Кристина Аглинц: «Пианино было для меня, как соска для ребенка»

Музыкальному дару Кристины Аглинц трудно дать определение. Нельзя назвать ее только пианисткой, певицей или композитором — в ней все это гармонично сочетается. Одним словом, глубокий и яркий музыкант. Ее способности проявились очень рано. В пять лет она уже играла на фортепиано и пела, и, наверное, это было естественным для той семьи, в которой она родилась. Не всякий вундеркинд становится профессионалом, но Кристина им стала и продолжает завоевывать музыкальный Олимп. Ее песни исполняют звезды первой величины российской эстрады, а сама она, несмотря на молодой возраст, удостоена правительственных наград и медалей. О семье и музыке мы и побеседовали.

— У меня музыкальная семья, — рассказывает Кристина Аглинц. — Папа тромбонист, заслуженный артист России, известный джазовый музыкант, а мама преподавала музыку. Я росла в атмосфере музыки, в основном, джазовой, потому что папа работал в оркестре под управлением Константина Орбеляна. А что касается классической музыки, то папа всю жизнь мечтал быть оперным певцом, поэтому он пел мне арии из опер наизусть.

Папа привозил из-за границы записи, которых ни у кого не было. Я слушала музыку, и мне это очень нравилось. Когда мне исполнилось шесть лет, мама привела меня к соседке, педагогу по фортепиано Ольге Петровне Поповой. Они были знакомы с детства, гуляли вместе во дворе, моя прабабушка долго общалась с ней и ее семьей. Так я оказалась в классе у Ольги Петровны в 3 музыкальной школе города Самары, где мы жили. Я благодарна Богу за то, что попала к этому педагогу, потому что она дала мне очень многое, а самое главное — привила мне любовь к музыке, а не отбила охоту ею заниматься, как это нередко бывает.

— Вы помните ваше первое знакомство с инструментом?

— Нет, не помню, я была очень маленькая. Мама мне рассказывала, что в возрасте шести месяцев, чтобы я не плакала, меня сажали за пианино, в подушках. Я еще плохо сидела, но с увлечением нажимала на клавиши, и в доме воцарялось спокойствие. Пианино было для меня как соска для ребенка. Будучи двух-трехлетним ребенком, я только и занималась тем, что сидела за пианино и что-то подбирала.

В четыре года я уже играла мелодию Поля Мориа. Играла и «Лунную сонату» Бетховена, причем партию левой руки у меня играла правая. Подбирала сама, никто меня даже не пытался этому научить. На прослушивании в музыкальную школу сыграла что-то из русских народных песен двумя руками, и меня тут же приняли, потому что я уже умела играть сама по себе. Более или менее кривыми пальцами, но играла. Мне ведь больше нечем было заняться: мама занята, бабушка занята, на улицу не пойдешь — летом все разъезжались, в куклы надоедало играть, по телевизору мультики показывали редко. Что было делать? И я садилась за пианино.

— Какое воспитание вы получили в семье?

— Раньше было принято рожать детей в очень молодом возрасте. Люди жили в настоящей семье, с несколькими поколениями родственников. И вот эта связь поколений — это очень ценно. Я выросла с прабабушкой, которая родилась в 1903 году. Она долгожитель, вырастила своих детей, маму и меня. Она очень повлияла на мое воспитание, многое мне передала. А если бы мама родила меня не в двадцать семь, а раньше, я бы застала и прапрабабушку.

У нас в семье все очень трудолюбивые. Мы не стремимся к роскоши, к какому-то комфорту для себя. Нам достаточно самого необходимого. Не так, конечно, как армии, но близко к этому. Папа у меня очень дисциплинированный человек. Никогда в жизни никуда не опоздал. Не то что я — на наше с вами интервью опоздала на пять минут! Мама менее дисциплинированная в этом плане, но она человек слова. Мы придерживаемся простых отношений, и это самое главное. Никакой наигранности, никаких излишеств.

Не могу сказать, что меня воспитывали в строгости, но какие-то вещи отсекались сразу, просто на корню. Года в три я хотела взять копейку из сдачи. Даже еще не взяла, а только потянулась. Как же родители меня ругали! Первый раз в жизни. После этого у меня было эмоциональное потрясение. Запомнила на всю жизнь, что чужое ни в каком виде брать нельзя. Если на полу будет лежать миллион долларов, я пройду мимо. У меня такой принцип — никогда ничего чужого не поднимать. Если в магазине вижу, что валяется кем-то потерянный кошелек, я вызываю сотрудника магазина. У меня принцип не брать ничего и никогда, и в своем убеждении я тверда.

