Продолжаем публиковать серию лекций сестры Павлы.

Сестра Павла – католическая монахиня из конгрегации Сестёр Миссионерок Святого Семейства блаженной Болеславы Ляминт (Congregatio Sororum Missionarium Sanctae Familiae). Имеет богословское и светское высшее образование (факультет психологии Ростовского государственного педагогического университета), преподаватель, психотерапевт с многолетней практикой. В настоящее время живет и работает в Белоруссии.

Сестра Павла – один из последовательных и опытных христианских психологов. Ее советы ценны и продуманны.

Начало лекции

Следующая мысль – не умею принять дара жизни, значит, не умею принять и тех талантов, и тех даров, которые есть во мне. Харизмы собственной тоже, не умею этого принять и всё время, вместо того, чтобы увидеть что-то, я говорю «во мне нет ничего, абсолютно ничего». Знаете, на самом деле это я бы назвала богохульством, «во мне нет ничего, мне ничего не дано». Бог тебя создает, Бог тебе дает всё, что тебе нужно для жизни. И теперь я бы хотела, чтобы вы может быть даже не просто записали, не просто сейчас это услышали, а вообще чтобы потом когда-то об этом подумать.Бог если разрешает человеку жить, если дает человеку жизнь, то одновременно дает человеку всё для жизни.

Значит, если у меня родители, не поймешь, какие — это для меня дар, это направление моего развития, чтобы слишком много не думать. Если у меня какие-то другие отношения уже во взрослом возрасте, допустим, с друзьями, с знакомыми, с родителями, со свекровью, с тещей и так далее – это тоже идет как дар для меня. Может быть сложный дар, на самом деле, но это тоже идет как дар.
Посмотрите, пожалуйста, на страдания. Мы говорим: Бог такой добрый так почему столько страдания? Бог такой замечательный, Бог такой милосердный, почему страдание? Страдание нам дано зачем? Если очень коротко говорить, то Бог через страдание делает Себе место в нашем сердце, и это лучший метод. Именно так. Бог через страдание делает Себе место в нашем сердце. Бог через страдание делает место в нашем сердце любви, дружбе и истине.

А по-другому до нас не доходит. Надо много раз удариться об дерево, чтобы понять наконец-то, что мы в лесу, такое бывает.

Вернемся к нашей мысли о том, что не принимаю таланты, которые у меня есть. Тебе говорят: «Слушай, ты замечательно говоришь, давай ты скажешь речь по поводу чего-то». «Да вы что, я не умею говорить, у меня не получится, я не могу вообще нормально не то что сочинять, я не могу сочинить ни одного предложения, понимаете ли, это невозможно. Нет, спасибо большое, я, конечно, вам очень признательна, что вы меня заметили и предложили, но я недостойна». Сколько раз мы это слышим, а сколько раз мы так думаем! Иногда мы это думаем и так хотелось бы, чтобы нас начали утешать, но некоторые все-таки не говорят вслух.

Следующая мысль – поддакивание окружающим, иногда тоже это принимаем за смирение. Каждому сказать «да». И знаете что, люди неверующие быстрее в этом ориентируются, а мы, глубоко верующие, истинные христиане, мы думаем, что любить ближнего – это каждому сказать «да». Вообще-то это приспособленческий стиль жизни, это очень удобно, только, знаете что, таким образом мы теряем себя. И теперь, почему это не смирение? А вот потому, что Бог каждого из нас создал как уникальное существо. И если мы начинаем всем поддакивать, мы теряем эту уникальность, значит, мы теряем основной Божий дар, который нам дали вместе с жизнью. Вот почему это не смирение. А смирение – это, конечно, гармоничная жизнь…

С одной стороны, вначале приспособление — это здорово. Нам становится легче жить, не надо ни о чем думать, можно быть безответственным, спокойно всё продолжается. С другой стороны, теряем себя. Где-то, по-моему, у Антонио де Мело, я прочла такую мысль в книге «Почему поет птица». Общество, которое приручило своих бунтарей, обрело покой, но потеряло свое будущее. И здесь то же самое. Обретаем покой, так называемый покой, во всяком случае, на поверхностности это, конечно, будет покой. Никто нас не будет трогать, все нас будет любить. И демократ скажет, что это наш, и коммунист скажет, что это наш, и капиталист скажет, что это наш и все скажут – «это наш». Христиане скажут «это наш». Буддисты скажут «это наш». И вообще такой «наш». А где сам этот человек? Где? Непонятно где. Его просто нет. Но это удобно. Только знаете, когда неудобно? Когда они все вместе встретятся (смеется). Тогда это очень неудобно будет, мягко выражаясь.

Значит, такое поддакивание, и мы тут, конечно, входим в серьезный конфликт с Богом и начинаем на самом деле жить ложью. То, что мы ложью в нашей жизни называем, что там, допустим, кому-то сказали, что куда-то не пришли, а на самом деле пришли, это еще не ложь. Вот здесь начинается ложь, знаете, какая. Бог создал меня как свободное существо, как уникальное существо, по Своему образу и подобию со свободной волей. Человека, который может говорит «да» и который может говорить «нет». А я сделала из себя просто уродину таким вот поддакиванием всем. Это призыв к тому, чтобы посмотреть, насколько у меня так называемого смирения живет. Всем скажу «да». Почему-то христиане так делают, слушайте, я не знаю, Иисуса Христа мы вроде как бы знаем. Знаем Его жизнь, Его биографию, Его слова. Знаем моменты, когда Он очень четко говорил «нет». Мы знаем моменты, когда Он очень четко говорил «нет» своим родителям. «Сыне, что ты нам сделал? – А зачем вы меня искали?» Понимаете, Иисус четко много раз говорит «нет». Как он разговаривал с фарисеями, посмотрите, пожалуйста. А почему-то мы думаем, что если будем поддакивать, если будем со всем соглашаться, то это по-христиански. Нет, речь ваша да будет «да-да», «нет-нет». А что сверх этого – от лукавого.

