Она родилась в далеком теперь 1926 году в канадской провинции Онтарио, куда эмигрировали её родители из Финляндии в поисках лучшей доли.

— Папа — вспоминает моя собеседница —  работал на заводе «Форд», мама, как это принято, была домохозяйкой.

Маленькая Хелен росла единственным ребёнком в семье. И, как и положено детям из благополучных семей, девочка пошла в школу в пятилетнем возрасте, где учили английскому, молитвам и математике, а сама школа была при православном монастыре. Преподаватели — монахини. Очень, очень строгие и какие-то торжественные, хотелось их радовать, хорошо учиться и, одним словом, делать то, что может вызвать у них счастливую улыбку.

Папа начал строить дом, а мама весной возле фундамента посадила фруктовые деревья и разные овощи, чтобы в зиму войти со своим урожаем. Жизнь, казалось, только начиналась. Осенью в новостройку провели водопровод, а в гостиной установили камин. Тот год выдался особенно урожайным на клубнику и помидоры, предполагалось, запасов хватит надолго…

Отца Хелен уговорили поехать в Советский Союз. Рассказывали, что жить там намного лучше, чем в Канаде, и ему обязательно предоставят работу на ответственной должности. Семья оставила дом, машину — попросту не успела продать — все сбережения отдала в фонд строительства социализма. Собирались почему-то быстро. С небольшими чемоданчиками отбыли в Советский Союз…

Картина, представшая перед финскими канадцами, скажем так, сильно отличалась от той, которую они себе представляли. Но назад хода не было. Ловушка захлопнулась. Семью Хелен направили в Кондопогу и разместили в бараке по полатям, на которых лежал лёд. Правда, ненадолго. Потом им всё же выделили крохотную комнату. Но это случилось после того, как девочка, спавшая на самом верхнем ярусе у потолка, простыла и заболела. Врачи «обнадежили» родителей, сказали, что их дочь не выживет, по этой причине в детской больнице к ней было отношение соответствующее. Первое русское слово, которое она запомнила — «доходяга».

А потом отца Хелен перевели работать на Горьковский автозавод, там было уже две комнаты с печным отоплением. В городе Горький девочка пошла в третий класс русскоязычной школы, в Кондопоге же она посещала финскую, где учились и преподавали такие же несчастные, как и их семья, но потом финнов быстро стали распределять по всему Союзу, так и не дав проститься друг с другом.

Рассказывает неторопливо:

— В городе Горький моя семья приняла советское подданство. «Мы теперь советские», — сказал папа с горечью, а мама расплакалась. Мне очень трудно было осваиваться в чужой среде, я скажу что-нибудь в классе, и надо мною все хором начинают смеяться. Я же по-русски ничего не понимала, ничегошеньки. А когда надо мной смеялись, я начинала плакать и плакала подолгу. Учительница даже как-то папе сказала, что у меня глаза больные, папа отвел меня к врачу, оказалось, у меня вполне здоровые глаза.

В феврале тридцать восьмого года отца Хелен обвинили в шпионаже и арестовали. Она хорошо помнит, как потом забирали папину одежду из тюрьмы, рукава оторваны, воротник болтается, пуговиц нету, повсюду следы запекшейся крови. Его пытали, мучили и двое любящих людей — жена и дочь — не могли облегчить ничуть его страдания. Потекли дни в тревоге за судьбу родного человека. Особенно тяжело было матери, она совсем не понимала по-русски.

За время бесконечных допросов и следствия Хелен стала взрослой. Одну встречу с отцом она и сейчас помнит до мельчайших подробностей и считает одним из самых главных событий в жизни. Папа опустился перед матерью на колени в комнате свиданий и произнес: «Спасибо тебе, родная, за то, что ты меня ни разу не упрекнула за эту безумную авантюру — поездку сюда, в Советский Союз»…

Вскоре его расстреляли. Тогда не Хелен, а уже Елена поняла, что ей, во что бы то ни стало, нужно учиться, чтобы выбиться в люди, потому что папа хотел видеть единственную дочурку образованной, пусть он с неба смотрит и радуется. И она училась. Работала и училась. В школе, в техникуме, в Ленинградском институте связи. Почему она выбрала Ленинград? Там Финляндский вокзал, Финский залив… Родина рядом… Встретила будущего мужа. Брак не просто счастливый, а очень счастливый. Почему? А она за всю жизнь ни в чем не упрекнула Его. Ни в чем. Никогда… Сейчас уже правнукам счет пошел.

… А когда открылся «железный занавес», поехала в Финляндию, сначала одна, потом с мамой. Разыскали своих родственников. Сколько было радости, слез, разговоров! Да разве это можно выразить человеческим языком? Елена смотрела на уютные финские домики своих родственников, на ухоженные леса, на почти игрушечные ниточки дорог и думала, что если бы её родители не совершили в своей жизни путешествия в Советский Союз, всё могло быть по-другому.

Внуки по Интернету нашли покупателей их канадского дома, списались с ними  и вскоре поехали в гости. Дружат семьями.