Читайте также: Маленькая женщина с огромным сердцем

Решение отправиться за мужем в Сибирь не было спонтанным и легким, Наталья Дмитриевна много молилась, плакала, думала о том, верно ли она поступает, оставляя малышей на попечении пожилых родителей, но «Они уже не двое, но одна плоть. Итак, что Бог сочетал, того человек да не разлучает» (Мф. 19:6).

В январе 1828 года Наталья Дмитриевна, простившись с родными, с тяжелым сердцем выехала из Москвы, её ждал долгий путь по Сибирскому тракту.  Казань, Пермь, недолгая передышка в Кунгуре, Тюмень, Тобольск – и она все дальше и дальше от семьи. В Читу, где в остроге содержалось более семидесяти декабристов, она приедет в марте 1828 г., через несколько недель ей исполнится только двадцать три года.

К тому времени в Чите уже жили Александра Муравьева, Мария Волконская, Екатерина Трубецкая, Елизавета Нарышкина и Александра Ентальцева, а следом за Натальей Фонвизиной приедут Александра Давыдова и Полина Анненкова-Гебль.

По прибытии в Сибирь, жены декабристов  давали подписку об отказе от семейной жизни. Им были разрешены свидания с мужьями два раза в неделю, по часу, в присутствии офицера. Поэтому большую часть дня они проводили сидя на большом камне, напротив тюрьмы, в надежде увидеть их и перекинуться парой слов.

Женщины жили неподалеку от острога в простых деревянных избах, где было мало места и окна прикрыты слюдой, им самим приходилось ходить за водой, рубить дрова, топить печи и готовить еду. Привыкшие к совершенно другому образу жизни, они были вынуждены приучаться к этим непростым занятиям и нередко приходили к Полине Анненковой смотреть, как она готовит обед, печет пироги и со слезами признавались, что очень завидуют её умению варить супы, печь хлеб, чистить курицу. Они с сожалением констатировали, что не были подготовлены к такой жизни.

Оторванные от дома, привычного образа жизни, не имеющие возможности постоянного общения с мужьями, женщины очень быстро сдружились и образовали небольшую семью, где все было общим: печаль и радость, сочувствие друг к другу. Сдружившись, они обменялись прозвищами, свидетельствующими о близости и доверии женщин: Муравьеву называли Мурашкой, Нарышкину – Лизхен, Трубецкую – Каташа, Фонвизину – Визинка…

Несмотря на дружбу, отношения Натальи Фонвизиной с дамами были непростыми, они не разделяли её религиозную экзальтированность, кроме того, она нередко во сне кричала, у нее были видения, так что слышно было на улице и соответственно мешало окружающим ее людям. Тревога за детей, невозможность находиться рядом с мужем и бытовые неудобства только усиливали болезненность Натальи Дмитриевны, она страдала от припадков и приступов непреодолимого страха.

Читинский остров уже не вмещал всех узников, в 1828 г. Николай I распорядился построить для декабристов тюрьму в Петровском заводе и к осени 1830 г. потребовал перевести туда заключенных. Это место расположено за четыреста километров к юго-западу от Читы и было в те время настолько глухим, что даже в III отделении не имели понятия, где оно находится. В населенном пункте, названном так Екатериной II, в честь Петра I, располагался железоделательный и чугунолитейный завод, на нем трудились работный люд, ссыльные разных мастей  и служащие. Основной деятельностью местного населения была добыча железной руды в шахтах, закрытым способом.

Вот в этот населенный пункт перевели декабристов, пешком, двумя колоннами, их сопровождали в собственных экипажах бездетные – Мария Волконская, Наталья Фонвизина и Елизавета Нарышкина. А женщины с детьми сразу уехали в Петровский завод, где и встретили колонны декабристов, стоя у дома Александры Муравьевой.

Перед отъездом из Читинского острога, женщины обратились  к шефу жандармов с просьбой жить вместе с мужьями в тюрьме, чтобы не разлучаться, и разрешение было получено.

Поэтому в  Петровском заводе бездетные женщины жили с мужьями в тюремных камерах,  посещая свои дома по хозяйственной необходимости, а женщины с детьми жили в домах и посещали мужей в тюрьме ежедневно.

Условия в Петровском заводе были многократно хуже читинских. Тюрьма была выстроена на болоте, и к заселению здание не просохло, несмотря на то, что печи топили дважды в день, они не давали тепла. Наталья Дмитриевна писала: «Вы себе и представить не можете этой тюрьмы, этого мрака, этой сырости, этого холода, этих всех неудобств. То-то чудо Божие будет, если все останутся здоровы и со здоровыми головами, потому что так темно, что заняться совершенно нечем».

