Читайте также: Вещь в себе: как нас учат быть ненастоящими

Не прошло и двух месяцев, дорогие читательницы, как я всплыла из глубин пред- и послесвадебной суеты, обнаружила себя с кольцом на пальце, весьма загоревшей и достаточно отдохнувшей, чтобы с новыми силами взяться за просветительскую работу. То есть, за статьи о психологических защитах, который я так бессовестно забросила, собираясь под венец. Так что желаю ознаменовать выход из столь длительного творческого отпуска давно обещанной последней статьей в цикле. В предыдущих сериях психологической Санта-Барбары мы с вами выясняли, какую роль играют защиты в структуре человеческой психике, как и когда они туда встраиваются, а также рассмотрели полностью первичные или примитивные защиты (примитивную изоляцию, отрицание, всемогущественный контроль, идеализацию и обесценивание, проекцию, расщепление Эго и диссоциацию), а также две трети вторичных или высших защит (репрессию, регрессию, изоляцию, интеллектуализацию, рационализацию, морализацию и компартментализацию, аннулирование, поворот против себя и смещение). Ух! Самой не верится, что все эти умные слова я уже знаю. А вы еще помните, о чем шла речь?

Если забыли, то самым въедливым, желающим познакомиться со всем этим зоопарком поближе, придет на помощь книга замечательного специалиста Нэнси Мак-Вильямс «Психоаналитическая диагностика», которую я не устаю рекламировать. А тем, кому домашние дела и работа не позволяют осваивать талмуды, советую пройтись по ссылкам на сайте, чтобы освежить в памяти мои нетленные труды ради нашего общего блага.

Меж тем, пора грянуть коду и завершить эту психоаналитическую симфонию. Сегодня мы рассмотрим следующие защиты, надо сказать, преинтереснейшие:

— реактивное образование

— реверсию

— идентификацию

— отреагирование вовне

— сексуализацию

— сублимацию (та-дам!)

Не любил бы – убил бы

Реактивное образование – любопытнейший психологический феномен и одна из моих любимых защит. Уж очень оно противоречивое! Традиционное толкование этой защиты таково: нечто, имеющее негативную окраску, преобразуется в свою полную противоположность, то есть превращается в позитивный аффект. Человеческая психика делает это, чтобы свести угрозу для себя самое к минимуму: некоторые чувства кажутся или являются для нее опасными, разрушительными, многое табуируется и т.д. Лучше всего реактивное образование иллюстрирует поговорка: «От любви до ненависти один шаг». Всем известны случаи, когда презрение оборачивалось привязанностью, неприязнь  дружбой, а пресловутая ненависть – любовью. И наоборот. Этот процесс очень ярко можно наблюдать у ребенка 3-4 лет в семье, где появляется второй малыш. Пожалуй, это самый ранний возраст, в котором психика человека становится способна на реактивное образование. Ребенку нужно иметь достаточно сильное Эго, чтобы оттеснить на периферию чувство ревности и гнева и заменить их на сознательное чувство любви к новорожденному. Но ревность и гнев никуда не деваются, и вот заботливая старшая сестричка агрессивно баюкает младенца так, что он плачет, или щиплет за щечки, или кормит чем-то вкусным, но весьма вредным для здоровья малыша. Пытается, согласно известному выражению, «залюбить до смерти». Важно отметить, что реактивное образование помогает нам устранить амбивалентность в наших чувствах: наша психика плохо переносит любого рода неоднозначности. Меж тем, психология стоит на том, что любое наше чувство не является однозначным: можно любить и раздражаться на человека, временами даже ненавидеть его, и ничего особенного в этом нет. Однако принять эту двойственность весьма сложно, это задача не из простых, и наша психика, используя реактивное образование, пытается свести чувства, которые испытывает человек, к одному эмоциональному полюсу.

