«Размазанная тушь и порванная нить, Я не могу секунды без него прожить. Не выдержу опять, я буду ему звонить, Я не могу секунды без него прожить. Возьми меня за руку и дай мне тебя обнять, И я не могу, не могу, не могу, не могу тебя терять». Раньше я думала, что это песня про любовь. Теперь я знаю, что к любви она не имеет никакого отношения. Если я не могу и секунды прожить без любимого, это называется по-другому. Это созависимость. Многим кажется, что созависимость — это про родственников зависимых. Например, про жену алкоголика или про маму наркомана. Конечно, это тоже созависимые отношения. Но для того, чтобы попасть в созависимость, необязательно иметь третью страшную силу в виде химической или иной страсти. Достаточно вырасти в токсически-любовной атмосфере и впитать с молоком матери некоторые мифы о «настоящей» любви. Например, о том, что обязательно надо найти свою вторую половинку, без которой любовь — не любовь. Или про то, что если мы любим друг друга, то должны понимать друг друга без слов и я завишу от тебя, а ты от меня. И многое другое. Знаете, это очень влияет на психику. Я вижу, что созависимость просто «вшита» в наш менталитет и является частью нашего культурного кода. Возможно, это из этимологии древнеславянского слова, которым обозначали любовь — «рачение». А оно, в свою очередь, значило: «старание, усердие, забота». Если углубляться в значения еще дальше, то любовь в русской традиции — это не наслаждение и удовольствия, а, скорее, весь спектр спасения: от беспокойства до попечения, от старания до прилежания. Любить по-русски — это очень жертвенно. А там, где жертвы, — расцвет созависимости. Я впадаю в созависимость, когда кладу себя на алтарь «любви». Но на самом деле — добровольно отдаю себя Другому (при чём с большой буквы — это не значит, что Христу, а очень даже наоборот, человеку, возведённому в ранг божества). Но конечно, не бескорыстно, а с внутренним посылом: «Видишь, как я много делаю для тебя и для наших отношений! Дай мне тоже!». И естественно, я «умираю» от того, что партнер и не думает любить меня так, как я на это рассчитываю… Я возьму на себя смелость и предложу вам почитать довольно большой отрывок из рассказа Виктории Токаревой «Пять фигур на постаменте». Я восторгаюсь этим автором. В ее прозе нет случайных слов. Каждое предложение — вселенная смысла. И в этом рассказе фантастически точное описание созависимости: «У сотрудницы отдела писем Тамары Кругловой запил муж после десятилетнего перерыва… Муж был не художник, а скульптор. И довольно-таки выдающийся. Его скульптуры время от времени покупали в других странах и ставили у себя на площадях. Он считался талантливым… Скульптуры то покупали, то не покупали. А есть надо было каждый день и каждый день растить сына. И Тамара крутилась колбасой, превратилась в «тетку с авоськами». Болела нога от тромбофлебита, и она привыкла ходить на полусогнутой ноге и видела себя со стороны: на полусогнутых, с тяжелыми авоськами в обеих руках, отклячив зад, выпятив грудь, взор в перспективу. На мужа переложить ничего нельзя. Он талантлив. Сын кашляет. Мать руководит. Но Тамара утешала себя тем, что не она первая, не она последняя. Сегодня, в восьмидесятые годы двадцатого века, семья стоит на женщине. Поэтому женщины — как бурлаки на Волге. А у мужчин появилась возможность быть честными и неподкупными и не зарабатывать денег… Можно было бы развестись, но тогда, как ей казалось, он пропадет. Можно остаться, но тогда пропадешь сама. Жизнь с алкоголиком — как война. Передвижение по обстреливаемой местности. Пробежишь несколько метров — упадешь. Снова подхватишься, пробежишь — упадешь. И никогда не знаешь, что будет завтра. И даже сегодня вечером. Внешне все выглядит даже очень цветисто: благополучная жена, и не какого-нибудь клерка, а талантливого человека, пусть не с мировым, но с европейским именем. Мать своего десятилетнего сына. Дочь своей любящей мамы. Это все внешне. А внутренне: борьба за выживание днем и сиротливая постель ночью. Тамара уже забыла, какого она рода. Промежуточного. Ни мужчина, ни женщина. И мужчина, и женщина… У Тамариного мужа была мечта: прийти однажды домой, а тещи нет. Где она? Непонятно. Может, померла. Может, в богадельне. Или вышла замуж. Нет, и все. А Тамара, угадывающая мечтания мужа, готова была взорвать всю его мастерскую вместе со скульптурами за один только волос с маминой головы. Мама была единственным человеком, который