиной, отходила в тень и подчеркивала его достоинства. Екатерина Алексеевна никогда не прятала свою женственность, желание любить и быть любимой.

Еще в бытность первым секретарем Московского горкома партии, Екатерина Алексеевна познакомилась с Николаем Фирюбиным, профессиональным дипломатом. Его считали надменным, капризным и избалованным женским вниманием. Новая любовь накрыла ее с головой. Она ничего от него не требовала и ни от кого не скрывалась, хотя их роман сразу стал в Москве предметом пересудов. На глазах у всех при первой возможности летала к Фирюбину в Прагу и в Белград, куда его перевели послом.

Через пять лет, когда Фирюбин стал заместителем министра иностранных дел, они с Фурцевой поженились. Лишь после свадьбы стало ясно, что они совершенно разные люди. Он привык, чтобы жена ему угождала и требовал от Екатерины Алексеевны полного подчинения. При ее лидерских качествах это было непросто, но ей казалось, что сделать мужа счастливым — это и есть ее цель. Она отчаянно нуждалась в его расположении, а Николая Павловича мысль о том, что жена занимает более высокое положение, отнюдь не приводила в восторг.

Фурцева была слишком эмоциональна для мужских игр, и все же ей приходилось в них играть. Принимать участие в буйных застольях, пить водку, выслушивать грубые, подчас нецензурные шутки. Да и в бытовых вопросах ей было некомфортно в мужском обществе. Взять хотя бы туалет: женский туалет находился в противоположном крыле здания, где заседал президиум ЦК, и ей приходилось далеко ходить длинными коридорами. Но однажды это обстоятельство сослужило свою службу. В ЦК назрел заговор против Хрущева. «Матерые» Маленков, Каганович и Молотов собрались, чтобы свалить другого «матерого» — Никиту. А многих сторонников первого секретаря не было на заседании.

Екатерина Алексеевна сразу поняла, куда клонится чаша весов, и решила воспротивиться явной несправедливости. Но как и чем она могла помочь Хрущеву? И тогда Фурцева попросилась выйти. Зная, что у нее есть время и что ее долгое отсутствие не вызовет подозрений, она бросилась в свой кабинет и стала по телефону уговаривать нужных людей приехать на заседание Президиума. В числе прочих прибыл маршал Жуков и заявил, что без его команды не тронется ни один танк. Заговор провалился, Хрущев остался на своем месте. Но фразу, сказанную Жуковым, не забыл и через несколько месяцев сместил его с поста министра обороны якобы за насаждение в армии культа своей личности. На самом деле Хрущев просто испугался Жукова и поспешил его обезопасить. Забудет он и неоценимую услугу, оказанную ему Фурцевой, и предаст ее…

Страшным ударом для Фурцевой стало исключение ее из членов Президиума ЦК на ХХIII съезде партии. На вечернее заседание чета Фирюбиных не явилась: Екатерина Алексеевна совершила попытку уйти из жизни. «Сильно подвыпив с горя, — писал Сергей Хрущев, — она попыталась вскрыть себе вены. Но рука дрогнула, и самоубийство не удалось. Возможно, она и не собиралась расставаться с жизнью, а просто по-женски пыталась таким образом привлечь к себе внимание, вызвать сочувствие, но ее поступок произвел противоположный эффект».

Ее разжаловали в министры культуры. С точки зрения партийной карьеры это была фактически ссылка. Но понижение и опалу Фурцева сумела превратить в свой звездный час, ведь именно на этом посту она запомнилась надолго. По ее инициативе построили спортивный комплекс в Лужниках и новое здание хореографического училища. С ее благословения в «Современнике» пошла запрещенная было пьеса Шатрова «Большевики». И знаменитый Театр на Таганке был учрежден по ее записке на имя Суслова.

Фурцева была незаурядной личностью, резко выделяясь на фоне рядовых партийных функционеров. И этой незаурядности ей, наверное, не смогли простить. «Все в ней было перемешано густо, — писал драматург Леонид Зорин, — с какой-то отчаянной расточительностью — благожелательность и застегнутость, вздорность со склонностью к истеричности и неожиданная сердобольность, зашоренность и вместе с тем способность к естественному сопереживанию, подозрительность и взрыв откровенности… Страстность, порывистость, женская сила и — безусловная нереализованность, было ясно, что жизнь ее несчастлива, в ней существует печальная тайна, что-то отторгнуто и отрезано. Но прежде всего, но над всем остальным — неукротимое честолюбие. Оно-то ее и погубило, она не смогла пережить опалы».

Что же произошло поздним вечером 24 октября 1974 года в квартире Фурцевой и Фирюбина на улице Алексея Толстого? На Фурцеву навалились неразрешимые проблемы — и известие о скорой пенсии, и скандал с приобретением дачи, и то, что у Фирюбина появилась другая женщина. Ее ждала одинокая безрадостная жизнь, ведь рушилась не только ее карьера, но и отношения с мужем. А она вовсе и не собиралась уходить со своего поста — ни по возрасту, ни по настроению — и мириться с пенсионным покоем. «Что бы там ни было, что бы про меня ни говорили, я умру министром» — говорила она подругам. В тот вечер Фурцева осталась дома одна…

После полуночи дочери Фурцевой Светлане позвонил Николай Павлович: «Мамы больше нет». Светлана не могла в это поверить. Последний раз она разговаривала с матерью всего несколько часов назад по телефону, и вдруг — смерть? Сама ли Екатерина Алексеевна свела счеты с жизнью или просто остановилось измученное сердце — этот вопрос остается без ответа.

В материале использованы фотографии журнала «Life».