Кто мой ближний?

Однажды я встретил одного своего знакомого, который шел, что-то весело обсуждая с внучкой. Мы поздоровались, перекинулись парой фраз и разошлись — каждый в свою сторону. Но он все не выходил у меня из головы. Я стал думать о нем и вспомнил… ну, в общем придется объяснить.

Дело в том, что та маленькая девочка, с которой он шел и весело смеялся, не совсем его внучка. А можно даже сказать — совсем не его. Он — отчим ее отчима. Поэтому ни между «папой» и «дочкой», ни между «дедушкой» и «папой» нет кровной связи. Это даже не седьмая вода на киселе, а какая-нибудь тридцать четвертая. Когда эта девочка вырастет, она обнаружит, что ее папа на самом деле не ее папа. А ее дедушка на самом деле не папа ее не папы. Жуть какая-то.

Сегодня браки распадаются со скоростью чрезвычайной. Причем не только у молодого поколения, но и, скажем политкорректно, у немолодого. Где-то я даже слышал статистику (впрочем, согласно известному афоризму, статистика — третий вид лжи), что распадается 100% браков — то есть ровно столько, сколько и регистрируется. Среди моих знакомых очень мало людей, кто живет первым браком (да и тем почти всем — за 50).

Поэтому и кровное родство — размывается, становится весьма условным. Многие воспитывают неродных детей. У многих детей увеличивается количество бабушек и дедушек, мам и пап. И нередко на восклицание: «Ваш ребенок — весь в вас», — можно получить в ответ странную (по незнанию ситуации) усмешку.

Можно, конечно, поставить вопрос: хорошо это или плохо? Но будет ли правильным сам вопрос, если в определенном смысле такая ситуация уже становится неизбежной? Да, жизнь подчас движется не так, как нам бы этого хотелось. Но вот обратить это движение в сторону «хорошо» или «плохо» — во многом зависит от нас.

В Евангелии один книжник задает Иисусу вопрос: «Кто мой ближний?» Для обычного человека такого вопроса не существует, потому что ближние для него — это (в лучшем случае) семья. Мы привыкли делить людей на своих и чужих. История знает множество страшных примеров разделения, обособления, вражды людей на основе семейных, родовых, национальных, расовых признаков. Признаков крови.

А представляете — доведем ситуацию с моим знакомым до абсурда, — если никаких кровных связей между людьми не останется? Как тогда вообще жить? Именно жить, а не выживать в условиях (противо)естественного отбора? С кем и как тогда самоидентифицироваться? По-моему, тогда возможна будет только одна самоидентификация — по любви. Как тут не вспомнить Тютчева:

«Единство, — возвестил оракул наших дней, —
Быть может спаяно железом лишь и кровью…»
Но мы попробуем спаять его любовью, —
А там увидим, что прочней…

А ведь это и будет почти как у апостола Павла: «Нет ни Еллина, ни Иудея, ни обрезания, ни необрезания, варвара, Скифа, раба, свободного, но все и во всем Христос» (Кол 3: 11).

Так что сам ход истории толкает нас к осуществлению христианского идеала.

Поэтому — пусть мой знакомый побольше радуется вместе с неродной дочкой неродного сына. Может быть, когда она вырастет и все поймет, в ее душе будет не ужас, а благодарность? Может быть, именно так мы и учимся любить?