Те, кто впервые пришли в храм уже взрослыми, без сомнения, помнят необыкновенное чувство, возникавшее всякий раз во время церковной службы. Позади тревоги, сомнения, долгие, бесплодные поиски истины и смысла жизни, преодоление чувства страха и стыда. Крещение, первая исповедь, первое причастие…

И вот мы — неофиты, новоначальные. Призывающая благодать — так богословы называют то, что дарит нам радость и ощущение полноты бытия в начале церковной жизни. Наверно, никто так не чувствует присутствие Божие, как новоначальные. Господь словно говорит им: «Видишь, как хорошо, как отрадно у Меня? Верь, люби, надейся — и раздели со Мной Царство Небесное».
Тогда каждая служба была настоящим праздником. Скорее бы конец недели, скорее бы в храм. Оказаться среди тех, кто всей душой стремится к Богу, присоединить своё робкое прошение к соборной молитве. Какая же это была радость — узнавать, впитывать в себя новое, учиться. Вот такой же новоначальный, как и ты, — неуверенно поглядывает по сторонам: так ли ведёт себя, вовремя ли крестится и кланяется.

Это сейчас можно сказать важно: «Да разве это главное? Лишь бы молитва была в душе!» А тогда… Тогда всё казалось главным и необходимым. Никогда не забуду, какую радость испытала в тот момент, когда впервые спела вместе со всеми Символ Веры, ни разу не запнувшись.

Как ещё совсем недавно незнакомые и непонятные слова наполнялись смыслом. Какое ликование поднималось в душе, когда под звон колоколов выходила после литургии на церковный двор, и весь мир казался обновлённым — совсем не таким, каким был несколько часов назад.

И не было сомнений, что так будет всегда. Да, беды, несчастья, болезни — куда от них деться. Но разве это страшно, когда есть Господь, храм, молитва, богослужения? Столько радости впереди, какое богатство дано нам! И всё же рано или поздно к каждому из нас впервые приходила мысль, обескураживающая своей простотой: «А может быть… не ходить сегодня на службу?»

Не пойти в храм?! Но как же так? Разве можно? Ведь Господь… Ведь апостольские правила… Ведь я же каждое воскресенье…

Но лукавый голосок с лёгкостью отметает все мои робкие возражения.

Ты плохо себя чувствуешь. А если пойдёшь сегодня в храм, то окончательно заболеешь и будешь неделю лежать в постели. Разве случится что-нибудь ужасное, если ты останешься дома? Соборная молитва? А разве она станет слабее, если ты не присоединишь к ней свой голос? Между прочим, можно усердно помолиться и дома. Вот твои близкие в храм не ходят, и что? Они, может быть, добрее и порядочнее будут, чем некоторые усердные прихожане. И апостольские правила говорят о двух пропущенных воскресных службах, а ты-то всего на одну не пойдёшь. В конце концов, подумай сама! Ты же не причащаешься каждое воскресенье. А литургия для кого? Для верных. Для тех, кому священник возглашает от имени Господа: «Приидите, ядите, сие есть Тело Мое». Во времена первых христиан причащались за каждой литургией, тогда не было таких, которые пришли просто постоять да помолиться. Так что…

Воскресенье, 5:30 утра. Ранняя литургия начинается в 7:00. Успеваю прихлопнуть будильник, пока он не перебудил всех. За окном темно, идёт дождь. «Внутренний голос» убеждает меня остаться дома. «Уйди, дрянь!» — гоню его прочь. Печальный опыт говорит о том, что, если поддаться ему, послушаться его, весь день будет испорчен. Смущение, стыд, сожаление о собственной слабости… «Господи, помоги!» — прошу я и силой вытаскиваю себя из постели. Крадусь на цыпочках. Если разбужу родителей, они весь день буду ворчать, что я со своей церковью даже в выходной не даю никому выспаться.

Выхожу на улицу. Темно и пустынно. Ещё не поздно вернуться, шепчет знакомый голос. Ещё можно раздеться, лечь в мягкую, тёплую постель и спать до обеда. «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешную!» Голос умолкает.

На трамвайной остановке ёжатся на ледяном ветру несколько человек, с надеждой вглядываясь в даль. Некоторые мне знакомы — это наши прихожане. Становится чуточку легче — я не одна. Наконец появляется трамвай. Едем. Хочется спать. Читаю молитвы. И постепенно сонное уныние сменяется радостным предвкушением.

От остановки до храма — всего несколько десятков метров по старому кладбищу. Наверху, на пригорке между деревьями путеводный огонёк — светильник у образа святого благоверного великого князя Александра Невского. И вдруг понимаешь, так ясно и остро, что весь наш мир — внизу и в темноте, и только там, в вышних, у Господа — свет. Словно тает ледяная корка на сердце, оно бьётся часто и взволнованно, а ноги сами несут в гору.

«Благословенно Царство…» — и начинается литургия. С одной стороны, всё так знакомо и обыденно. А с другой… Каждая литургия — это чудо. Это то, к чему невозможно привыкнуть. Внутри всё замирает от благоговения — буквально в нескольких шагах от нас по молитве иерея творится непостижимое умом чудо: хлеб и вино претворяются в Плоть и Кровь Господа нашего. Разве можно привыкнуть к этому? Разве можно остаться равнодушным к тому, что эти люди, стоящие сейчас у солеи со скрещёнными на груди руками, через секунду примут в себя частицу Бога и приблизятся к Нему настолько, насколько это вообще дозволено смертному человеку?

Где двое или трое собраны во имя Моё, там Я посреди них (Мф. 18, 20). Конечно, мы об этом знаем. Но одно дело знать холодным разумом и совсем другое — впустить это знание в душу. Господь — здесь, рядом со мной! Неужели это я совсем недавно слушала увещевания лукавого и уже готова была поддаться ему, лишь бы не выходить из дома в холод и темноту?

Одна моя знакомая матушка говорила так: «До чего же мы, люди, глупы. Царь приглашает нас в Свой дворец. Он может дать нам всё, что мы попросим, вплоть до вечной жизни. Стоит только поверить Ему, стать Его добрым слугой и попросить. А мы? Ломаемся, выдумываем всевозможные отговорки, не идём. А если и придём, то что делаем во дворце? Глазеем по сторонам, болтаем с другими слугами и думаем о своём».

Воскресная литургия закончилась. Выхожу из храма с ощущением звенящей лёгкости во всём теле. Немного похоже на то, что испытываешь после успешно сданного экзамена. Кто знает, может, это и был один из тех экзаменов, которые мы сдаём всю свою жизнь.