Следующая мысль, тоже проявление ложного смирения – отказ от того, чтобы меня возвышали, потому что я боюсь, что потом буду не соответствовать. Меня поставят на пьедестал, а потом окажется, что вообще-то я не заслуживаю этого места. А вы знаете, это очень хороший опыт, когда тебя ставят очень высоко, и потом ты ясно видишь, что ты просто не дотягиваешь, знаете, как весело. Просто весело, это очень хороший опыт. И тут можно на самом деле очень здорово над собой посмеяться, из меня сделали бога, а тут оказалось, я очень простой человек, понимаете. Или, например, совершенного какого-то духовного наставника, а тут оказывается это человек, который живет и ошибки вообще-то совершает. Это весело, на самом деле, это весело. Если можно посмеяться, то это тоже признак смирения.

Следующий момент. Это та вторая цитата, о которой я вам говорила в самом начале.

Мф. 5:16

Так да светит свет ваш перед людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного.

Я не буду ничего хорошего делать, я буду всегда смиренной, не буду никогда высовываться, будут жить как надо – и это кажется по-христиански. А Иисус говорит ясно, чтобы видели ваши добрые дела, но чтобы они их видели так, чтобы прославляли Отца Небесного, а не вас. Знаете, как, я думаю, Тереза Калькуттская — она известный человек. И она, мать Тереза из Калькутты, она говорила так, что «я карандаш в руках Бога». И эту мысль до конца можно понять, если знать контекст. Она говорит так: «Когда ты получаешь письмо и читаешь, ты думаешь об этом человеке, который писал и о себе, который это читает. Никогда не думаешь о ручке, которой это написано. Никогда не думаешь про карандаш, которым это было написано. И я хочу быть таким карандашом, чтобы видели люди наши добрые дела и прославляли Отца Небесного».

Значит, христиане вовсе не должны где-то плестись сзади, потому что это далеко не смирение. Чтобы видели наши добрые дела и чтобы видели нас, но чтобы видели так, чтобы могли увидеть сразу же тоже и Бога. А вот это сложно и тут начинается настоящее смирение, потому что в этот момент ты понимаешь, что ты вообще не можешь собственными силами делать так, чтобы и люди видели твои добрые дела и сразу же прославляли Бога. Тут просто нужен Он, чтобы взял тебя на руки и через тебя совершал Свои дела. Вот это и есть смирение. И тогда спокойно можно сказать «да, это сделала я». Как Святой Павел говорит, мне это очень нравится, «Дух Святой и мы», а в других местах он говорит «мы и Дух Святой». Понятно, почему так? Потому что само собой разумеется, что Дух Святой здесь был, если это сделано так, чтобы добрые дела видели люди и сразу же прославляли Бога, то понятно, что это сделано так, что Дух Святой был здесь или Он присутствует здесь. Так что можно и не говорить об этом, само собой разумеется.

Еще одно маленькое измерение ложного смирения или такой образ. Умаление свое труда, своих стараний, чтобы результат не показался слишком маленьким. «Ой, какой вы тут ремонт сделали, как замечательно всё! – Да что ты, мы только стены покрасили». А на самом деле, всё переделали, и стены, и плитку, и потолок, и пол, и перекрасили всё. «Да нет-нет, в принципе мы тут ничего такого не делали», понимаете. На всякий случай. А почему? А потому что потом столько труда вложили, и оказалось, что результат какой-то маленький, это очень неприятно. И такие случаи тоже и есть в нашей жизни, и мы наблюдаем в собственной жизни и в жизни других людей. Умаление собственного труда или стараний. «Ну ты и потрудилась. – Нет-нет, ты что, я почти ничего не сделала».

Следующее, это как бы немножко с другой стороны. Такое ложное смирение – это такое своеобразное решение комплекса неполноценности, своеобразное решение. В каком плане? Родители постоянно унижали ребенка, и ребенок с этим рос. Унижали ребенка, конечно, не напрямую, но через предметный подход, которого не осознавали родители. Например, совсем недавно я разговаривала с одной женщиной, и она мне рассказывает такое. В детстве она с соседями очень невежливо разговаривала, некультурно, нехорошо. И родители не хотели, чтобы соседи поняли, что ребенку просто плохо в доме, и он всё это выносит наружу, и поэтому начали ребенка закидывать всякими игрушками. И она говорит: в детстве я этого не понимала, я была очень рада, опять купили что-то и опять, значит любят меня, а, хорошо. В общем, ребенок понял, что любят его. И она говорит: как взрослая женщина я поняла, что на самом деле меня не любили, только хотели заткнуть мне рот просто-напросто, чтоб я успокоилась и чтобы наконец-то нормально, вежливо разговаривала с соседями, которые наконец-то подумают, что у них в семье всё нормально. И говорит, это было очень страшно и очень больно. Но действительно подход был таким предметным, и она, знаете, как она сориентировалась? Во взрослом возрасте родители ей предложили очень серьезный подарок, шубу какую-то очень дорогую. И она говорит, когда папа мне сказал, мы тебе купим шубу к какому-то празднику,  под Новый год или на день рождения, в общем, это не так важно, она говорит, в этот момент у меня вдруг появилось столько агрессии внутри по отношению к родителям, особенно к отцу, потому что отец больше всего игрушек приносил. Она говорит, что не поняла, вообще, в чем дело, любящая друг друга семья, всё нормально, всё в порядке, и вдругтакая агрессия. И она начала тихонечко разбираться и пришла к спокойно к выводу, что это всё действительно из детства идет. Действительно от этих игрушек, от этих разговор с соседями, и так далее. Типичный предметный подход к ребенку. И потом всё у нее состыковалось, потому что она говорит такая любящая семья, а у меня комплекс неполноценности, откуда? Значит, принимают ребенка или как предмет или просто не любят, не уважают и унижают. И пришел человек к выводу почему, откуда – и началось настоящее исцеление.

