Вчера, возле метро пришлось показывать сотрудникам милиции свои документы. Обычно они как-то не обращают на меня внимания – видимо, борода спасает. Человек с неподстриженной бородой для них по умолчанию либо – бомж, либо – священник. Обе категории никаким боком не входят в сферу их нехитрых милицейских интересов. 
Но вот вчера почему-то остановили.

Попросили документы. Стоят, с деловыми физиономиями, разглядывают мой паспорт. А я разглядываю их. Совсем еще мальчишки, наверное, срочники. Смешные такие, оба — лопоухие, конопатые… Форма топорщится, фуражки болтаются и вообще как-то все у них сикось-накось. Смотрел-смотрел я на их неподшитые брюки, сбившиеся в гармошку, и вспомнил один забавный случай из своего детства.

В нашем районном центре имелось несколько городских сумасшедших. У каждого был свой прибабах, свое прозвище и своя узкая специализация. Например, один дурачок с помпезной кличкой — «Зодиак» интенсивно собирал бутылки. Целыми днями таскался он по городу с дерюжным мешком, складывая в него пустую стеклопосуду. На вырученные деньги покупал себе недорогой транзисторный радиоприемник и слушал музыку. А когда садились батарейки, закидывал приемник на чердак и покупал себе новый. Однажды, местная шпана украла с чердака всю его коллекцию. С тех пор он закапывал очередной умолкший транзистор в каком-нибудь укромном месте. Наверное, он полагал, что замолчавшие приемники умирают.

Другой сумасшедший – Юра, получил в наследство от покойного отца сарай с полным комплектом плотницкого инструмента. Там был и шикарный верстак, и рубанки с фуганками, и клещи, и стамески и еще масса всяких любопытных штучек, которым мы, мальчишки, тогда и названия-то не знали. Став владельцем всего этого богатства, Юра начал плотничать. Он разбирал у себя в сарае деревянные ящики из под стеклотары, которые потихоньку таскал от ближайших магазинов.

Работал неспешно и обстоятельно. Сначала выдергивал из ящиков все гвозди, потом старательно выпрямлял их на маленькой наковальне и ссыпал в трехлитровые банки. А полученные дощечки аккуратно складировал штабелями в глубине сарая. Через несколько месяцев он заполнил дощечками все свободное пространство, и работать ему стало негде. А потом Юрин сарай сгорел. То ли случайно, то ли подожгла какая-то сволочь…
Юра очень переживал. Корил себя за то, что не уберег отцову память.

Но самым популярным сумасшедшим в городе был Коля-дурачок. Обыкновенный даун, со всеми сопутствующими внешними признаками этой болезни, он резко выделялся из общего ряда местных юродивых своей профессией. Вернее – местом работы. Дело в том, что Коля-дурачок работал… в милиции! Кто-то из его родственников дружил с начальником РОВД. По знакомству Колю сначала пристроили уборщиком в местный вытрезвитель. Рядом с вытрезвителем находился питомник служебных собак. И со временем Коля пошел на повышение – стал помогать кинологам кормить овчарок и убирать собачьи клетки.

По городу Коля щеголял в милицейской форме. Старый китель без знаков различия, гимнастерку и брюки с рантом ему отдал кто-то из кинологов. А шкодливые ППСники втихаря подарили Коле портупею, фуражку, капитанские погоны и прочие недостающие детали офицерского обмундирования. По-моему, даже пустая кобура у него имелась.

Больше всего на свете Коля любил регулировать уличное движение. Он становился где-нибудь на тихом перекрестке и упоенно махал самодельным жезлом, указывая проезжающим автомобилям правильный курс. Машин в городе тогда было немного. Все местные водители знали странного регулировщика в лицо и относились к нему с симпатией. Дурачок в форме гаишника был для них утешительным зрелищем, своего рода визуальной компенсацией за все обиды и притеснения, которые любому шоферу приходится терпеть от повелителей мигалки.

Милицейское начальство смотрело на костюмированные Колины развлечения сквозь пальцы. Вот только погоны ему время от времени срезали. Но через пару дней Коля неизменно пришивал себе новые, благо стоили они тогда в военторге – полтора рубля пара.

Так все и шло своим чередом. Но однажды Коля решил порегулировать движение на въезде в город. Водители транзитных машин, естественно, не знали о Колиных забавах. Увидев странного гаишника, подающего жезлом какие-то безумные команды, иногородние шофера на всякий случай ставили машины к обочине и готовили документы. Таким макаром Коля остановил с десяток большегрузных фур. Документы проверять он не торопился, и водилы сами пошли выяснять причины остановки…

Все кончилось тем, что Колю тогда сильно побили. Милицейская форма на дурачке далеко не у всех вызывает приятные ассоциации.