— Когда вы впервые оказались в Москве?

— К Москве у меня всегда было трепетное отношение. В семь лет я попала на кремлевскую елку в столицу. Москва показалась мне величественной, помпезной — таких больших зданий, таких просторов я до этого не видела. Все время боялась отстать от мамы и хватала ее за руку. На спектакле дети были без родителей, и я очень нервничала. Думала — а вдруг мама меня не найдет и я не вернусь обратно в Самару? Теперь Москва — мой родной город, в котором я живу уже давно и считаю его своим. Когда я приехала из Самары и поступила в Российскую академию имени Гнесиных в класс профессора А. Г. Скавронского, мне было очень сложно войти в московский ритм жизни. В Москве у меня много любимых мест — все эти окрестности, улицы и переулки, связанные с Академией, Патриаршие пруды, храм у Никитских ворот, где венчались Пушкин и Натали…

— У вас успешно складывалась карьера пианистки, вы получили награды на престижных конкурсах. А как случилось, что вы стали певицей?

— Я пела всегда. И еще в академии Гнесиных педагоги по вокалу говорили, что мне надо учиться. Я могла бы стать оперной певицей, у меня были задатки к этому. Но на это не хватало ни времени, ни сил, поскольку я всецело занималась игрой на рояле и, как человек ответственный, всеми другими предметами, которые нам преподавали. Окончила Академию с красным дипломом и вдруг вновь почувствовала тягу к пению. И стала петь. Начала с джаза, долгое время пела в джазовом клубе. И там меня нашли и пригласили на крупный конкурс в Америку, где я стала Гран Чемпионом, выиграла во всех номинациях.

— А песни как вы начали писать?

— Это проявилось еще в юности. Прежде всего, я пишу патриотические песни, к которым отношу все, что связано со своей землей, со своим домом, с Родиной. У меня много песен про военных, потому что мой дедушка Михаил Васильевич Муравьев — Герой Советского Союза. Я кропотливо собираю материалы о его жизни. Дедушка не рассказывал про свою военную службу и про то, что происходило в годы Великой Отечественной войны, поскольку он был военным разведчиком. Знаю только, что немцы были очень заинтересованы в том, чтобы его поймать. Они раскидывали листовки, где за его голову обещали награду.

Дедушка был очень смелым человеком, у него много орденов и медалей. При форсировании Днепра в кровопролитном рукопашном бою он был ранен. Его отправили в военный госпиталь в город Куйбышев, сейчас это Самара. Там он познакомился с молоденькой девушкой, которая проходила практику в этом госпитале. Она стала его женой и моей бабушкой. Потом у них родилась моя мама. После ранения он всю жизнь хромал. А дедушка со стороны папы пришел с войны без ног…

В память о дедушке я написала свою первую песню «Боевые офицеры» на стихи Людмилы Гаврюшиной. Эта песня пошла по стране, она живет своей жизнью. Ее записали Иосиф Кобзон и Ансамбль песни и пляски имени Александрова. Исполняю ее и сама, если меня приглашают. У нас необыкновенный народ, и это очень важно. Мы можем радоваться, веселиться, но все равно внутри, на генетическом уровне мы помним страшные годы войны, всех людей, которые сложили свои головы на поле брани на протяжении всей истории России.

Если человек прислушается к своему внутреннему голосу, к своей совести, то он сразу услышит эту боль предков, которые отдали за него свои жизни. Ведь недаром всегда считалось, что воинский долг — это святой долг. Еще наши монахи по благословению преподобного отца Сергия шли на бой и воевали, и погибали, защищая свою Родину, свою землю, свой народ. Я называю патриотическую песню песней памяти. Это то, о чем мы должны всегда помнить. И человек, который поет об этом в песне, задевает глубинные струны нашей души. Мы помним и надеемся, что такое не повторится… Пишу и романсы, и музыку в жанре cross-over, где соединяется классическая и эстрадно-симфоническая музыка.

— Как рождается песня? Что вас вдохновляет?

— Не могу сказать, что конкретно делает человек, чтобы написать песню. Может, это никакое и не вдохновение, а просто мысли вслух посредством музыки. Вот мы сейчас с вами разговариваем, и я могла бы что-то вам напеть. Музыка и песня — это язык общения, так же, как и речь. Можно прочитать стихи, можно спеть песню, можно нарисовать картину — это тоже своего рода язык, язык красок, язык звуков. А у меня есть еще один язык, на котором я разговариваю, — язык музыки. Если у человека избыток сердечных порывов, то он хочет это высказать. Кто-то выражает это в своих ролях, кто-то пишет картины. А мои уста — это моя музыка.