Дочки-матери

Еще одним способом справиться с чувствами, угрожающими Эго, является проигрывание сценария, переключающего отношение человека с субъекта на объект или наоборот. Например, вы отчаянно нуждаетесь в заботе и нежности со стороны окружающих (я, я такая!), но в то же время бессознательно убеждены, что это желание является постыдным или содержит угрозу. И тогда вы начинаете беспорядочно заботиться о других, идентифицируясь с этими людьми и получая тем самым опосредованно удовлетворение от заботы о себе. У меня в юности была подруга почти вдвое меня старше. Творческий человек, автор прекрасных песен, стихов, музыки, романов, она была способна силой своего таланта вдохновить сотню людей по всей стране, но была не в состоянии купить себе сигарет или позаботиться об ужине. Она была как те самые птицы небесные, которые не заботятся о завтрашнем дне, – надо сказать, она и по сей день такая. Я очень любила ее творчество и преисполнилась нежности и к ней самой. В итоге я ее выгуливала, вывозила за границу, покупала пресловутые сигареты, кормила ужинами и даже перевезла на довольно длительное время к себе жить. Я наслаждалась тем, что подруга эта была как ребенок, который нуждался в неусыпной заботе и был полон желаний. На самом деле этот ребенок жил во мне самой, но мне было стыдно и страшно выпускать его из внутреннего подвала. А подруга позволила мне опосредованным образом напитать его нежностью и заботой. Мы до сих пор прекрасно общаемся, но совершенно на другом уровне, а этот этап пройден. Со стороны он, вероятно, выглядел паразитизмом в не самой здоровой форме (20-летняя девчонка балует почти 40-летнюю женщину), но на деле принес лично мне много пользы в осознании себя. В чем-то это была игра в куклы, в те самые дочки-матери, только наоборот: я отчаянно нуждалась в матери, поэтому сама решила стать матерью для взрослой (объект выбран неслучайно!) женщины. То же самое делают дети, когда начинают играть с любыми ролевыми персонажами: они используют реверсию. Наблюдая за девочкой или мальчиком, играющим в куклы, можно многое сказать о душевном состоянии ребенка. Реверсия позволяет не быть жертвой: она переводит человека из пассивной в активную роль. Здесь все зависит от сценария, в который играют. Если проигрывается деструктивный сценарий, то защита действует негативно, а если конструктивный, то позитивно. Очень часто человек использует реверсию, чтобы не оказаться в позиции беспомощного маленького ребенка: спасать, а не быть спасенным, любить, а не позволить себе быть любимым, заботиться, а не принимать заботу. Трудно будучи взрослым, признаться себе и позволить себе быть зависимым от кого-либо. Нэнси Мак-Вильямс описывает следующий терапевтический случай: ее клиентом был мужчина, мать которого страдала алкоголизмом и депрессиями. Этот мужчина каждый раз, приходя на сеанс, отмечал, что аналитик выглядит усталой или подавленной, даже если она была отдохнувшей и полной энергии, как в большинстве случаев и было. На возражения терапевта мужчина не реагировал, объяснений не слушал. По сути, он попытался поменяться с ней ролями: ему было невыносимо оказаться в близких эмоциональных отношениях с женщиной после того, что он пережил в детстве. Он не мог себе позволить оказаться зависимым, и так, с помощью реверсии, его психика защищалась от угрозы – но и не позволяла докопаться до глубинных внутренних переживаний. Необходимо отметить, что от высших психологических защит не формируется сверхзависимости: человек скорее использует их по мере надобности, перебирая, чем зависит от одной конкретной. На него нельзя навесить ярлык, в большинстве своем психологические защиты высшего порядка – просто неотъемлемая часть психологического развития, а не проблема.

Смотрюсь в тебя, как в зеркало

Идентификация – как раз один из таких неотъемлемых этапов. Многим может показаться странным, что психологи вообще относят ее к числу психологических защит, пусть даже и высших: возможность идентифицироваться с человеком или его отдельными сторонами многими может восприниматься как естественная и конструктивная незащитная тенденция. Но многие терапевты продолжают видеть в идентификации способ избежать негативных аффектов (гнева, горечи, тревоги, стыда) или сохранить психологическую целостность.

Первым, кто предложил различать защитную и незащитную идентификацию, был, как и во многом прочем, Фрейд. В 1923 году он предложил следующее деление этой защиты: на анаклитическую (от греческого «полагаться на») и на идентификацию с агрессором. В первом случае я хочу быть, как мамочка, потому что она великодушна и дает комфорт. А во втором мамочка бьет по попе больно, если я что-то делаю не так, но если я буду, как она, то стану сильнее, она будет как бы внутри меня, и никто не сможет бить меня по этой самой попе. Фрейд полагал, что многие случаи идентификации содержат как и непосредственное принятие того, что любимо, так и защитное уподобление тому, что является пугающим. Классической интерпретацией идентификации как защиты является концепция эдипова комплекса того же Фрейда: ребенок хочет заполучить мать себе целиком и полностью, но годам к трем осознает, что на мать претендует, и вполне успешно, отец. Отец большой и сильный, к тому же его ребенок тоже любит, пусть и не так, как мать. И тогда у малыша появляется идея: вырасти и стать, как папа, чтобы суметь обладать кем-то, кто будет, как мама. Фрейд считал, что эта конструкция универсальна, хотя вообще-то речь идет об идентификации с агрессором, то есть о частном случае.

