Бывают такие дни, в которых все — само счастье. Внутри, снаружи, внизу, наверху. То есть, скорее, даже так: различия — низ или верх, снаружи или внутри — в такие дни просто перестают существовать. Все одно, все целое. Все про счастье. Бывают такие дни. Когда все в радость. Вся эта жизнь вообще — с ее благами цивилизации, сомнительными благами цивилизации, ЗОЖ, вредными привычками, зависимостями, свободами, осознанием, непониманием, движением и покоем. Со старинным православным храмом рядом с домом, свечкой за здравие и за упокой, крепким кофе в восточном кафе, одеждой, пропахшей благовониями. Просто вся эта жизнь: девушка за соседним столом, цитирующая кусочек из «Звездной мантии» Павича, прикуривая сигарету; сиюминутная ностальгия по табачному дыму, понимание, что это того не стоит. Волны страха и волны бесстрашия — способность серфить с закрытыми глазами и там, и тут, и здесь же — неожиданно камнем идти ко дну, но вновь выныривать и дышать. Ощущение тупика и ощущение чуда. Листья в парке Александро-Невской Лавры, распространяющие уже тот особый в воздухе запах, какой бывает, когда их прихватит первая сентябрьская прохлада. Такие цвета сухой теплой осени, что грех надевать солнцезащитные очки, потому что хочется все-все увидеть и впитать в себя, и черт с ним — со стилем. Потому что кажется, что сам Бог с тобой сейчас рядом. Когда-то очень давно (вроде недавно, а вроде — давно), в детстве, такие дни, как этот, бывали часто. То есть даже, скорее, так: различий между такими днями не было вовсе. Из таких дней состояло все — вчера, сегодня, завтра, этот и следующий миг. Лето, осень, зима. Вечер, утро и ночь. А потом все незаметно поделилось. Никто не помнит, когда и как. Я не помню. Поделилось и стало хорошим или плохим, легким или тяжелым, приятным или неприятным, желанным или нет, белым или серым, любимым или нелюбимым. И все вокруг говорили, что это жизнь. А ты смотрел и не верил своим глазам. Не хотел верить, что это так. В тебе жила еще память, что жизнь — она про чистое счастье, которое без конца. И ты начал искать. И чего ты только не видел. Каких только низов и небес. И ты верил, и ты не верил. И ты ошибался, падал, приподнимался. Ничего не знал про себя и про жизнь, делал вид, будто что-то знаешь, сдавался, стремился, предавался и предавал. Ломал и ломался. Однажды ты даже смирился с мыслью о том, что здесь, на Земле, не бывает радости навсегда. Что все хорошее здесь обязательно заканчивается, и за ним снова приходит мучительное и раздирающее по какому-нибудь поводу или вообще без. Мучительное — разделяющее пополам на черное и белое, приятное и неприятное, хорошее и плохое, комфортное и нет, любимое и нелюбимое. Ты смирился, но долго не продержался. Потому что само смирение не про это. Не про то, чтобы принять ограниченность своего восприятия, но принять много больше — чтобы стать дальше ограничений и рамок, за которыми и начинается бесконечность. Бесконечность радости. И ты шел дальше. Потому что ничто не давало забыть тебе, какая бывает жизнь. Настоящая жизнь про радость, про чистое счастье всегда. Такое счастье, которое не имеет ничего общего с весельем, удовольствием или комфортом. Которое выше этого, которое вне категорий быта. Такая радость, без которой любое действительно полезное и необходимое благо цивилизации может оказаться всего лишь бессмыслицей. Такая естественная радость жизни: когда несмотря ни на что замечаешь, что листья в городе уже прихватила первая прохлада, что клен уже наполовину красно-желтый. Такая радость жизни — когда работы стало еще больше, вместо одной зависимости, от которой удалось избавиться, обнаружилась другая, но ты стоишь на светофоре, кутаешься глубже в шарф и инстинктивно улыбаешься прохожим, просто потому что вы встретились глазами. А потом машешь на перекрестке проезжающим мимо байкерам — потому что просто светит солнце. Снаружи и внутри. Просто потому, что кто-то отпустил нам дополнительных теплых дней, и у тебя щенячий восторг. Просто потому, что кто-то, кажется, наконец научился ценить жизнь. Каждую ее секунду. Без дополнительных условий. Просто потому, что жизнь происходит. Просто потому, что она дана. Бывают такие дни, в которых все про чистое счастье. Внутри, снаружи, внизу, наверху. То есть даже, скорее, так: не существует вообще различий — низ или верх, снаружи или внутри. Все одно, все целое. Все просто, и все — про счастье. Бывают такие дни. И они бывают все чаще и чаще. И я все чаще думаю — а вдруг получится…