— Кто ваш любимый композитор?

— Бах. Мне кажется, этот композитор транслирует нам то божественное ощущение, которое через столько веков не меняется. В его музыке присутствует связь вселенского и земного. Эта музыка напоминает человеку о Боге, и в этом причина, почему она живет, хотя прошло столько времени.

 — Насколько я поняла, вы любите спорт.

— Игра на рояле — это своего рода спорт, потому что человек должен каждый день заниматься своим делом. Это трудоемкая сидячая работа. Чтобы овладеть инструментом, нужно проделать колоссальную работу, затратить огромное количество времени, когда человек трудится безмерно. Бывает, самочувствие плохое или еще что-то, а все равно надо заниматься каждый день, отказывать себе во многом. Спорт — это тоже очень тяжелый труд. Когда человек выходит и выступает на соревнованиях, за его плечами стоят многолетние каждодневные тренировки, преодоление себя. Для меня спорт — понятная история, потому что я знаю, что это такое и каких трудов это стоит.

Когда я написала «Олимпийский марш», мне очень хотелось поддержать наших спортсменов. И я всегда понимала, что музыка — это очень важный аспект в поддержке соревнования. Вспомните, какой трепет испытывают люди, когда звучит Гимн России. Невозможно при этой музыке просто сидеть, настолько он потрясающий, державный, настолько мобилизует. Ни в коей мере не сравниваю свою песню с Гимном, никаких сравнений здесь быть не может. Музыка этой песни родилась сразу. Потом я пришла к поэту Александру Вулыху, написавшему очень много известных песен. Так и появился «Олимпийский марш».

— Что дает музыка человеку?

— Смотря какая, ведь музыка — это огромная эмоциональная сила. Музыка очень влияет на человека — может и расслабить, и ввести в агрессию. Под воздействием музыки человек может начать думать о высоком — или о низком — все зависит от того, что вы слушаете. Культура понимания музыки идет из семьи. Если не будет желания со стороны самих родителей, то никакой дядя не сможет заставить маму отвести своего ребенка в музыкальную школу. А если ребенку никто не сказал, что существует музыка Моцарта и Бетховена, то он будет думать, что кроме жанра шансон больше ничего нет. Папа слушает шансон, мама слушает шансон, а ребенок что будет слушать? Более того — как-то на детской площадке в День города я услышала музыку в жанре шансон. Почему нельзя поставить «Петю и волка» Прокофьева, «Щелкунчика» Чайковского, что-нибудь из классического детского репертуара? Наверное, человек, который это поставил, не знает о существовании другой музыки, потому что его родители в свое время не отвели его в музыкальную школу. Все, круг замкнулся. Может сложиться впечатление, что я не люблю шансон (смеется). Все жанры должны быть примерно в одинаковых пропорциях. Когда что-то перевешивает, мне это не нравится. Если бы радио и телевидение с утра до ночи крутили джаз, мне бы это тоже не понравилось. Должна быть гармония. А у нас отовсюду, вплоть до магазинов, играет практически одна и та же музыка.

— Есть ли у вас свободное время?

— Практически нет — то работа, то встречи, то что-нибудь еще. Если выдается свободное время, стараюсь просто поспать — часто это происходит в машине на гастролях.

— Какая вы в жизни, за кулисами?

— Я, наверное, разная, но об этом лучше спросить у людей, с которыми я общаюсь за кулисами. Сложно о себе говорить. Хотелось бы думать, что я позитивный человек. Очень не люблю негативных проявлений в любом виде. Не терплю непрофессионализм. Если из-за неправильного подхода к работе страдает результат и если из-за одного человека, который недостаточно профессионально работает, страдают пятьдесят человек, то приходится на это реагировать.

— Часто ли вы радуетесь?

— Господь сказал: «Радуйтесь!» Надо всему радоваться, но не всегда это получается. А ведь радость на каждом шагу у человека. Каждую минуту происходит какое-то чудо у каждого из нас, но мы этого не замечаем или не хотим замечать. И не благодарим. А если человек будет благодарить, он поймет, за что он благодарит, и будет радоваться тому, что есть.

— Испытываете ли вы сомнения в себе?

— Мне кажется, что любой человек это испытывает. Как же без сомнений? Это нормально.

— А что вам позволяет преодолевать периоды неуверенности в себе?

— Всегда во всем Бог помогает.

Беседовала Елена Ерофеева-Литвинская