И здесь такое ложное смирение, своеобразное решение комплекса неполноценности, почему я так говорю? Постоянное унижение со стороны родителей, постоянно предметный подход к ребенку. Ребенок, чтобы выжить, со временем начинает с этим соглашаться, а что ребенку делать? Он принимает эту ситуацию как такую, которая вообще-то должна и быть, потому что ребенок не знает жизни в другой семье, он знает жизнь только в своей семье. Если его постоянно унижают или постоянно показывают ему, что он ни к чему, что он ничего не умеет, не может и должен стараться-стараться-стараться, эту планку поднимают всё выше, ребенок туда тянется-тянется, чтобы удовлетворить наконец-то своих родителей, а никак не может, и потом случается или крах в жизни ребенка, например, подросток вдруг из очень хорошей семьи начинает принимать наркотики. Да совсем не «вдруг». Это всё росло с ним с годами, и сейчас именно так выливается. Значит, ребенок соглашается. Чтобы выжить начинает думать так, как говорят ему родители. «Я действительно ни к чему, я действительно плохой, я действительно такой некультурный, невежда и вообще бестолковый, бездарный, и такая далее». Так начинает думать ребенок, потому что он не сможет постоянно каждый день бороться за себя, не сможет.

И когда такой человек приходит к Богу, приходит к вере, то начинает думать, что Бог тоже желает самоуничижения, особенно, если, посмотрите, если возьмет и прочтет такие слова «кто унижает себя, тот возвысится». И кажется наконец-то я найду реализацию в этой вере, в этой конфессии, в этой церкви, в общем, там, где эти слова услышал. И думает, да, действительно, я ни к чему, но ничего, потом будет легче. Получается так, что ложный образ Бога, ложная вера, ложное смирение приводит человека к решению, что вообще-то всё очень хорошо я действительно ни к чему, но это ничего страшного, так можно жить.

И теперь посмотрите, насколько это ложно. Бог создает тебя как кого-то, а ты говоришь, что ты никто или думаешь, что ты никто. Почему как кого-то? Потому что Бог создает человек уникальным существом по Своему образу и подобию, а человек говорит «я никто». Если человек это говорит осознано, то сразу же здесь разрываются все связи с Богом. Все. Потому что это ложь, это знаете, я бы даже её назвала ложью и от первородного греха еще. Она где-то еще экзистенциальная такая, прямо из самого дна. И тогда очень легко свою бездарность назвать смирением и это очень удобно. Это такой в религиозном плане конформист. Почему? Очень хорошо, всё очень хорошо, я бездарный, я ни к чему, и лень свою и безответственность можно вообще тогда назвать смирением. И ничего не надо с этим делать, не надо меняться, ничего копать, зачем? Не надо проверять никакую мотивацию. Вообще-то всё очень хорошо, я создан христианином, причем настоящим, искренним, истинным. Ну и тогда, конечно, открыта дверь к развитию гордыни, и тогда конечно отрытая дверь сатане. Именно через такого рода смирение.

Еще одна вещь, я забыла об этом раньше сказать, насчет критики, мы очень не любим, когда нас критикуют. Очень не любим, нам больно, потому что это каждый раз удар по нашей гордыни. И как иногда мы защищаемся? Иногда, конечно, когда нас критикуют, мы защищаемся уже напрямую. Но иногда мы защищаемся такой ранней критикой, мы хотим что-то сказать, высказать так называемую великую нашу мысль или великое какое-то открытие, что-то хотим сказать. Но вначале говорим: «Вообще-то я не всегда конечно думаю правильно, иногда у меня бывают ошибки, конечно, я сейчас хочу сказать, мне кажется, серьезную вещь, но там тоже могут быть ошибки». Ну, в общем, пока он дойдет до этой серьезной вещи, то там уже пять подряд всяких предисловий, введений и так далее, что ты уже так ждешь и думаешь, да наконец-то, когда этот человек начнет говорить. Значит, сначала критикуем сами себя, чтобы потом уже не подвергаться критике. Это тоже ложное смирение. Или, например. Кто-то говорит: «Я хочу тебе прочесть свое стихотворение, но я понимаю, это мое стихотворение, тебе оно может не понравится». В конце концов, у тебя возникает такой вопрос: «Да вообще ты хочешь прочесть это стихотворение или не хочешь?»