ее любил и помогал ей. Но при всей своей дочерней любви Тамара уставала от материнского деспотизма и глупости. Мать и в молодые годы не отличалась большим умом, а с возрастом поглупела окончательно… — Мама, ты хотела бы поехать за границу? — спросила Тамара. — Тю… — отреагировала мать. Она не умела жить для себя. Не научилась. Ей во что бы то ни стало хотелось быть женой знаменитости. Хотелось повышенной духовности и благ, которые выдаются за эту повышенную духовность. Но более всего — престиж, чтобы все восхищались, немножко завидовали и хотели оказаться на ее месте. Так оно и было. На банкете все пили во их здравие. И скульптор пил. А потом все расходились по домам, а он засыпал лицом в тарелке, и надо было его нести на себе… Скульптор был бездарен в любви. Он как будто лишен слуха жизни. Он умел только работать. А любить, принадлежать другому человеку, растворяться в другом он не умел… Все же неблагоприятная наследственность могла проявиться в любом возрасте и в любом виде. Тамара все время напряженно всматривалась в сына… Алеша платил ей тем же. Казалось, у них общее кровообращение, как тогда, когда он был в ней. Подруга Нелка иногда спрашивала: — А что с тобой будет, если он в сорок лет объявит, что хочет один прокатиться на лифте? Но до сорока лет далеко…». Итак, что нужно, чтобы созависимость созрела и стала управлять жизнью человека? Очень цепкая руководящая мама, которая не научилась жить для себя. Эта мама видит цель и смысл своей жизни в том, чтобы служить, быть нужной и незаменимой. Для нее это — любовь. Важно, что с мамой до сих пор остается крайне близкая, почти симбиотическая связь. Это является для дочери глобальной моделью отношений с мужчинами: «Мы — родные люди, а значит, у нас все должно быть общее, включая деньги, пространство, друзей, увлечения и кровеносную систему». Страх потерять партнера как следствие симбиотической привязанности. С ним плохо, но без него — невозможно. Нести тяжело и бросить жалко, как чемодан без ручки. Жертва-созависимый никогда не бросает свой «чемодан», поскольку только в связке с ним может реализоваться ее контролирующий и управляющий потенциал. Крайне низкая самооценка, которую нужно поддерживать значимым Другим. Желательно успешным и знаменитым. Реализовать себя через саму себя не получается, потому что нет устойчивого положительного представления о себе. Надо найти доброго волшебника, который раз за разом будет отражать значимость созависимой женщины. «Я без него — ничто! И если я буду угадывать все его желания, то буду нужна ему и он меня не бросит». Слабый, желательно зависимый от вредной привычки, партнер. Хотя вредные привычки для созависимости — не обязательны. Главное, чтобы сама женщина была по духу спасательницей, вытаскивающей на своих тромбофлебитных ногах все проблемы окружающих. Повышенный уровень ответственности и гиперконтроль — важные составляющие созависимости. Чтобы включалась программа созависимости, хорошо действуют установки: «Без меня он пропадет» и «Если не я, то кто?». Суть любви-созависимости: любить — значит принадлежать друг другу. Безраздельно и безусловно. Растворяться друг в друге. Нормальная защита личных границ Другого и стремление отстоять свои желания воспринимаются созависимым не просто как нелюбовь, а как предательство. Необходимо понимать, что созависимые партнеры — это кусочки одной мозаики. Они всегда найдут друг друга. Это вечные «идеальные» пары. Сильная женщина — слабый мужчина. Дочь алкоголика — муж наркоман. Контролирующая женщина — управляемый мужчина. Они ищут и находят друг друга чутким внутренним компасом. Существуют такие женщины, которые любого выбранного ими мужчину превратят в алкоголика. Конечно же, он выберет ее тоже не случайно. Эти люди вовлекаются в отношения и отыгрывают друг на друге мечту о первозданной симбиотической связи с близкой мамой. Любить по-русски — это ходить по краю своего страха быть брошенным и оставленным и искать такого же страдальца. Любить по-русски — это цепляться за Другого в надежде получить гарантии самой крепкой связи на свете, а потом резать себе вены от разочарования в этом Другом. Любить по-русски — это отдать всего себя Другому и обижаться, что он не оценил нашей жертвы. Любить по-русски — это усыплять свою душу, которая знает о своей ценности, и включаться в возвеличивание Другого. Мне не нравятся такие сценарии. Моя русская любовь — из полюса целостности и свободы. Аминь…