Вообще нормально для человека, даже зрелого и осознанного, хотеть быть похожим на другого человека – в чем-то или даже во всем. Эта способность в самом корне своем (то есть в самом примитивном варианте) содержит желание поглотить другого, а в тонких своих проявлениях относится к возможности «присвоить» себе желанные качества другого («Хочу быть красивой, как Марина, отзывчивой, как Катя, и хозяйственной, как Наташа»). Считается, что идентификация – это основа для психологического роста и изменений, с годами мы становимся способными идентифицироваться все более тонко, с большим количеством нюансов, сохраняя себя и  не превращаясь в «промокашку» для чужих состояний. Изначально идентификация является нейтральной.

В принципе суть психотерапии, помимо всего прочего, сводится к тому, чтобы выявить у клиента идентификационные механизмы, которые помогли справиться  с реальностью в детстве, да так и остались в режиме on и теперь мешают жить. Например, ребенок рос в агрессивной среде и ориентировался на своего дядю, который все проблемы решал с помощью кулаков. А теперь ребенок – министр, но по любому поводу также лезет в драку, что мешает его карьерному росту и отпугивает избирателей. Осознав проблемы, министр избавится от желания всем начистить физиономию и приобретет больший политический вес.

Игра на публику

Изначально отреагирование вовне было сугубо психоаналитическим термином и обозначало чувства, которые клиент выпускал из себя за пределами офиса и вне досягаемости аналитика, к которому на самом деле их испытывал. Клиенту терапевтические отношения казались недостаточно безопасными, чтобы привносить в них свои, часто запретные, чувства. Например, Нэнси Мак-Вильямс описывает свою клиентку, учительницу, у которая была карающая мать и которая по этому поводу жаждала эмоциональной близости с женщиной. В итоге через несколько недель после терапии она завязала романтические отношения с женщиной по имени Нэнси – потому что боялась признаться аналитику в том, что нуждается в душевной близости, а не потому что была лесбиянкой! Обратите внимание на имя ее избранницы. Это очень яркая иллюстрация для отреагирования вовне.

Но потом понятие вошло в обиход, и его стали лепить повсюду, как ярлык: «Это вы не на меня сердитесь, это у вас мама, это у вас папа, это вас начальник обидел, это вы мстите старшекласснику Пете, который побил вас в пятом классе…» Удобно, не правда ли? Отреагирование вовне обратили против человека, который предположительно или в действительности использует эту защиту.

Сексуальная революция

Можно было бы отнести сексуализацию или инстинктуализацию к подвиду отреагирования вовне (все-таки эта защита зачастую предполагает какое-то выражение). Но во-первых, существует сексуализация без отыгрывания – это эротизация, а во-вторых, это явление чрезвычайно любопытное и заслуживающее отдельного рассмотрения.

Некоторые, не будем показывать пальцем, но это был Фрейд, считали, что в основе всех человеческих мотиваций лежит сексуальная энергия – либидо, которая существует сама по себе, ни из чего не проистекает и ни от чего не зависит. Позднее Фрейд пересмотрел свои взгляды и включил в число базальных энергий еще и тягу к разрушению, агрессию, человеческую деструктивность. Но понятие берет свое начало как раз из тех времен, когда первый психоаналитик в мире еще не изменил своих взглядов. Позднейшие исследования сексуальной энергии весьма удивили психоаналитиков: сексуальная фантазия и активность используются как защита для управления тревогой, сохранения самоуважения, нивелировки стыда или отвлечения от чувства внутренней умерщвленности. («Я, я такое!» — подпрыгивая, тянет с задней парты руку мое бессознательное. Особенно знакомо мне это чувство внутренней умерщвленности. Надо сказать, что сексуализация принесла мне немало пользы: проблемы вместе с продолжительной терапией ушли или отступили, а вот хорошее отношение к сексу осталось 🙂 Предоставлю слово Нэнси Мак-Вильямс: «Люди могут сексуализировать любой опыт, бессознательно стремясь превратить ужас, боль или другое переполняющее чувство в восторг. В аналитической литературе этот процесс называется также инстинктуализацией. Сексуальное побуждение – наиболее действенный способ почувствовать, что ты жив. Детским страхом смерти, который испытал ребенок, оставшийся один, ужасом перенесенного насилия над ним или другого страшного несчастья можно управлять психологически посредством превращения травматической ситуации в жизнеутверждающую. Изучение людей с необычными сексуальными наклонностями часто открывало опыт детских переживаний, которые превосходили способность ребенка справляться с ними и вследствие этого были трансформированы в самоинициированную сексуализацию травмы».