Еще вот что хочу сказать. Если у нас возникает такая мысль, это нормально, это ничего, это еще не значит, что у меня везде у меня ложное смирение. А то у нас может после такой встречи возникнуть мысль, что вообще у меня одно ложное смирение в жизни и больше ничего. Это то же самое, знаете, когда по психиатрии всякие лекции по основным болезням читают. Тоже каждый раз думаешь, Боже мой, и шизофрения у меня, и паранойя, и психоз, и психопатическое состояние, и вообще у меня есть всё. Если мы закрываем дверь на ключ и возвращаемся один раз проверить, закрыта ли она – это ничего, это еще не фобия. Но если мы возвращаемся пятнадцатый раз, понимаете… И вот здесь то же самое. Если я действительно хочу чем-то поделиться, то это такой мое, маленькое, хрупкое, такое вот мое. И я не уверена, этот человек примет – не примет, понравится – не понравится. Конечно, я могу сказать, что хочу, но как-то смущаюсь, что ли. Это нормально. Но если у меня и предисловие, и введение, и еще какая-то речь дополнительная вот к такому стишку, который я хочу прочесть, понимаете, то это конечно как в пятнадцатый раз вернутся и посмотреть, закрыта ли эта дверь.

Что еще хочу сказать. Люди, у которых основная позиция – это ложное смирение, внешне такие люди кажутся добрыми, смиренными, хорошими и хочется только их любить. Но знаете, что я вам скажу, попробуйте с ними неделю пожить в одном доме (смех а зале) – упаси Бог! Такие люди не способны любить и не способны дружить, это просто эгоисты. Здесь я их не осуждаю абсолютно. Эгоизм – это такое явление, которое в принципе есть у каждого человека. Это не вопрос осуждения, это просто то, что вам говорю, это для того, чтобы оценить ситуацию.

Ложное смирение не позволяет человеку любить, знаете почему? Потому в любви мы делимся тем, что в нас хрупкое. А ложное смирение на самом деле – это другая форма гордыни. Гордыня никогда не допустит, чтобы проявилось что-то хрупкое мое. В любви мы, если говорить популярно, показываем слабинку. Ложное смирение этого не допустит. И почему получается так, что человек принижается, всегда поддакивает и десять лет всем поддакивал, и вдруг начинает кричать на кого-то, и кричать совсем без повода. Почему? Для этого может быть два повода. Во-первых, потому, что человек наконец-то понял, что он кого-то или что-то играет, воплощается в какую-то роль, это может быть первое. И это очень хорошо, пусть кричит тогда даже целый месяц. И ему даже еще надо в этом помочь, поддержать этот крик, пусть кричит тогда. Но может быть так, что до человека дошло вообще-то, что тут нарушают его гордыню, входят на так называемую законную его территорию. И вот тогда тоже будет кричать «как это так». Хватить поддакивать, короче говоря, потому что понял, что это не является путем к тому, чтобы меня возвысили, надо принять другие решения. Человек с ложным смирением не показывает слабинку. Слабинку, я сейчас имею в виду просто хрупкость собственную и такую неуверенность, примут меня – не примут с тем, что называется настоящим моим «я».

Вопрос: И как с этим криком быть, если он кричит?

Сестра Павла: Беспрерывно уже очередной год.

Вопрос: Нет, что это не путь для его возвышения.

Сестра Павла: Ага, в этом втором варианте?

Вопрос: Да.

Сестра Павла: Вот, если это не пусть для его возвышения, если он об этом кричит, то надо замолчать и уйти. Потому что если войти в разговор с таким человеком — это значит поддерживать его гордыню. Если просто присутствовать – это тоже самое поддерживать его гордыню. Тогда надо уйти. А если он кричит, потому что он понял, что это вообще не он живет, а кто-то другой, то поддержать. Это более-менее всё, что я хотела сказать сегодня. Ну, а сейчас ваши вопросы.

Вопрос: Примеры, чтобы разобраться это ложное смирение или не ложное?

Сестра Павла: Да, ну это конечно было бы лучше, если вы сами мне примеры сказали!

Из зала: Нет, я вот пример могу сказать.

Сестра Павла: Да-да-да!

Из зала: Вот, например, такая ситуация сложилась. Одна женщина вынуждена переезжать на другое место жительства. У нее есть животные, и с этими животными сложно справиться, ей надо их куда-то определить, в какое-то место, чтобы кто-то взял. Она предлагает, просит у людей, чтобы взяли этих животных, все отказываются в силу разных причин, и она избирает для этой своей цели какого-то одного человека и говорит: «Вот ты возьми моих животных, потому что больше никто не берет. И ситуация безысходная, надо взять их, обязательно надо взять, иначе у меня ничего не получается. И вообще, это твой крест, тебе будет тяжело этих животных взять, потому что у тебя там свои животные есть. Но тебе нужно взять, это твой крест, ты вынуждена это перетерпеть, чтобы мне помочь».

Сестра Павла: Знаете как, вы можете на сегодняшний день оказать смирение и взять этих животных. Но, может, в течение недели еще нет, но в течение месяца или ближайшее трех месяцев вы просто, я извиняюсь за выражение, конечно, зарежете этих животных на суп (смех в зале). Понимаете, человек не имеет права заставлять брать его животных, абсолютно. Он может просить, конечно, но абсолютно не имеет права заставлять. И если меня заставляют, я не могу принимать, потому что в этом нет никакого смирения и в этом нет никакой любви к ближнему, на самом деле. Потому что смирение и любовь есть тогда, когда есть свобода и истина.

