Фрида Кало. Саэта темной любви

Когда умру, схороните меня с гитарой в речном песке.
Когда умру… В апельсиновой роще старой, в любом цветке.
Когда умру, буду флюгером я на крыше, на ветру.
Тише… когда умру!
Ф. Г. Лорка

Неизменная, ясная улыбка в миг встречи со смертью отличала истинных эллинов, подлинных самураев и неукротимых викингов. Здравствуй, погибель, я знаю тебя по имени, мы наконец-то встретились, я не боюсь! Все мы однажды обратимся в прах, из которого созданы, все страдания  завершатся, боль утихнет и радость пройдет. Все мы умрем — завтра или через десятилетия.

Эта улыбка, полная мудрости, горечи и любви знакома испанцам с кинжально-острым предощущением смерти, мексиканцам с их культом muerte, индейцам, считавшим доблестью хохотать на жертвенном камне, за секунду до того, как жрец коснется груди ножом из острого обсидиана. Эту едва заметную, обращенную внутрь улыбку мы видим на картинах и фотографиях Фриды Кало.

Посмотрите!

Прекрасной женщине, похожей на богиню атцеков, с гордостью носящей на шее тысячелетнее ожерелье, красивой, смелой, деятельной, — 46 лет. Ей недавно ампутировали правую ногу. Десятки раз в жизни она сталкивалась со смертью, смотрела ей в лицо и побеждала. И даже предчувствуя скорое поражение, понимая, что силы организма исчерпаны, Фрида Кало улыбается. Ей нечего бояться. «Я весело жду ухода и надеюсь никогда не возвращаться», — писала она в дневнике незадолго до смерти.

Когда 6 июля 1907 года у фотографа Гильермо Кало и его жены Матильды родилась третья дочь, ничто не предрекало  ей особого будущего. Девочка как девочка, пухлая, миленькая, с характером — но без него в многодетной семье нелегко.

Первое несчастье ждало Фриду в шесть лет. Она переболела полиомиелитом. Прививок от этой страшной болезни ещё не делали, эффективных лекарств не было, выживших после острой фазы подстерегали неизлечимые параличи. Маленькой Фриде относительно повезло — она отделалась легкой хромотой. Другая девочка бы смирилась, сделала дефект «изюминкой», как Луиза де Лавальер или озлобилась бы как королева Жанна Бургундская, но Фрида пошла на таран. Она решила доказать всему миру, что увечье не делает её слабой.

Девочка начала заниматься спортом — и не гимнастикой или теннисом, а боксом. Она прекрасно училась и на шестнадцатом году жизни поступила в школу «Препаратория» для подготовки к поступлению в медицинский институт — из 2000 абитуриентов лишь 35 были женщинами. Фрида мечтала стать врачом, с её трудолюбием, целеустремленностью и блестящими способностями она могла бы достичь серьёзных успехов. Но судьба только начала разыгрывать первые сцены драмы.

Стены школы расписывал в национальном стиле знаменитый художник, бунтарь и женолюб Диего Ривера. Что дамы находили в немолодом, обрюзгшем, лысоватом и совершенно непривлекательном на первый взгляд латиноамериканце — бог весть. Но обе его жены (польская художница и мексиканская писательница) и многочисленные любовницы были красавицами, обожающими своего повелителя. Семнадцатилетняя Фрида влюбилась с первого взгляда.

Эпатажная девица сперва не заинтересовала художника — судя по биографии, Ривера любил ярких и сильных женщин, отдавая приоритет внутреннему огню. Ни увлечение коммунизмом, ни восторг перед монументальной живописью не помогли Фриде добиться взаимности. Танец жизни не привлек Диего — пришлось исполнить танец смерти.

19-летняя Фрида ехала в автобусе по городу, ехала по своим делам, не ожидая ничего скверного. Водитель не справился с управлением. Автобус столкнулся с трамваем. Фрида получила повреждения, теоретически несовместимые с жизнью — даже в наши дни такая травма вызов для медиков. Позвоночник сломан в трех местах, таз сломан в трех местах, правая нога в одиннадцати, левая стопа вывихнута и раздроблена, в живот вонзился трамвайный поручень, задев матку. Из обезболивания — эфир и морфий. Антибиотиков нет. Рентгена нет. По иронии судьбы в автобусе перевозили мешок с золотой краской, сияющий порошок засыпал изуродованное тело — символ вполне в духе будущих картин Фриды.

Целый год смерть ходила вокруг больничной койки, хихикала из-под наркозной маски, подкручивала щипцы и винты непреходящей боли. А Фрида выжила. И получила бесценный подарок — опыт страдания. Юных девушек (впрочем, и парней тоже) в Литинституте нередко упрекают за худосочную лирику и эфемерную прозу, выдуманные чувства и вышитые гладью сюжеты — молодые авторы пишут о том, с чем никогда не сталкивались. 19-летняя Фрида на год оказалась заперта в клетке своего тела, не имея возможности встать с кровати. Она попросила у отца холст и краски, полотно закрепили в держателе так, чтобы девушка могла рисовать сидя. И ее неукротимый, пламенный дух выплеснулся в картины.