Сексуализировать можно все, что угодно, например, печальные, с социальной точки зрения, вещи: мужчины сексуализируют агрессивность, женщины – свою зависимость от мужчин (убоявшаяся жена, кстати, из той же оперы). Сексуализируются власть, деньги, грязь, присутствие талантливого учителя (еще со времен Сократа это ни к чему хорошему не вело!). Таким образом, защита создает почву для искушения, и необходимы четкие законы, которые регулируют отношения между студентом и преподавателем, подчиненным  и начальником и т.д. Механизм действия сексуализации нехитро устроен: находясь в слабой, зависимой позиции человек испытывает негативные чувства – зависть, чувство неполноценности, угнетенность, враждебность. Недостаток официальной власти может вызвать в нем желание личной власти, эротизированной, так и появляются неуставные отношения, неравные пары и сага «50 оттенков серого». Однако, не стоит вооружаться кольями и вилами и идти жечь ведьму-сексуализацию. Эта защита изначально не является плохой. И вновь предоставлю слово специалисту: « Человеческие сексуальные фантазии, паттерны ответов и практика, вероятно, в большей степени индивидуальны, чем большинство других психологических аспектов нашей жизни. Что одного человека может зажечь, другого оставляет холодным. Если я сексуализирую опыт, полученный от того, что кто-то держит меня за волосы (даже если истоки моего поведения лежат в детстве и представляют собой защитное сексуализирование таскания за волосы моей жестокой матерью), и мой сексуальный партнер любит перебирать пальцами мои волосы, я, вероятно, не буду обращаться к психотерапевту. Но если я сексуализирую переживание страха перед насилующим, вновь и вновь вступая в отношения с мужчинами, которые бьют меня, то мне хорошо было бы поискать помощи. Как и у любой другой защиты, у сексуализации имеются контекст и следствия ее использования во взрослом возрасте, которые определяют, надо ли (мне самой или другим) расценивать ее как позитивную адаптацию, дурную привычку или патологию». Так-то.

Предел мечтаний

Изначально считалось, что сублимация (ура, мы добрались-таки до конца! Скорее растолкайте спящего соседа и спешите видеть!) – это королева защит, самая здоровая, самая творческая среди них, которая позволяет находить конструктивные пути для примирения бессознательных стремлений и социально приемлемого поведения. Фрейд называл сублимацией социально приемлемое разряжение возникающих биологически импульсов. В его теории дантист может сублимировать желание причинять боль, художник – тягу к эксгибиционизму, а адвокат – желание уничтожать врагов и т.д.

Данная защита считается конструктивной и здоровой по двум причинам: во-первых, она полезна для общества, а во-вторых, вместо того, чтобы удерживать в себе мощнейший импульс, человек разряжает скопившуюся у него внутри энергию вовне, не трансформируя ее, как при отреагировании вовне, и не удерживая, как при изоляции и отрицании. Коротко говоря, сублимация – это креативный и полезный способ выражения проблемы или конфликта.

Здесь важно упомянуть, что в обществе бытует мнение о психотерапии как о способе избавления от инфантильных частей личности (именно она продуцирует традиционно осуждаемые мысли, желания и стремления). На самом деле психотерапия помогает принять их в себя во всем многообразии, а также преобразовать то, что раньше разрушало человеческое «Я», в нечто созидающее и конструктивное. То есть, использовать сублимацию. Но инфантильная часть личность навсегда останется с нами, это наш внутренний ребенок, у нас нет возможности (слава богу!) существовать без него. В первую очередь, любая психотерапевтическая работа направлена на то, чтобы человек научился жить в мире с самим собой, таким, какой он есть. Чтобы он спокойно принимал свои желания, не отгораживался от своих мыслей, не ел себя поедом за «неправильности», а просто БЫЛ. Это, кстати, здорово увеличивает и способность к эмпатии, сиречь, к состраданию. Никакого чудесного «очищения» от того, что представлялось грязным или постыдным, в конце тоннеля не произойдет. Произойдет другое чудо: вы перестанете себе казаться грязными  постыдными. Но это уже совсем другая история, не о психологических защитах, а о самом процессе терапии, одном из самых завораживающих процессов, которые я наблюдала и ощущала в своей жизни в качестве клиента, так что могу, наверное, писать об этом, не рискуя быть обвиненной в рекламе или в пропаганде.