А какая здесь свобода и истина в таких отношениях?

Из зала: И еще определять, какой у кого крест!

Сестра Павла: Это уже… Вообще-то, это право Бога, так что если знакомая на такой высокий уровень забралась, то она со своими животными должна разбираться сама (смех в зале).

Из зала: С помощью того же Бога.

Сестра Павла: С помощью этого уровня своего. Вот так. Да-да.

Из зала: А можно тоже пример аналогичный. У меня брат, у него недавно умерла жена, и он мне говорит, приезжай, пожалуйста, остались какие-то вещи, я хочу, чтобы ты посмотрела, потом я буду раздавать кому-то еще. Я говорю, что не нужны мне такие вещи. А ехать очень далеко, за город, ну, в общем, некогда мне. Он говорит, ну, пожалуйста! Все-таки что мне нужно сделать?

Сестра Павла: Я вам отвечу примером из своей жизни. Приходит мужчина ко мне, потом оказалось ему пятьдесят два года, и говорит: «Сестра, вы у нас монахиня, значит, вы добрая, хорошая, я вас очень уважаю, вы мне должны помочь. У меня умерла жена, мне очень плохо одному, вы переезжайте ко мне жить. Я говорю: «Знаете, я вообще, даже не знаю, как вам передать, какая это честь для меня, но я вынуждена вам отказать». Понимаете, иногда бывает такая ситуация, сначала тебя вроде просят, но тебя попросят так, что ты уж никак не можешь оказаться. Если меня просят, то всегда дают мне возможность отказаться. Значит, если мне говорят обычную просьбу, то я это услышу в голосе у человека, я могу ему сказать «да» или «нет». Если меня принуждают, то тó, что я проеду, это может быть каким-то смирением и совсем не ложным. Но дело в том, что здесь будет все-таки задето мое достоинство. И в таком случае, если меня вынуждают, я на это иду, потом со временем все равно буду чувствовать то, что мое достоинство задето. Поэтому в такой ситуации можно просто сказать хорошо, но тогда, когда подойдет время, день и так далее, ты немного подожди я тебе сама позвоню и тогда договоримся. Потому что когда мы чувствуем принуждение, это всегда задевает наше достоинство. А когда задето наше достоинство, мы не будем в состоянии уже совсем быть откровенными по отношению к данному человеку.

Вопрос: А, в общем, это плохо когда задевают твое достоинство?

Сестра Павла: Конечно!

Вопрос: Можно по поводу достоинства. Я хотела задать вопрос по поводу дочери, она вот-вот собирается в декрет, и режим жизни такой был, что на кухне кто-то один, она сейчас страшно боится, оказалось, что ей нужно отстаивать свое право быть хозяйкой. И начался вот этот самый крик. И я сначала, в общем-то, интуитивно поняла, поняла, что ей надо дать прокричаться, а потом вспомнила что, в общем, достоинство нельзя упускать, потому что если она почувствует, что можно кричать, как бы этот крик не продолжится и вовремя остановится. Я не знаю, как её остановить и сколько времени дает ей кричать?

Сестра Павла: Пока не устанет. И в этом будет, кстати, ваше достоинство заключаться.

Вопрос: Пока не устанет?

Сестра Павла: Да пока не устанет, кричи сколько хочешь. Я знаю, что я готовить умею, что я могу приготовить, я знаю. Как бы так, на кухне себя вести я точно знаю как. Пусть кричит. Т.о. вы просто покажете ей свою любовь, если вы уверены в своей позиции. Если вы в своей позиции не уверены, и тоже есть нужда, чтобы ей что-то доказывать, тогда получится страшный конфликт. Но если я действительно это умею и могу, но кто-то другой хочет занять мое место – пожалуйста. Пример с двумя святыми, которые говорят: «Давай поссоримся, потому что люди в миру так ссорятся – два монаха – а мы тут живем вместе и никак не ссоримся. – Давай. – Этот кирпич, ты будешь говорить, что он твой, а я буду говорить, что он мой». Этот говорит: «Это мой», тот говорит: «Это мой». Тот говорит: «Ну, раз твой, так бери» (смех в зале). И всё, понимаете, да-да-да. Ну, если только она будет готовить тоже и для вас, вообще замечательно. А может быть, на самом деле, человеку надо почувствовать, что является хозяйкой, взрослая женщина.

Из зала: Вот-вот мамой станет.

Сестра Павла: Да, конечно.

Вопрос: А нельзя по-хорошему поговорить, попытаться понять друг друга?

Сестра Павла: Просто я думаю, что здесь как бы разговор не обязательно нужен, потому что, если человек хочет сам себе что-то доказать и если это в плане кухни, то это можно спокойно ему позволять сделать такой эксперимент.

Вопрос: Сестра, скажите, пожалуйста, вот на тему умаления своего труда, в Евангелии от Луки есть такое место, где Господь говорит «мы рабы ничего не стоящие, потому что сделали, что должны были сделать» (Лк 17:10). Как это совместить с контекстом умаления труда?

Сестра Павла: Это то же самое, как это так, Иисус говорит «кто унижает себя возвысится», а я тут вообще, что вам рассказываю сегодня. Эти слова также как и эти, которые только что сказала, их надо брать в контексте целого учения Иисуса Христа. «Без меня ничего не можете сделать». Значит, с одной стороны, я действительно хочу и любить другого, и трудиться ради себя, ради другого, ради семьи, ради детей, и действительно хочу быть христианином, смиренным человеком, который будет принимать Бога и Его волю и это все реализовать в своей жизни. И здесь без Бога это просто невозможно. И это тоже само значение.