В тюрьме, кроме холода, лезшего из всех щелей, людей изводила темнота, было мало света и не было окон, на что  Сергей Трубецкой часто говаривал: «На что нам окна, когда у нас четыре солнца!» эти слова были обращены к женщинам, жившим в тюрьме: Екатерине Трубецкой, Наталье Фонвизиной, Елизавете Нарышкиной и Анне Розен.

Женщины поддерживали декабристов, павших духом, успокаивали расстроенных и утешали огорченных. Оторванные от мира, запрещенные в переписке с родными, мужчины теряли вкус к жизни и умирали вначале морально, а затем и физически, как это случилось с Иосифом Поджио. Женщины не только поддерживали, но и цементировали скрепы, соединившие декабристов.

Два раза в день декабристов выводили на работы: ремонтировать дороги, рыть канавы, на мельницу, молоть зерно. На заводе декабристы не работали, их туда не допускали, боялись разлагающего влияния на других ссыльных. А по вечерам, в тюрьме, собирались вместе, Сергей Трубецкой был прекрасным рассказчиком, а Екатерина играла на фортепиано и пела, иногда читали вслух, «литературные произведения, не слишком серьезного содержания, и то была самая цветущая пора стихотворений, повестей, рассказов и мемуаров». Вне женского круга, который был просто не подготовлен к таким знаниям, декабристы читали собственные сочинения по истории русской литературы, военной истории, анатомии, химии и др. «Каторжная академия» сделала жизнь декабристов духовно насыщенной и интенсивной, о чем через много лет они вспоминали с теплотой.

А женщины вели интенсивную переписку за всех декабристов, так как последним она была запрещена. Они писали от своего имени родным, копируя иногда письма самих декабристов, на свое имя выписывали русские и иностранные газеты и журналы, получали посылки и корреспонденцию для декабристов. Каждой приходилось писать по десять-двадцать писем в неделю, почта из Сибири в Петербург отправлялась дважды в неделю и проходила три этапа цензуры: на первом письма читал комендант, затем – канцелярия иркутского генерал-губернатора и III отделение.

Тоска по сыновьям, родителям и тяжелые условия жизни подтачивали хрупкое здоровье Натальи Дмитриевны, она сильно занемогла, и немало ночей у её изголовья провели декабристы И.Д. Якушкин и доктор Ф.Б. Вольф, когда Михаил Александрович изнемогал от усталости. В бреду ей казалось, что у нее отнимают детей. В 1832 году Наталья Дмитриевна родила сына Богдана, а к концу года вышел указ о снижении сроков наказания декабристам, и М.А. Фонвизин должен был отправиться на поселение, но сразу оформиться не получилось. Наталья Дмитриевна ждала ребенка, и заболел сам Михаил Александрович, так что выехать на поселение в Енисейск им удалось только в 1834 году. Оба сына, Богдан и Иван, рожденные в Петровском заводе, умерли младенцами и похоронены там же.

Енисейск, куда переехали Фонвизины, был красивым городом, каменные дома и храмы с монастырями украшали его. В небольшом саду, возле дома, в котором они поселились, Наталья Дмитриевна стала разводить цветы. Ей доставляло огромное удовольствие ухаживать за садом, семена ей присылали из Риги, и каких только растений в садике не было – настоящая оранжерея!

В Енисейске Фонвизины жили очень уединенно, им нравилась такая жизнь. Они познакомились и подружились с чиновником Дмитрием Ивановичем Францевым и его семьей, а Мария Францева стала не только подругой, но и фактически воспитанницей Натальи Дмитриевны. Девочка много времени проводила в семье Фонвизиных, и Наталья Дмитриевна имела на нее огромное нравственное влияние.

Однако климат Енисейска оказался губителен для здоровья Михаила Александровича, он тяжело заболел, и Фонвизины обратились с прошением перевести семью в более южный климат. В начале 1836 года Фонвизины смогли переехать в Красноярск, где знакомятся с жившими на поселении братьями Бобрищевыми-Пушкиными, Анненковыми и П. Свистуновым. Но прожили они в Красноярске недолго, так как в 1838 году распоряжением свыше всех указанных декабристов с семьями переводят в Тобольск.

После Енисейска и Красноярска Тобольск произвел на Фонвизиных гнетущее впечатление: ужасающая грязь улиц, отсутствие тротуаров и маленький, унылый домишко. Первый год жизни в Тобольске они позднее сравнят с ночью.

По приезду в Тобольск Наталья Дмитриевна получает известие о смерти отца и обращается с прошением позволить ей навестить мать, которая осталась одна после смерти мужа и начала слепнуть; в прошении она обещает не видеться с сыновьями. В свою очередь мать Фонвизиной сама неоднократно обращается с просьбой позволить ей увидеться с дочерью, в прошениях было отказано. В 1842 году мать Натальи Дмитриевны умрет, так и не встретившись с дочерью. Михаил Александрович также по приезду в Тобольск подает прошение об отправке его рядовым на Кавказ, но власти сочли его возраст преклонным и отказали в этом.