С тех пор на дорогах Коля уже не появлялся. Но регулировать ему очень хотелось. И он придумал своей больной головой великолепную замену опасным упражнениям на перекрестке. Каждый день, примерно, за пять минут до окончания смены, Коля становился возле заводской проходной и ждал. Ревел гудок, смена заканчивалась, через проходную начинали валить толпы рабочих. Вот тут-то Коля и принимался деловито размахивать своим жезлом, регулируя движение сварщиков, фрезеровщиков и токарей. Работяги его любили.

А случай я вспомнил вот какой. Приехал к нам погостить мой дядя, брат матери. Мне было лет пятнадцать. И пошли мы с ним как-то вечером попить кваску. Стояли тогда в летнюю пору на тротуарах такие здоровенные пятисотлитровые желтые бочки с надписью «Квас», и бабушки-продавщицы наливали из них свежий напиток. За три копейки – стакан, за шесть копеек – кружку. Иногда, эти же бабушки продавали еще и мороженое. Его привозили в картонных коробках, которые сгружали тут же возле бочки, прямо на асфальт. А чтобы оно не таяло, в коробки клали замороженную углекислоту, «сухой лед». Он обжигал руки, дымился, и таял, не оставляя луж. А когда кусочек сухого льда бросали в воду, он начинал носиться там со страшной силой и пускать пузыри. Ах, какое же это было славное время — детство! Какие удивительные вещи нас окружали тогда!…

Отстояли мы с дядей Борей в очереди, попили квасу. Он мне купил мороженое. Довольные, не торопясь, топаем домой. Беседуем. И вдруг гляжу – навстречу идет Коля. В форме. В фуражке. С дерматиновой папкой (в которой он таскал нарезанные старые газеты). Метров с двадцати, ну просто ни дать, ни взять: усталый инспектор уголовного розыска возвращается домой после напряженного трудового дня. Ну, думаю, сейчас будет цирк.

А дядя Боря еще не просекает ситуацию: подумаешь – милиционер идет по улице, делов-то… Но по мере приближения в облике «инспектора» проявляется все больше и больше пикантных деталей: фуражка набекрень, китель, застегнутый не на ту пуговицу, смятые в гармошку брюки, расстегнутая ширинка, через которую торчит угол форменной гимнастерки… Короче – красавец! Смотрю, замолчал вдруг мой дядя Боря и с недоумением смотрит на это чудо природы. А Коля тоже поднял на него свои бездумные голубые глазки. Язык изо рта торчит, слюни текут по подбородку… Обменялись они эдак взглядами и пошел себе Коля дальше. А дядя Боря остановился и долго смотрел в мятую Колину спину. Потом спрашивает у меня:

– Слушай, а кто это?
– Не видишь, что ли, — говорю, — сотрудник милиции.
– Нет, я серьезно.
– И я серьезно.

Самое смешное, что я его вовсе не разыгрывал. Коля-дурачок и в самом деле являлся сотрудником РОВД, зарплату там получал.

Дядя Боря задумался надолго. Потом говорит:

– И много у вас здесь таких… сотрудников?

Этот самый случай и выплыл из памяти, когда лопоухие сержанты проверяли мои документы. К чему? Я и сам не знаю. Просто вспомнилось почему-то детство, сухой лед, квас из бочки… А еще подумалось, что за последние двадцать лет такие вот тихие и безвредные городские сумасшедшие куда-то потихоньку исчезли. Наверное, тягостно стало современным людям содержать в семье больных на голову родственников. Посдавали их в психинтернаты под казенный присмотр, и – делу конец.

Оно, конечно, понятно. Но мне грустно об этом думать. С возрастом все отчетливее понимаешь, что мир, в котором ты вырос, уходит безвозвратно. А на смену ему приходит другой, более жесткий и бессердечный. Иногда мне кажется, что вслед за дурачками скоро наступит черед стариков и инвалидов. А что, – вполне возможное дело. С такими довесками тоже ведь жить нелегко…

Наверное, лишь за единственную категорию наших сограждан в любые времена можно быть абсолютно спокойным: никогда с городских улиц не исчезнут милиционеры. И — слава Богу!

В тексте использованы кадры из м/ф «Про Ивана-дурака», реж. Михаил Алдашин