Из зала: Вы знаете, о Серафиме Саровском описан такой случай, известный такой. Он приводится как пример смирения как раз. Однажды какой-то генерал к нему пришел и что-то на него стал кричать. Серафим Саровский упал перед ним на колени и стал говорить: «Радость моя, прости меня, что я довел тебя до такого состояния».

Сестра Павла: Отец Александр Борисов в своей книжке «Побелевшие нивы» об это случае пишет, но он пишет в другом контексте несколько. Так к Серафиму Саровскому приходили, и он всех называл «Радость моя» независимо от того, что люди ему говорили. А сейчас к нам люди приходят, и как мы о них думаем, если мы этого вслух этого не говорим, то мы подумаем, такой-то такой пришел. «Радость моя». Да, знаете, и это, на самом деле, внешнее проявление настоящего смирения. А сейчас я уже совсем все вверх ногами вам поставляю. Вот что хочу сказать, понимаете, в чем дело, в жизни у святых есть такие ситуации, как у Иисуса Христа. Один раз Он скажет «если кто тебя ударит в одну щеку, подставь другую», а в другой раз Он скажет «если я плохо сказал, то скажи, что было плохое, а если хорошо, то почему меня бьешь?» В чем дело? На самом деле человек, который уже себя принял, реализует себя, свое призвание, человек, который нашел Бога и ищет Его дальше, такой человек начинает иногда внешне себя вести не соответствующе, как нам кажется. Почему? Потому что для него это никакое не унижение, это его собственный выбор такого поведения. И если это собственный выбор, и не унижение, то он, конечно, может такое сделать. Дело, понимаете, дело не в том, что это внешне смотрелось на смирение, или на гордыню, а дело в том, чтобы внутри был вот этот внутренний свободный, полностью свободный и полностью осознанный выбор. Вот в этом дело. А внешне может быть и так, стану на колени и скажу «радость моя». Но это уже люди, которые действительно определенный этап в духовной жизни прошли. Это люди, которые прошли этап, когда их домики из карт развалились уже совсем, значит, все иллюзии, они пришли к выводу, что то, в чем они живут это иллюзии. И потом шли через пустыню, ничего не понятно, старого нет уже, нового еще нет, и тут непонятно, я иду через эту пустыню, и потом начинается еще на этой пустыне новое строительство духовное. И только потом, когда оно уже потихонечку начинает укрепляться, такой человек действительно способен на такое поведение. Но это целый духовный путь, он может годами длится.

Вопрос: В контексте того, что Вы сказали, можно ли привести такой пример, когда Господь говорит, если у тебя просят пройти одно поприще, пройди два. Можно ли сказать, что можно пройти два только тогда, когда ты делаешь не по принуждению?

Сестра Павла: Всё, что Иисус Христос говорит о любви к другому человеку, Он говорит в контексте заповедей любви – люби ближнего как себя. И если я хочу, то я иду. Если я не совсем хочу, то я лучше откажусь, потому что по пути больше вреда причини человеку, чем, если откажусь. Все что говорит Иисус о любви к другому человеку, о том, как нам поступать – все именно в этом контексте, люби Бога всем сердцем, всей душой и всем разумением, и так далее, и люби ближнего как себя. Ради ближнего, но не ущемляя себя.

Вопрос: Имеется в виду, даже если тело отдашь на сожжение, а любви не имеешь, то напрасна твоя жертва?

Сестра Павла: Да-да-да. Это именно это значение.

Вопрос: А как же баланс найти?

Сестра Павла: «Дух Святой и мы», понимаете, вот баланс наш. Вот это есть смирение и вот тут без смирения абсолютно некуда и никак.

Вопрос: Существуют такие советы некоторых духовных людей, священников в том числе, которые говорят, что вот не верь себе, ломай себя об колено, свой характер, всё меняй и делай только то, что ты не хочешь, скептически так. Ты не хочешь, ты сопротивляешься, а все равно делай. Много таких примеров.

Сестра Павла: Говорят и пишут. Святой Игнатий из Лойолы, испанец, основатель иезуитов, он говорит, один из его лозунгов были слова «agere contra» – «действуй напротив». Если тебе не хочется, то сделай, если хочется, то не делай. Но у него это касалось искушений. Вот это, во-первых. Во вторых, есть еще так называемое состояние оставленности, о котором он тоже пишет. Оставленности в смысле ничего не чувствую, ничего не знаю, возникают тысячи вопросов, если я вчера уверена, что Бог существует и что моя жизнь Ему не безразлична, то сегодня я в этом уже совсем не уверена, и вообще всё под вопросом, то тогда надо действительно действовать наоборот, чем нам кажется. Просто вот этот момент он обусловлен, я хочу именно это сказать. Если говорят мне просто такая, какая ты есть это плохо и надо себя ломать, это, по меньшей мере, глупо.

Вопрос: Как же со своей тенью обходиться?

Сестра Павла: А что вы имеете конкретно в виду?

Из зала: Тень? Ну я читал одного монаха, бенедиктинца, на тему того, как интегрировать свою тень, вот что хочу делаю…?

Сестра Павла: Кого читали?

Из зала: Ансельм Грюн.

Сестра Павла: Ага, Грюн.