Диего Ривера, наконец, разглядел во влюбленной девушке не просто редкую красоту, но и талант по мощи и ярости равный собственному. Брак художника с Гуадалупе Марин к тому моменту уже распался, рука и сердце были свободны. 43-летний Ривера женился на 22-летней Фриде, получив разом и жену, и натурщицу, и товарища по ремеслу, и соратника по коммунистическим идеалам. Свадьба, как водится в южных краях, завершилась дракой — бывшая жена Риверы начала унижать Фриду, молодожен вспылил и прострелил кому-то палец, оскорбленная невеста уехала к родителям и лишь через несколько дней уговоров вернулась к мужу.

Семейную жизнь сложно было назвать спокойной — в «синем доме» в районе Койоакан не переводились гости — художники, литераторы, журналисты, политики, их подруги, жены, натурщицы. Спорили, пели, много курили, пили текилу и целовались во дворике, путая порой — с кем…

Первые годы брака Фриду не оставляла надежда на счастье. Невзирая на пережитое она сохранила красоту и подвижность. Живопись давалась легко, картины становились сложнее и ярче. Диего не мог налюбоваться на любимую жену, ревновал её и восхищался ей. «У нее было изящное нервное тело и нежное личико. Длинные во­лосы, темные густые брови соеди­нялись на переносице. Они были по­хожи на крылья дрозда, а из-под них на меня смотрели два удивительных карих глаза».

Фрида готовила любимые блюда мужа и подавала их, прикрыв салфеточкой с надписью «обожаю тебя». Она купала супруга в ванной, ухаживала за его одеждой, наводила порядок в мастерской. И страстно мечтала иметь ребенка — но израненный организм взбунтовался. Трижды Фрида беременела и трижды случался выкидыш. Ривера повез жену в США, в госпиталь Генри Форда, надеясь на помощь американских врачей, те развели руками — безнадежно.

Фрида ушла в творчество. Её живопись напиталась нереализованной энергией и невыдуманными страданиями, стала буквально истекать кровью. Из одаренной девушки она превратилась в самобытного художника, её работы начали привлекать внимание, выставляться и покупаться — сам Пикассо однажды дал обед в честь талантливой мексиканки. Возможно, это вызвало подспудную ревность мужа — обе его предыдущих жены были яркими, но их талант подчеркивал, а не затмевал талант Риверы. «…Она начинает работу над целой серией шедевров, каких еще не зна­ла история живописи, — картин, вос­певающих стойкость женщины перед лицом суровой истины, неумолимой действительности, людской жесто­кости, телесных и душевных мук», —писал он. Очевидно, что на прежнюю заботу и нежность времени уже не оставалось.

Диего вернулся к прежним подругам и завел новых. Он изменил Фриде даже с её младшей сестрой Кристиной. В отместку Кало очаровала самого Троцкого и даже посвятила ему автопортрет. Отношения в семье обострились. «В моей жизни было две аварии: одна — когда автобус врезался в трамвай, другая — это Диего», — сказала однажды Фрида. В 1939 году супруги развелись.

Фрида пыталась заглушить телесную и душевную боль текилой и многочисленными увлечениями. Диего бесновался как лев в саванне. Они появлялись в одних и тех же компаниях, смеялись, шутили, заводили романы. «Нет ничего дороже смеха, с его помощью можно оторваться от себя, стать невесомой», — улыбалась Фрида. И изображала себя истерзанной, окровавленной, истыканной стрелами или ножами — её сердце переполнилось страданием.

Через год художники снова вступили в брак, чтобы больше не расставаться — до самой смерти. Здоровье Фриды с годами стало стремительно рушиться, — усилились проблемы с позвоночником, воспалились старые шрамы и переломы. Ей пришлось принимать наркотические обезболивающие, но вскоре и они перестали помогать. В 1953 году Фриде ампутировали ногу, на свою первую персональную выставку в столице Мексики она приехала, лежа на кровати, как королева, увенчанная короной тяжелых кос. И принимала поздравления, слушала музыку, шутила и болтала с друзьями… А меньше чем через год встретилась со своей смертью во второй раз — и проиграла битву.

За неделю до смерти Фрида закончила последний натюрморт — торжествующие, полные алой плоти разрезанные арбузы, на одном выведено «Да здравствует жизнь». А в её дневнике нашли стихотворение — последнее послание миру, звонкий голос прекрасной и сильной женщины. Аве, Фрида!

Я многое смогла
Я смогу ходить
Я смогу рисовать
Я люблю Диего больше
Чем люблю себя
Воля моя велика
Воля моя жива.