В Тобольске Фонвизины проживут последние 16 лет ссылки. Вокруг них сложился кружок прогрессивно настроенных чиновников, в котором обсуждались проблемы развития Сибири. Михаил Александрович продолжал изучение истории и писал труд «Обозрение проявлений политической жизни в России». А для Натальи Дмитриевны наступил период насыщенной духовной жизни: с утра она подолгу молилась, читала богословские книги и писала духовные заметки. Из своей комнаты выходила только к обеду, а затем трудилась в саду, с ранней весны до поздней осени. По вечерам в доме Фонвизиных собирались друзья: Анненков с семьей, А.П. Барятинский, П. Свистунов, П.Бобрищев-Пушкин и др. В Тобольске Наталья Дмитриевна знакомится  с протоиереем С.Я. Знаменским, который был духовником декабристов, отбывающих ссылку в Кургане, Тобольске и Ялуторовске. Они вели богословские беседы и споры, и священника поразила духовность, мудрость и терпение тридцатилетней Фонвизиной. Когда Знаменского перевели в Ялуторск, Фонвизины приютили его сына Михаила у себя, и он стал их воспитанником. Будучи людьми высокообразованными, Фонвизины многое смогли дать мальчику: заметив в нем талант художника, они отдали его в обучение местному живописцу, а затем отправили в Петербург учиться живописи в Образцовую духовную семинарию. Однако иконописцем Михаил Знаменский не стал, но удивительный сплав художественного и писательского талантов позволил ему создать акварельные портреты декабристов, иллюстрации к работам К.Рылеева и П.П. Ершова, серию пейзажей и написать книги о Тобольске.

Они очень надеялись, что им разрешат привезти сыновей Дмитрия и Михаила, но даже не догадывались, что мальчики растут ленивыми и избалованными бездельниками. Как ни пыталась воспитывать их бабушка, мать Наталии Дмитриевны, все ее труды пропадали даром и, понимая тщетность своих усилий, она передала заботу о внуках брату Михаила Александровича – Ивану. Однако это не принесло каких-либо результатов, преданный брату  и его семье, Иван Александрович тем не менее не смог ничего изменить. Дмитрий и Михаил родителей знали по портретам и письмам, которые приходили регулярно, однако написание писем в Сибирь они считали тягчайшей обязанностью и старались её не исполнять.

Не увидев мать перед смертью, Наталья Дмитриевна мечтала увидеться с сыновьями, но этому не суждено было сбыться. В 1850 году старший сын Дмитрий умрет от чахотки в семье ближайшей подруги Натальи Дмитриевны Поливановой. Через год, там же, от чахотки умрет и младший сын Фонвизиных – Михаил. Наталья Дмитриевна напишет Знаменскому: «Говорят, что время все сглаживает; я не замечаю этого! Если мое горе не так остро и не так жгуче, как в первые минуты, зато оно теперь все более распространяется в моем сердце, сливается с моими чувствами и ощущениями, объемлет все мое существование. Душа так наболела, что мне даже трудно представить себе, чтобы когда-нибудь было иначе. Время, исцеляющее других, меня все более и более поражает…»

Кроме Михаила Знаменского и Марии Францевой, Фонвизины воспитали двух девочек – Прасковью Яковлеву и Антонину Дмитриеву, детей из бедных семей. Фонвизины привезут их с собой в Москву и по достижении возраста выдадут замуж.

Фонвизины, будучи людьми состоятельными, много занимались благотворительностью: жертвовали на постройки и ремонт храмов, помогали деньгами, продуктами и теплой одеждой бедным и сиротам, декабристам, полякам-революционерам, петрашевцам. Немало жертвовали на медицинские цели, особенно в период эпидемии холеры, прошедший по стране в 1848 году.

О нравственно-религиозном влиянии скажем особо. В первые годы брака Михаил Александрович был атеистом, и цель своей жизни рядом с мужем Наталья Дмитриевна видела в спасении его души – путем приобщения  к христианству. И ей удалось приблизить супруга к Богу. Спустя десятилетия о нем напишут: «Выдающийся философ и мыслитель, чье творчество особенно расцвело в Сибири, создатель оригинальной теории русского христианского социализма, Михаил Александрович Фонвизин был истинно православным и вполне русским человеком».

Такое же огромное влияние оказывали Фонвизины на тех, кто был рядом с ними в Сибири. Они помогали священникам, монахам, прихожанам; при их материальной поддержке, а также Петра Николаевича Свистунова, Павла Сергеевича Бобрищева-Пушкина, Дмитрия Ивановича Францева, в деревне Подрезово, что в двадцати пяти верстах от Тобольска, была построена церковь, а икону для церкви написала Наталья Дмитриевна.

Продолжение следует…