Из зала: И он пишет на тему тени. Т.е. как вот: когда на нее не обращаешь внимания, она у тебя вылезает с совершенно другой стороны.

Сестра Павла: Да, когда против нее борешься, она становится сильнее. И если ты себя ломаешь, ты только укрепляешь свои отрицательные черты. Это то же самое, это продление его мысли.

Вопрос: Да, а как же…?

Сестра Павла: А что делать, да? Это наш извечный вопрос «что делать?» Что делать?

Из зала: Советуют, по крайней мере, не обращать внимания. А когда не обращаешь внимания, то являет себя в самых неожиданных ситуациях.

Сестра Павла: Обращать внимание! Разговаривать с ней, объяснять, почему я так поступаю. «Видишь, тебе со мной, моя тень, очень плохо, но видишь, но вот я буду так поступать». Тень — она гордая, она очень свободолюбивая, я бы сказала до развращения в этом плане, и с ней надо очень аккуратно. Вот это так, как с человеком, который очень замкнут и очень-очень уверен в правильности своего пути. Тихонечко, спокойно: «Я тебе сейчас объясню, почему я так делаю, почему я так думаю. Если ты это не принимаешь мне я очень жаль, я буду продолжать так делать, но ты должна это понять, потому что ты ведь тоже любишь свободу». И вы тогда начинаете потихонечку договариваться. Наши отрицательные черты чувствуют, что мы их не выкидываем, мы с ними ничего не делаем, и они начинают потихонечку со временем нам подчиняться. Вот и всё, и собака начинает вилять хвостом, а не хвост собакой.

Вопрос: Но они же все равно требуют своего.

Сестра Павла: Ничего страшного, если с ними по-хорошему, то со временем они успокоятся.

Вопрос: По-хорошему?

Сестра Павла: А если мы их ломаем, меняем, работаем над ними, мы им только отдаем собственную энергию, и они укрепляются. Например: что мне говорит мой гнев? И мой гнев чаще всего, даже если причина сейчас и здесь другая, то настоящая первопричина у гнева она такая, что… Или у агрессии, например, у злобы, у злости, это все, они все имеют один корень, один общий знаменатель. Если это возникает, то первой причиной является то, что я на самом деле закопала очень глубоко собственное «я» и все время или поддакиваю или смиряюсь, ну потому, что нету сил по-другому, или кажется, что надо соглашаться. Допустим, человек мне близок, дорог, ну, хорошо, я это сделаю, а потом эту ношу тяну на себе. И когда в какой-то момент мне становится очень тяжело, я начинаю кричать. Ну, кричать в разной форме, я имею в виду, там, кричать в кавычках, и тогда надо послушать собственный гнев, потому что он скажет, что за ноша, когда это началось, что меня на самом деле раздражает. И он мне укажет настоящую причину, в чем дело. И я тогда буду работать, действительно, над причиной, а не над последствиями. Потому что когда я начинаю думать: «О Боже, нельзя гневаться, нельзя злиться, надо поменяться, надо помириться, надо по-другому», то я работаю только над последствиями, а это только верхушечка. Корень он не меняется. Так что сначала надо все отрицательные чувства надо сначала слушать, что они такое говорят, почему они возникают, в чем здесь вообще дело. И они тогда покажут первопричину.

Вопрос: Хорошо, показали первопричину, а дальше?

Сестра Павла: Вот дальше, например, я поняла, что вообще-то это не я. Такой человек, который себя именно так себя ведет, это не я. А где настоящая я? И это будет чудесным толчком, чтобы искать какая я вообще настоящая, что мое, что не мое? Чем я живу? Чем я должна жить? И это будет замечательный поиск. Отрицательные чувства всегда являются замечательным толчком, чтобы искать себя настоящую. И когда я найду себя настоящей, мы в следующий раз, когда встретимся, немножко этой проблемы коснемся, потому что я хочу в следующий раз взять систему «Любовь к себе и эгоизм». Нам кажется, что вот как это быть собой? Может быть, я не имею на это права, потому что надо ведь всех любить и так далее. Нет. Если я не буду собой, то я всегда буду чувствовать себя ущемленной. И если так, то я никогда не буду в состоянии просто открыть свои руки и принять человека. Никогда. А если открою и приму, то я его обниму так, что ему там кислорода не хватит, дышать не сможет, вот, это будет такое объятие. А если я начинаю быть собой, реализовать себя, я тогда спокойна. Это то же самое, что на той кухне, что у вас. Она извините за выражение, прется сюда, ладно, я могу уступить, потому что свою позицию я уже знаю. И это уже не будет конфликта между нами, ни у меня внутри.

Из зала: Можно? В какой-то момент я хорошо поняла, что когда позволяю себе вслед за пальцем руку давать оттяпывать, то я этого человека еще глубже в его болезнь затягиваю, в то, что он истерик или обижается.

Сестра Павла: Это правда.

Из зала: И я беру тогда ответственность на себя, что я этому человек делаю плохо. И тогда мне стало легче оказывать, ограничиваться.

Сестра Павла: Всегда та. Я углубляю истерику человека или углубляю самообман его, всегда. Про эмоции надо сообщать почти сразу. Когда у меня вот такой гнев, лучше промолчать, но потом сразу же говорить. А если у меня большой гнев, потом я успокаиваюсь, то я обычно что решаю? А ну ладно, можно не говорить, будем жить дальше. И вот это наша ошибка. И потом что, один раз так сделаем, второй, пятнадцатый, а в шестнадцатый раз ты уже кулаком между глаз дашь.

Из зала: Точно (смех в зале).

Из зала: Сосчитать до десяти, а потом сказать.

Сестра Павла: Ну, или до ста. Для холерик лучше, чтобы посчитал до тысячи, а флегматик может посчитать до пяти и всё, уже может говорить, понимаете. Но холерик пока до тысячи посчитает, он вокруг дома двадцать раз обежит (смеется).

Вопрос: Сестра, хорошо, можно поставить границу, не дать палец. С другой стороны можно, предположим, установить границу в определенном месте. Т.е. допустим можно вообще с человеком не разговаривать, если он говорить, что-то, ты чувствуешь, что он пока у тебя около стен ходит, и ты его там держишь. Когда он к тебе в двери стучится, ты ему скажешь: «Ну, дорогой, а здесь уже двери». Это совершено нормально?

Сестра Павла: Да.

Вопрос: Нет такого, что он пришел к тебе под крепость, ты ему сразу камень на голову? (смех в зале)

Сестра Павла: Нет, конечно, нет! (смеется) Я именно об этом говорю, когда человек на горизонте, а мы так, на всякий случай, это получится так, как с этой сковородкой, помните. Жена говорит мужу вечером, слушай, я тут оладьи сделаю, а потом смотрит, у нее там дырка в сковороде. Слушай, иди ты к соседке наверх, одолжи сковородку, тут у меня дырка. Муж говорит, хорошо, сразу согласился, ну, хороший муж. И пока шел, выходил из своей квартиры, по лесенке шел к соседке, начинается мыслительный процесс. Так, дырка в сковородке, что она раньше не видела, что это жена у меня такая, вообще не хозяйственная. Я теперь пойду к соседке одолжить сковородку на оладушки, что-то вообще какая-то странная ситуация, что соседка подумает? И вообще, действительно, моя жена не хозяйственная. А вообще, каким правом соседка будет думать, что моя жена не хозяйственная, и вообще каким правом может думать плохо о моей жене? В это время он позвонил уже в дверь соседке и когда та ему открывает: «Привет!» А он: «Да пошла ты!» (смех в зале). Вот, понимаете. Вот так вот получается, приходит человек под крепость – хорошо. Ходит, смотрит, ходит – хорошо. Понимаете в чем дело, если это действительно крепость, то я не боюсь, пусть ходит и целая армия, понимаете. А если это хижина такая, туда-сюда, как ветер подует, тогда действительно начинаю целиться. Поэтому вместо целиться надо бы сначала крепость построить. Вот, и потом пусть ходит, кто хочет.

Из зала: Ну, это сложно.

Сестра Павла: Да-да-да. Но в этом заключается мудрость, которую мы берем от Духа Святого, и в этом заключается смирение. «Боже, сама я не смогу, но Ты знаешь, мне надо это, это, это, помоги!»

Вопрос: Я хотела спросить, всегда ли можно отношение высказывать или показывать?

Сестра Павла: Не всегда.

Вопрос: И если ты видишь, что тут я не могу ничего с этим поделать, значит, надо пройти мимо?

Сестра Павла: Да-да, не надо. Если в такой ситуации вижу, что уже всё, и от меня требуют прямого высказывания, я могу что-то сказать.

Вопрос: А если какое-то зло, например, в метро себя как-то ведут подростки. Я должна высказать свое отношение каким-то образом, показать его?

Сестра Павла: Что это даст? Это увеличит их злобу только.

Вопрос: Значит, я должна сидеть, молча опустить голову?

Сестра Павла: Нет-нет, всегда можно сказать что-то. Вообще-то, если человек спускается до такого уровня, значит у него есть свой путь в жизни в том плане, что ему на всех наплевать, извиняюсь. И тогда говорить бесполезно. В такой ситуации просто я ухожу и иду в другое место и на другой станции пересаживаюсь в другой вагон.

Из зала: Я могу сказать от себя, что например двенадцать лет назад или тринадцать я вел себя точно также в метро, вот честно могу сказать. Мы это делали наоборот специально, чтобы эпатировать, чтобы к нам подошли и сказали, что вы себя ведете отвратительно, нам только этого и надо было.

Сестра Павла: Это провокация.

Из зала: Конечно!

Оживление в зале, все начинают говорить одновременно

Сестра Павла: Вопрос в том, чтобы обратить на себя внимание.

Из зала: Студенты пьяные едут – это одно, а если какие-то…

Сестра Павла: Про пьяного студента я вам сейчас расскажу. Едем мы, это было еще в Ростове-на-Дону, едем в автобусе и один такой студент, держится, стоит, все сделали ему место, спокойно он там колышется, стоит так. И тут заходит женщина, элегантная, интеллигентная, вид интеллигентный очень. Посмотрела на него и говорит про себя, но там, кто близко стоял было слышно: «Надо воспитывать молодых людей», и потом, обращаясь к нему, говорит: «Молодой человек, вы такой пьяный, как вам не стыдно!» Он так посмотрел на нее и говорит: «Женщина, я завтра трезвый буду, а у тебя кривые ноги» (хохот в зале). Все люди в автобусе смеялись до конечной остановки. Хорошо, на сегодня, я думаю, мы будем закругляться. Вам спасибо огромное! И спасибо вам огромное за такую атмосферу.

Источник: блог сестры Павлы